произносит громко, хотя и заплетающимся языком:
– Я… хочу… побыть… здесь.
Услышав эту фразу своими ушами, доктор Шефер от изумления едва не теряет дар речи:
– Что за цирк, черт подери!..
Доктор Фрёлих не может удержаться, чтобы не поддразнить коллегу:
– Конечно, цирк! Абракадабра! Не прошло и десяти минут, как он стал моим пациентом, а уже болтает без умолку!
В ответ доктор Шефер лишь корчит недовольную гримасу.
В последующие недели пациент А говорит еще неуверенно и вынужден снова учиться бегло артикулировать звуки. Доктор Фрёлих уделяет ему несколько часов в день и однажды даже берет пациента к себе домой, что приносит невероятный прогресс. В воспоминаниях больного начинает прослеживаться хоть какая-то хронология. И с каждым днем он вспоминает все больше.
Через несколько лет санитар Генрих П. получит от бывшего пациента А. виллу в подарок. Доктора Фрёлиха ожидает грандиозная карьера. Но до этого пока еще далеко.
После пяти недель тесного общения врач с Александром едут в трамвае по Мюнхену. Доктор Фрёлих повез больного на экскурсию исключительно на свой страх и риск. Юноша проявляет интерес к прогулке и искреннюю любознательность. Но многие из его вопросов странны и причудливы.
– А фюрер на самом деле умер?
– Да, насколько известно. Думаю, это правда. Будем считать, что это действительно так.
– Его… съели американцы?
Доктор Фрёлих не знает, что и ответить. Может, у юноши и в самом деле психическое расстройство? Очень уж многое из того, что он говорит, наводит на такие мысли.
Июльский полдень 1949 года. Они стоят вдвоем на израненной земле, поросшей травой. Доктор и Александр смотрят на остатки подъездной дороги к Ледяному дворцу. От здания осталась лишь обугленная коробка, от китайского павильона – полуразрушенный фундамент, а все деревянные части без остатка поглотил огонь. Алекс одет в старую одежду большего, чем нужно, размера – ее он получил в подарок от доктора.
– Вот здесь вы и жили, как ты говоришь?
Алекс кивает.
– Скажи, еще раз, как звали твоих сестренок?
– Коко.
– Обеих, что ли?
Алекс пытается сосредоточиться, неуверенно, словно извиняясь, отвечает «да» и, сам не веря в то, что такое может быть, делает расстроенное лицо.
Они проходят еще несколько кварталов.
– А что было здесь?
– Софи…
– Софи, а как ее фамилия?
Этого Алекс не помнит, и из его груди вырывается тяжелый вздох.
– Твоя девушка?
– Нет. Мы с ней заболели. У нас сыпь…
– Гм… В какую школу ты ходил?
– Учителя… приходили…
– О-о. М-да. Как и пристало благородному семейству. Может, ты вспомнишь еще кого-нибудь из родственников?
Алекс глубоко задумывается, затем с его лица спадает напряжение, и он улыбается:
– Тетя. Она была… хи-хи-хи.
Многозначительно кивнув, доктор Фрёлих записывает в свой блокнот:
– Как вы думаете… все совпадает?
Доктор пока не решается давать окончательный ответ.
– Да, в свое время там жили Брюккены. И Александр фон Брюккен действительно считается пропавшим без вести. Это достоверная информация. Собственно, затем мы с тобой и пришли сюда.
Они идут по узкой улице вдоль шеренги двухэтажных домиков с малочисленными подслеповатыми окошками. Доктор Фрёлих звонит в дверь, на которую указывает ему Александр; им отворяет женщина лет пятидесяти. Доктор представляется ей.
– Так, я вас слушаю! – Женщина вытирает руки о грязный передник.
– Скажите, здесь жила когда-нибудь девушка по имени Софи?
– Вот не знаю. А вы по какому вопросу?
Алекса вдруг сотрясают телодвижения, похожие на танец.
– Курц!
– Что-что?
– Фамилия ее была Курц! У нее… еще подружка… Злючка… – Он изо всех сил стучит себя по лбу, но имя девушки так и не всплывает из омута его памяти. – Подружка! Дурак! Задница!
Доктор Фрёлих извиняется: дескать, молодой человек, к сожалению, перевозбудился… Пятидесятилетняя собеседница недовольно фыркает и закрывает дверь.
Перед заводскими корпусами Александр становится тихим и торжественным, его глаза светятся гордостью. Здания до сих пор выглядят солидно и внушительно.
– Все это принадлежало вам?
Алекс кивает:
– Нам! Мне!
– Но ведь тебя здесь никто не признает!
– Часы!
Александр демонстрирует свои наручные часы. Каждую минуту он вспоминает что-то новое. Конни и Кози. Гогенштейн. Дюрер. Фотографии.
– Может, подождем, пока ты вспомнишь побольше, и затем придем сюда снова?
– Кеферлоэр!
– Кто это такой?
– Рыба. – Алекс грызет ногти.
– Что с тобой? Как ты возбудился…
– Я… знаю! Кеферлоэр! Там!
Они заходят в вестибюль административного корпуса завода. Голые стены, высокий потолок. До боли знакомая обстановка, совсем как до войны. Дежурная в стеклянной будке расширяет глаза при виде странной пары – пожилого седого господина в массивных очках и юноши в нелепых, слишком широких для него брюках.
– Добрый день. Смею представиться, доктор Фрёлих. Мы хотели бы поговорить с господином… Кеферлоэром.
Поправляя обесцвеченные локоны, женщина в будке мягко возражает:
– Директор сейчас на важном совещании. Вам к сожалению, не повезло. Сегодня он никого не принимает.
Понизив голос, доктор Фрёлих доверительно говорит о том, что у него дело невероятной важности…
– Нет-нет, это невозможно. Извините. Я могу связать вас с секретариатом, и вам назначат день и час приема. Вы по какому вопросу?
В этот момент Александр вмешивается в разговор и говорит, пристально глядя на даму, едва ли не обнюхивая ее:
– У вас… всегда длинные волосы, и не такие желтые… Выглядела… так классно!
Доктор Фрёлих оттесняет молодого человека от будки, берет его за плечи и извиняется перед
