– Практически уже совсем, – подтвердила Коваль. – Но на такую аферу его остатков мозга хватило вполне.
– Чего о твоей охране не скажешь! – высказал Егор.
Она попросила:
– Оставь пацанов в покое, ради бога! Рэмбо все осмотрел, но этот паршивец, видимо, в шкафу сидел в кабинете массажа. Что ж теперь – в тумбочки лазить?
– Если надо, то и не туда еще будут заглядывать! – не унимался муж.
– Я сказала – хватит! – отрезала Марина таким тоном, что он замолчал.
– А ведь я нашел того, кто вас сдал, Марина Викторовна, – произнес Розан. – Это Катька, администраторша. Сучка беспонтовая, ей пригрозили, и вместо того, чтобы мне позвонить, она согласилась.
– Где она? – раздувая ноздри, спросила Коваль, вмиг став собой, прежней.
– В подвале сидит, в «Роще», там пацаны с ней, но я распорядился не трогать пока.
– Все правильно сделал. Едем! – приказала она, вставая и отставляя на столик кофейную чашку.
– Куда опять собралась? – возмутился Малыш.
Но Марина перебила:
– Родной, мне НАДО! И не пробуй меня остановить, ты знаешь, что это невозможно. Касьян, сапоги и шубу!
Касьян пулей слетал в прихожую, принес требуемое. Марина согнулась, чтобы надеть сапоги, скривившись от боли внизу живота, но справилась, закусив губу. Набросив короткую голубую норку с капюшоном, вылетела из дома в сопровождении телохранителей, чтобы только не видеть взгляда, которым ее провожал Егор.
Черный «Геленваген» окружили джипы розановских пацанов, и кортеж понесся в «Рощу». Коваль, сидя с сигаретой в машине, велела привести идиотку Катю, не сумевшую понять, что месть хозяйки будет похуже, чем угрозы Воркуты. Она оказалась в полном порядке, ее никто и пальцем не тронул, зная, как крут бывает Розан, велевший чего-то НЕ делать.
Стоя в плотном кольце быков, затянутых в кожаные куртки и короткие дубленки, девица тряслась от страха и озиралась по сторонам, ничего не понимая. Марина пошла к ней через молча расступающуюся толпу, остановилась напротив одуревшей от неизвестности Кати и уставилась ей в глаза.
– Что… что вы хотите от меня, Марина Викторовна? – пролепетала она, съеживаясь.
Коваль молчала, разглядывая ее.
– Я не виновата, Марина Викторовна, – заговорила девица, стараясь убедить в этом скорее себя, остальным-то и так все было ясно. – Они меня заставили, угрожали изнасиловать, если откажусь…
– Так что ж ты, курва, твою мать, мне-то не отзвонила? – подал голос из-за Марининого плеча Розан.
Но та пресекла:
– Сейчас я говорю, а ты молчишь. И что, тебе не понравилась такая перспектива, да, дорогая?
– Вы думаете, это не страшно?
– Я не думаю; благодаря тебе я теперь точно знаю, как это бывает. Почему ты решила, что со мной ничего не может произойти?
– Я не знала, что они… так с вами поступят, – прошептала она, вытирая глаза.
– Не знала? Что ж, теперь узнаешь. Причем на собственной шкуре, – отрезала Коваль. – Розан, она ваша. Только без фанатизма.
– Не надо, Марина Викторовна, – падая на колени в снег, снова заплакала Катя. – Я прошу вас, не надо…
Марина присела на корточки и, глядя ей в расширившиеся от ужаса глаза, тихо сказала:
– Я тоже просила – не надо, хватит, не могу больше, но они не прекращали, три огромных быка, сменяющие друг друга… У меня уже не было сил, а они все продолжали, по одному и хором… И никто не мог помочь мне… И ты виновата в этом, потому что решилась помочь им. Так что – извини!
Она поднялась и махнула Розану, садясь в джип. Пацаны были рады подарку…
Коваль вдруг решительно велела водителю пересесть назад, но он возразил:
– Егор Сергеевич запретил…
– Разве тебе Егор Сергеевич платит? – удивилась она. – А ну вон из-за руля!
Он нехотя подчинился, а Касьян пробормотал, пристегиваясь:
– Ну, бля, началось…
Хозяйка повернулась к нему:
– Если в штанах мокро, можешь вылезать и подождать здесь. Или присоединись к общему празднику.
Но он, разумеется, отказался. Марина завела мотор и вылетела на трассу с такой скоростью, что джип охраны едва догнал. Она носилась по пустой дороге туда-сюда на бешеной скорости около часа, пока не почувствовала, что ее отпустило. Привыкшая ко всему охрана помалкивала, а вот водитель, кажется, все это время читал молитвы, и, когда хозяйка остановила «мерин» во дворе, даже перекрестился украдкой. Открыв дверцу, Коваль спросила у курившего на крыльце Розана:
– Что там?
– Отрубилась, – ответил он, пожимая плечами.
– Везет ей, – ухмыльнулась Марина. – Мне это так и не удалось почему-то, до шести утра мочалили.
– Не надо, Марина Викторовна! – взмолился Розан, скривившись, как от зубной боли. – Не вспоминайте, я даже слушать не могу…
– А делать – можешь? – зло спросила Марина, вытаскивая сигарету.
Он молчал, глядя на нее с удивлением. Вообще-то он не ожидал от хозяйки такой жестокости в отношении проштрафившейся девицы. Да Марина и сама не понимала, как решилась. Но, черт побери, почему она должна жалеть эту безмозглую овцу, ведь Катя-то не пожалела ее, когда впускала в кабинет Илью?! Почему над Мариной могли поглумиться Ванины быки, а над Катей, которая подставила ее, – нет?
Внезапно ей все надоело, и она прошла мимо Розана в дом, где развлекались пацаны. Войдя, рывком стащила с находящейся в отрубе девицы очередного любителя групповушки и заорала:
– Все, хватит, хорошего понемногу! Вон отсюда все! Да, сначала приведите ее в чувство – мне с ней поговорить надо…
Коваль долго вглядывалась в лицо пришедшей в себя Кати, а потом тихо сказала:
– Надеюсь, ты все поняла. Скажи спасибо, что мои пацаны не такие звери и отморозки, как те, которым ты сдала меня. Они тебя просто трахнули по очереди, а не отмочалили хором, как меня.
– Убейте меня лучше, – попросила та, глядя в потолок. – Я не смогу жить с этим.
– Да? – зло спросила Марина. – А я – могу жить? Значит, и ты сможешь.
Поднявшись, она выбежала на крыльцо, крикнув:
– Домой!
В машине всю дорогу стояла гробовая тишина. Касьян и Рэмбо глядели в окна, Коваль тоже молчала, куря сигарету за сигаретой. Проводив ее, они ушли к себе. А Марина села в кресло в каминной, как была, в сапогах и шубе, и налила текилы из стоящей на столе бутылки. Выпив, плеснула сразу еще, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она закрыла глаза, откинув голову на спинку кресла, и поплыла куда-то. Прикосновение рук, стягивающих сапоги, заставило вздрогнуть, вернув из заоблачных высот. Егор, сидя на корточках перед креслом, разувал жену.
– Как ты, малыш? – спросил он, выкидывая дорогущие сапоги в коридор.
– Хреново, – призналась она, беря сигарету. – Малышев, как ты живешь со мной? Ведь я – чудовище…
– Прекрати, не надо, – попросил он, расстегивая шубу. – Слава богу, ты вернулась к жизни. Не представляешь, как мне тяжело было видеть тебя в таком состоянии. Прошу тебя, позволь мне помочь, ведь я твой муж. Я должен снять с твоих плеч хоть часть проблем. И, ради всего святого, перестань думать о том, что случилось.
