дежурной.
– Наверное, он имеет в виду, что раньше у вас был другой цвет волос. Это правда?
– Ну, что такое, я прямо не знаю! Хорошо, это правда. И что из того?…
– Может быть, вы знаете этого мальчика?
По лицу дежурной видно, что особых сомнений у нее нет. Действительно, его лицо она где-то видела. Оно ей даже как будто знакомо.
– Э-э-э…
Она не решается высказаться определенно. Ситуация становится для нее какой-то щекотливой и начинает беспокоить.
Алекс дрожит. В какие-то моменты кажется, что он вот-вот упадет в обморок. Он дергает себя за края одежды, пока окончательно не приходит в себя, затем хрипит вполголоса, словно боясь своих слов:
– Я… Александр фон Брюккен! Пропустите меня! Пожалуйста!
Дежурная не проявляет особых эмоций. Но вся эта сцена, без сомнения, подействовала на нее. Она молчит, покусывая кончик карандаша. Маленького сына бывшего шефа она видела всего-то раз или два. Хотя похож, ничего не скажешь. И чего эти двое от нее хотят?! Как бы с работы из-за них не поперли!
– Господи более мой, ну чего вы от меня хотите?
– Похоже, он говорит правду. Помогите же нам!
– Со светлыми волосами вам лучше, – говорит Александр.
– А ну, хватит дерзить, молодой человек! – Но дежурная говорит это лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Затем встает и машет рукой так, словно трясет кастаньетой. – Ладно, что с вами делать… Идите за мной!
Держась за руки, доктор и Алекс поднимаются по лестнице и вскоре оказываются в торце длинного пустого коридора перед массивной дверью красного дерева.
Нервы у дежурной уже на пределе. Она предпочитает ретироваться и говорит перед уходом:
– Скажете там, что ухитрились прошмыгнуть мимо вахты и вас не заметили, хорошо?
Доктор Фрёлих благодарно кивает ей, и женщина удаляется. Затем доктор поворачивается к своему подопечному и ласково щиплет его за щеку:
– Так что, идем или нет?
– Кнут, отец. Конни. Козима. Фелиция, мама.
– Пошли!
Фрёлих распахивает дверь в конференц-зал. Врач возбужден не меньше своего пациента и успокаивает себя лишь тем, что ничего страшного ему не грозит, в худшем случае привлекут за незаконное вторжение на чужую территорию.
Большое светлое помещение. Идет совещание членов правления. Во главе длинного стола восседает Кеферлоэр, по правую руку – его сын Лукиан. Напротив Лукиана, в инвалидной коляске у окна, – тетушка Хильда. Как единственный оставшийся в живых член семьи фон Брюккенов, она присутствует на главном совещании по итогам года в качестве почетного гостя и главной наследницы. Старушку давно хотят признать недееспособной: процесс по этому делу тянется уже год, но по каким-то причинам судьи медлят с окончательным решением. Очевидно, причина кроется в неоднозначном состоянии тетушки – как ни странно, у нее случаются проблески сознания.
Семь членов правления, солидные седые господа, с изумлением смотрят на незваных пришельцев. Кеферлоэр удивленно поднимает брови, но ситуация скорее забавляет, чем возмущает его.
– Эт-то еще что такое? – Он пристально смотрит на юношу, их взгляды встречаются. – Кто-нибудь скажет мне, в чем…
Кеферлоэр спотыкается. Он внезапно догадывается,
Александр делает шаг вперед и кладет на стол свои часы.
– Здравствуйте, господин Кеферлоэр!
– В чем дело? Что все это значит?
– Хи-хи-хи, – смеется тетушка Хильда.
– Лукиан! Привет!
– Александр?
Лукиан, который сидит здесь лишь для того, чтобы любоваться на отца, наконец-то вкусившего настоящей власти, произносит волшебное слово, что повергает всех присутствующих в растерянное изумление. Участники совещания начинают перешептываться.
Кеферлоэр сильно взволнован, однако не собирается сдаваться так сразу:
– Чепуха. Какой Александр?! И ничуть не похож. А это кто? Что это за человек? – Он указывает на доктора Фрёлиха.
Смущенно откашливаясь, тот сообщает свое имя и звание.
И тут тетушка Хильда восклицает:
– Александр? Это ты? Иди же, иди ко мне! Подойди же скорее ко мне, дитя!
У всех заседающих глаза лезут на лоб. Старушка так долго была не в себе, а тут – подумать только…
– Какой ты стал большой… Ах. Это чудесно. Ах, дайте мне, дайте шампанского! Какой большой ты стал!
Тетушка Хильда тянет к Александру костлявые руки, но тот притрагивается к ней лишь на мгновение – брезгует старческими пятнами, в обилии покрывающими ее высохшую кожу.
Кеферлоэр не знает что и сказать, какую стратегию поведения выбрать. На его лице отражается внутренняя борьба.
Тетушке Хильде подают бокал шампанского на подносе. Веселая лукавинка светится в ее глазах, и старушка спрашивает у племянника, привел ли он с собой сестренок?
– Нет, тетя Хи-хи. Ведь их нет на свете, наших Коко.
– Хи-хи-хи-хи.
Алекс поворачивается к Лукиану и неловко протягивает ему руку через стол.
Это исключительно важный момент. Он имеет множество последствий. Некоторое время стояла звенящая, напряженная тишина, не происходило ничего, абсолютно ничего. Лукиана раздирали противоречия, он поднялся с места и… снова задумался. От одного отцовского взгляда Лукиана прошиб пот. А затем… затем он посмотрел мне в глаза и принял протянутую руку. Он сделал выбор между
– Это действительно он. Это Александр!
Гневно раздув ноздри, Кеферлоэр-старший покачивал головой, не решаясь произнести ни слова. Похоже, он сообразил, что меня не удастся просто так проигнорировать, в любом случае начнутся разбирательства.
Когда я снова увидел знакомые лица, на меня нахлынула лавина новых воспоминаний. Это походило на второе рождение, на то, как цыпленок, вылупившись из яйца, впервые видит свет, И я снова обрел дар речи, ко мне ежесекундно возвращались тысячи слов.
– Как у тебя дела, Луки? – Казалось, что с момента нашей последней встречи прошло всего каких-то два месяца. Я дружелюбно посмотрел на старого Кеферлоэра. – Рыба не тонет…
Эти слова сразили его наповал. Он смотрел на меня в ужасе и смятении. Пока не прозвучала его собственная цитата, он все еще надеялся представить меня самозванцем, которого со временем удастся разоблачить.
– Александр?… – В его глазах отчетливо проступали недоверие и страх.
– Самолет… – произнес я; и Кеферлоэр, видимо, подумал, что это какой-то намек.
Он ошибся. В тот момент я вспомнил лишь о том, что в моей жизни с самолетом связана какая-то особая история; только несколькими секундами позже смутное воспоминание обросло новыми словами и образами, сложилось в стройную цепь.
– Боже мой! – Побледневший Кеферлоэр поднялся с места, быстро подошел ко мне и крепко обнял –
