— Нет времени. В сутках двадцать четыре часа, и мне их не хватает. Ибо я преисполнен решимости постичь все, что касается великого вопроса нашего времени.
— Реформации?
— Да, друг мой. Нам повезло жить в эту захватывающую эпоху.
— Я из богатой семьи, — быстро проговорил Эдгар. — Мой отец тебе заплатит.
— Мне не нужны деньги. Я жажду лишь знаний. Так что извини.
— Подожди! — крикнул он, удивляясь своей настойчивости.
Жана надо было как-то уговорить. Эдгар решился нарушить клятву, данную самому себе. Выхода не было.
— В благодарность за помощь в учении, — выпалил он, — я покажу тебе кое-что. Чего ты прежде не видел.
Жан поднял брови.
— Ты меня заинтересовал, Эдгар. И что это?
— Книга.
— Какая?
Осознав, что Рубикон перейден, Эдгар опустился на колени и вытащил из сундучка большой отцовский фолиант:
— Вот она.
— Посмотрим.
Жан полистал книгу и с изумлением взглянул на Эдгара.
— Год 1527-й от Рождения нашего Господа. Но большинство сроков тут еще не наступили. Как такое может быть?
— Я тоже раздумывал над этим, — отозвался Эдгар. — И прими во внимание: книге сотни лет. В нашей семье ее передавали от отца к сыну много поколений. И только теперь грядущее стало настоящим.
Жан добрался до места, где были вложены листы пергамента.
— А это что? Письмо?
— Я его еще не читал. Не успел. Отец упоминал как-то, что у него есть письмо, в котором говорится о книге. Я знал, где он его прячет, и взял, когда покидал Англию в прошлом месяце. Надеялся, что здесь, в Париже, не торопясь прочту его, но нет ни времени, ни сил. К тому же оно написано на латыни. Как тут разберешься, если от голода постоянно кружится голова.
— Твой отец знает, что ты взял книгу? — строго спросил Жан.
— Нет. Но это не кража. Книгу и письмо я намерен вернуть. Полагаю, это не большой грех.
Жан погрузился в чтение послания настоятеля, быстро пробегая глазами по строчкам латинского текста, будто они написаны на его родном языке, французском. Отложив первый лист, он молча принялся за второй. Эдгар напряженно следил за выражением его лица.
Жан Кальвин читал без перерыва пятнадцать минут. Перевернув последний лист с единственной надписью «9 февраля 2027 года», поднял голову и прошептал:
— Невероятно.
— О чем там сказано? — взмолился Эдгар. — Просвети меня, Бога ради.
— Боюсь, Эдгар, что историю эту измыслил либо безумец, либо человек с нечестивой фантазией. Твое сокровище определенно следует предать огню.
— Нет. Отец говорил, что это книга истинных пророчеств.
— Ну что ж, позволь мне рассказать тебе о бессмыслице, написанной настоятелем Феликсом, и тогда ты сможешь судить сам. Я буду краток, ибо, если Темпет застанет нас в столь поздний час, мы определенно познаем адовы муки.
22
На следующее утро Эдгар проснулся не таким несчастным, как накануне. Он спрыгнул с кровати, воодушевленный вчерашним открытием. Жан относился к посланию настоятеля насмешливо-скептически, но Эдгар верил всему, о чем там говорилось.
Наконец открылась тайна семьи Кантуэлл и смысл странной книги. Но важнее всего было то, что он обрел друга и больше не чувствовал себя одиноким в чужом враждебном городе. Жан оказался добрым, внимательным и вовсе не высокомерным. Эдгара презирали в семье все, особенно отец и брат. В колледже он постоянно чувствовал презрение наставников. И был сыт этим по горло. А французский юноша общался с ним как с равным.
Вчера они долго спорили, правдиво ли это послание или оно бред безумного монаха. Эдгар решил, что некоторые записи книги можно проверить, и был благодарен Жану, что тот согласился.
В часовне молодые люди переглянулись, и француз опять подмигнул. Эдгар был на седьмом небе. Потом они украдкой обменивались взглядами за молитвой, в аудитории и за завтраком. И вот наконец после полудня наступило заветное время отдыха. В их распоряжении было всего два часа, но, если повезет, этого времени должно хватить. Другая возможность появится только через неделю.
Они вышли во двор. Шел густой снег, подгоняемый резким порывистым ветром.
— Давай, — поторопил его Жан. — У нас мало времени.
Он по-прежнему считал историю настоятеля вздором, но предстоящее приключение забавляло его. За воротами колледжа они пересекли шумную улицу Святого Сенфорьена, уворачиваясь от повозок и обходя кучи конского навоза. К счастью, никого из населявших округу головорезов поблизости не было.
По лабиринту скользких от грязи и льда улочек со множеством кузниц, лавок торговцев и менял они добрались до рю Дантон. Здесь уже было вполне прилично. Конечно, не так, как на бульваре Сен-Жермен, но дома на этой улице были трехэтажные. Поддерживаемые кронштейнами верхние этажи выступали на дорогу. В окраске фасадов преобладали красный и синий цвета, многие были выложены декоративными плитками. Лавки и таверны украшали выразительные живописные вывески.
Дом номер 15 находился рядом с Сеной, величественно несущей мимо свои серые воды. В отдалении, на острове Сите, вздымался собор Парижской Богоматери. Эдгар посетил его в свой первый день в Париже и с тех пор постоянно вспоминал о нем. Он считал это великолепное сооружение верхом достижения человеческого разума и мечтал побывать там снова.
Интересующий их дом стоял вплотную к лавке кухонной утвари и был единственным черно-белым строением в ряду.
— Апартаменты месье Нодина находятся на втором этаже. Видимо, вон там. — Жан показал на окна.
Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж и постучали в зеленую грязную дверь. Никто не отозвался. Они опять постучали, громче и настойчивее.
— Эй! — крикнул Жан. — Мадам Нодин, вы здесь?
Сверху, шаркая, спустилась женщина.
— Чего вы так шумите? Мадам нет дома.
— Могу я спросить, где она? — вежливо осведомился Жан. — Мы школяры из колледжа. Месье Нодин сказал, что мы можем сегодня нанести ей визит.
— Ее позвали.
— Куда?
— Недалеко. Дом восемь по рю Сугер. Она там.
Переглянувшись, юноши побежали. Месье Нодин, привратник колледжа Марше, грубый, с нечесаной бородой, ненавидел школяров за исключением Жана Кальвина. Лишь этот благородный молодой человек оказывал привратнику должное почтение. Никогда не забывал сказать «спасибо» и «пожалуйста», а на праздники непременно давал одно или два су. Из разговоров с привратником Жан знал, что его жена повитуха, и вчера весьма кстати об этом вспомнил.
На рю Сугер находились мастерские ткачей и лавки тканей. Там же жили и их владельцы. На улице
