и снизу матрацы в стопках были обсыпаны дустом. Два дня солдаты батареи ходили в полушубках, сверкая голыми коленками из-под их полы.
Когда белье и обмундирование высохло, а матрацы были выбиты палками, Коростылев со всеми офицерами разделись у арыка для помывки, приказав всем следовать их примеру. Простуды солдат он не боялся — все дружно, с шутками-прибаутками и подколками, получив по куску мыла, с удовольствием стали купаться, стоя на снежном берегу арыка, намыливая головы и терев друг другу спины.
Зато на третий день, при тщательном осмотре солдат не было и в помине ни вшей, ни грязных рубашек, кальсон и тельняшек. Солдаты выглядели посвежевшими и здоровыми. С этого дня офицеры батареи взяли для себя правилом каждый день следить за чистотой каждого солдата, его белья и матраца. Командиры рот батальона, у которых солдаты тоже мучались от невозможности привести себя и обмундирование в порядок, последовали за артиллеристами и послали своих старшин кто-куда, лишь бы достать мыла и дуста.
«Здравствуйте, мои дорогие Наташенька и доченька Анечка!
Получил сегодня ваше письмо и нет счастливее меня во всем Афганистане! Я смотрю, любимая Наташенька, на твой знакомый и родной почерк и, невольно, вижу тебя, твое лицо, руки, плечи, всю тебя. Я очень скучаю по вам, дорогие мои, и жду своего отпуска, чтобы лететь к вам на крыльях. Ты спрашиваешь, Наташа, будет ли у нас отпуск? Мы тоже интересовались этим у своего командования и узнали, что очередные отпуска офицерам положены и мне запланировали июль месяц, если в штабе что-нибудь не переиграют. Так что есть надежда через каких-нибудь три месяца нам встретиться и хотя бы один месяц побыть всем вместе втроем, не разлучаясь ни на минуту.
У меня все хорошо. Батарея наша дружная, снабжение питанием и всем остальным идет по первому сорту. Ты не поверишь, Наташа, но здесь, на юге, у нас лежит снег до сих пор. Это из-за высокогорья. В долинах его, наверное, и не было. Вчера, 1-го марта, в первый день весны, мой командир, капитан Коростылев, предложил интересную вещь. В нашей офицерской комнате были две клетки для птиц, сделанные из ивовых прутьев. В них жили щеглы, интересные и красивые птицы. Нам их подарили солдаты седьмой десант-но-штурмовой роты, привезя их из покинутых афганцами домов. Эти щеглы очень мило скрашивали нашу походную жизнь. И вот утром, 1-го марта, Коростылев предложил мне ознаменовать начало весны и выпустить птиц на волю, пусть хоть они будут свободными, летят к своим любимым, что этим поступком мы тоже приблизимся к своим семьям. С крыльца нашей казармы мы с ним открыли клетки, и щеглы со звонким пением вылетели на волю. В это время я вспомнил вас, свою маму и всех, кто мне дорог.
Я поздравляю вас, Наташенька и любимая Анечка, с наступающим 8 МАРТА! Будьте всегда такими же красивыми и скоро ждите своего папу.
Передавайте привет маме, Вере Петровне и всем-всем. Пишите мне, я всегда жду ваших писем. Обнимаю и целую.
Старший лейтенант Потураев писал письмо, разложив листочки на табурете и сидя на своей кровате. Рядом с этими тетрадными листочками лежала фотография его жены и дочери, и он, отрываясь от письма, подолгу смотрел на родные лица. Запечатав конверт, Евгений положил его в свою полевую сумку, подумав, что отправит его с первой же проходящей колонной. Только так, с оказией, сюда почта приходила и уходила.
7-го марта в батальон из Гардеза прибыли основные силы 56-й десантно-штурмовой бригады во главе с заместителем командира бригады подполковником Морщакиным. В их составе были первый десантно- штурмовой батальон, разведывательная рота и реактивная батарея артиллерийского дивизиона бригады. Командование решило помочь 3-му батальону в борьбе против моджахедов в провинции Логар и отработало план частной операции в районе ущелья Дахи-Нау, где больше всего было сосредоточенно бандформирований и где ни одна советская колонна не проходила без боя.
Утром, 8-го марта, подполковник Морщакин с командирами всех рот и батарей выехали к ущелью на рекогносцировку, то есть разведку местности предстоящих боевых действий. Они выехали на танке и двух БМД.
Крупными хлопьями шел снег. Капитана Коростылева позвал к себе лейтенант Шамшурин, и он забрался на башню танка Т-62. Коростылев впервые ехал на этой громадной машине с длинным хоботом ствола. С высоты башни танка боевые машины десанта, с сидевшими на них командирами, казались игрушечными машинками.
Не доезжая ущелья эта небольшая колонна остановилась, и подполковник Морщакин, сверяя карту с местностью, поставил офицерам задачи на завтрашний день. Командиры нанесли на свои карты замысел всей операции и свои конкретные действия. До обеда работа была закончена, и, развернувшись, колонна помчалась назад. Коростылев через башенный люк спустился в танк и устроился на откидном сиденье заряжающего. Теснота и компактность оборудования внутри танка поразили артиллериста, привыкшего к свободным и просторным действиям на просторных огневых позициях. Но основной конфуз был впереди. Когда приехали в расположение батальона, Коростылев, вылезая из танка наружу через башенный люк, застрял в нем по плечи — и ни туда и ни сюда. Его заклинило в башне. Одетый по-танковому в добротный полушубок, с полевой сумкой, кобурой пистолета и биноклем на груди, он зацепился этими многочисленными ремнями за края люка. Потешаясь над незадачливым пассажиром, экипаж еле вытащил его наверх под руки. Больше Коростылев в танк не садился.
С утра 9 марта его батарея в полном составе, без одного орудия, оставленного в расположении для охраны, заняла огневую позицию в двухстах метрах от ущелья Дахи-Нау. Старший лейтенант Кривониша и лейтенант Костюков ушли с ротами в горы, а с орудиями остались капитан Коростылев и старший лейтенант Потураев. В течение всего дня они вели огонь по вызову своих корректировщиков, помогая пехоте продвигаться вперед. Расчеты сержантов Орасанова, Сердю-кова, Столярова, ефрейтора Быкова работали почти без отдыха. Снег вокруг орудий подтаял от горячих гильз и раскаленных стволов. Потураев к вечеру охрип от команд, подаваемых на орудия, но свое место по управлению батарей Коростылеву не уступал. И только в сумерках десантные роты, окопавшись в круговую оборону на занятых ими высотах, перестали вызывать артогонь. Коростылев, приказав сержанту Казеко организовать прием пищи солдатам, начал думать о предстоящей ночевке батареи в отрыве от основных сил в обстановке полного окружения небольшими отрядами моджахедов. На ночь он приказал Потураеву оставить дежурный расчет, меняя солдат через четыре часа и караул из парных часовых со сменами через два часа.
Ночь выдалась холодной, небо было затянуто низкими облаками. В перерывах между проверками постов Коростылев с Потураевым сидели в промозглой кабине УРАЛа и, понурив в рукав, дремали друг у друга на плече. Усталость одолевала их, как и холод, забравшийся под одежду. Тогда они выходили из кабины и, разойдясь в разные стороны огневой позиции их колонны УРАЛов, проверяли посты, при этом согреваясь на ходу. Солдаты свободных смен спали в кузовах УРАЛов на ящиках со снарядами. Кузова были с брезентовыми тентами, но жарко там тоже не было.
К рассвету небольшой снегопад спрятал все следы на дороге и вокруг орудий. Коростылев по радио получил приказ подполковника Морщакина выдвинуть батарею вперед через ущелье и занять огневую позицию за ним в двух километрах. Потураев начал заниматься с расчетами оставлением огневых позиций, а Коростылев задумался над престоящим перемещении батарей через шестикилометровое ущелье Даха-Нау. За ночь моджахеды могли его заминировать, а саперов, умеющих профессионально управляться с противотанковыми минами и фугасами, у него не было. Когда колонна тягачей с орудиями была готова к движению, Коростылев поделился своими опасениями с Потураевым. Ехать по дороге ущелья, присыпанной свежим снегом, без проверки ее саперами и не видя следов возможного минирования — это неоправданно подвергать своих солдат опасности. Но саперов нет, а приказ выполнять надо. И тогда старший лейтенант Потураев поступил так, что Коростылев до сих пор, вот уже двадцать лет, вспоминает с восхищением, благодарностью и преклонением. Евгений сразу же предложил командиру батареи:
— Давай, комбат, поступим так. Я сяду за руль УРАЛа с прицепленной гаубицей, но без солдат, и первым поеду поущелью. Если я не взорвусь, батарея строго по моему следу в снегу проедет этот опасный
