смотря на жар битвы, Тумур не забывал об обязанностях командира – его громовой голос ревел, перекрывая жуткий лязг сталкивающихся мечей и копий:
– Мамат!!! Держись, твою мать! Правый фланг! Если побежишь, яйца отрежу! Держи фланг, сукин сын!!!
Но Мамат дрогнул, и медленно начинал откатываться назад, тогда как центр и левый фланг, ведомый Берюком и Кайгадырем, потихоньку опрокидывал талгатовцев, которые, как оказалось, были плохо обученными, случайными людьми.
Ашант бился слепо, исступленно, разя мечом направо и налево. Кровь взлетала, будто фонтан и дождем поливала воинов, заставляя их жмуриться, паниковать. Он ничего не слышал и почти ничего не видел – глаза заливала чужая кровь, а может и своя – он не знал. Он чувствовал лишь, как его палаш мягко рассекает плоть, либо с визгом проносится по латам, натыкается и на мгновение застревает в деревянных щитах. Каким-то чудом вражеские удары проносились мимо, ибо он практически не защищался, не сторонился смерти, машинально прикрываясь лишь небольшим круглым щитом. Эдаар угрожающе ржал, вскакивал на дыбы, топтал копытами упавших всадников, перепрыгивал через бьющихся в агонии лошадей. Верный конь словно слился с хозяином в одно целое, служащее только одному – без конца убивать, убивать, убивать.
Наконец Ашант услышал голос Тумура, прокричавшему ему в ухо:
– Скачи назад, Ашант, в резерв. Возьми сзади пару – тройку сотен лучников, всех, кто там есть и обходи правый фланг. Мамат убит, его воины готовы удариться в панику, – чую, там действуют люди этого чертового Эллака. Давай, Ашант, я надеюсь на тебя.
Ашант не сразу понял, что ему сказал Тумур. Оглянувшись вокруг с безумным видом, он понял, что окружен своими, что неприятель вовсе не так страшен, как им думалось, что трус Талгат наверняка уже бежал, так как с самого начала не верил в победу, не верил потому что был брошен всеми своими союзниками, недовольными вызывающим поведением выскочки Эллака-младшего и полностью попавшего под его влияние Талгата.
Если бы не клан Эллака, жалом вонзившегося в правый бок, битва была бы практически выиграна. Тумур не мог повернуться и ударить по ним – впереди стояли не сломленные до конца воины Талгата – отборная часть дружины мятежника. Им не нужен был вождь. Выращенным на войне, впитавшим вкус крови сызмальства, кочевникам не нужен никто, – только битва, экстаз смерти, блеск разрывающейся плоти, вываливающихся внутренностей, ломаемых костей, вылетающих зубов…
Тумур повторил приказ, и, убедившись, что его слова, наконец, дошли до сознания друга, тут же ускакал. Ашант развернулся, и помчался назад. Проходя сквозь строй легких всадников, стоявших чуть позади в резерве, он не проронил ни слова, – воины и так всё поняли, спешно поворачиваясь вслед за ним.
И когда он, во главе четырех сотен лучников, мечников, копьеносцев, с превеликим воодушевлением примкнувшим к нему, мчался на запад, вдоль кружащихся в беспорядке задних рядов, стремясь окружить несгибаемый клан, на поле битвы внезапно налетела позабытая всеми песчаная буря.
Она обрушилась стеной, дезориентировав обе армии, на какое-то время застывших в недоумении. Отряд Ашанта также остановился; люди закрывались от больно бьющего в лицо песка, пытаясь понять, где они и что им делать дальше. Но первый, самый густой шквал пролетел, а за ним пришла вихрящаяся масса пыли, в которой постепенно проступила знакомая картина хаоса битвы.
Не медля больше не секунды, Ашант зычно крикнул что-то нечленораздельное, и ринулся вперед, увлекая за собой остальных. Через несколько минут бешеной скачки в мутном мареве бури, глотая вместе с по?том треклятый песок, скрипевший на зубах, Ашант ударил в бок неприятелю, предварительно осыпав его градом стрел.
Закипел бой. Воины клана Эллака (если это действительно были они), сначала растерялись, попятились, но потом сомкнули строй – в ход пошли мечи. Ашант рвался вперед, намереваясь прорваться сквозь строй, ибо видел, что линия врага тонка – максимум в два ряда. За ними мелькало бегущее, уже бегущее войско Талгата.
И вот правый фланг пробит. Армия Талгата окончательно смешалась, но на поле битвы находилось еще немало смельчаков, готовых биться до смерти. Ашант теперь просто убивал пребывавших в смятении талгатовцев – пеших, раненных, конников и лошадей, волочивших за собой запутавшиеся в стременах трупы.
Послышался странный противный низкий звук и кто-то рядом радостно воскликнул: 'Повелитель! Повелитель здесь! Он успел!' Звук прозвучал еще раз, и тогда Ашант вспомнил – то был боевой рожок болотников Яруна.
Воин остановился, вытер окровавленное, вспотевшее, запыленное лицо ладонью. Вздохнул. Согнулся и приник к шее Эдаара.
Он дико устал.
Буря продолжала кружиться в долине безымянного ручья, словно танцовщица. И в ней парила черная точка. Ашант похолодел.
То был ворон.
Кто-то – во вздыбившейся пыли, покрывшей желтоватой мутью небо, Ашант различил лишь темный силуэт, – разрезал подпругу и тотчас воин почувствовал, что падает вместе с седлом. Падение в бою – всё равно, что нож в спину. Помня об этом, Ашант приземлился на ноги и сразу же рассёк воздух палашом. Пустота.
Пыль оседает. Медленно, словно нехотя.
Тишина.
Только сейчас он понял, что не слышит шума битвы. Вокруг – тишина, и слепое солнце, похожее на кусок масла, тающий на жаровне. Ашант растерялся, даже запаниковал. Он попятился, пытаясь разглядеть что-нибудь в вихре песка. Наткнувшись на что-то, воин поднял голову и увидел всадника, застывшего, точно камень; рука с копьем замерла на взмахе; на напряженном лице повисли, словно капли древесной смолы, ручейки пота. Напротив него еще одно изваяние – щит исщерблен, шлем помят, зазубренный меч выпадает из окровавленной руки; он ведь еще юноша, и он напуган и истощен, – сквозь кольчугу на груди выступила кровь, перекошенный рот выбросил густые, как молоко, слюни.
Тишина. Нескончаемо долгая, плотная, как вата.
Тысячи воинов, как памятные ему Драгнийские скалы, стояли, в самых немыслимых позах, а позади них сияло яркое зарево. Оно привлекло внимание воина короткими быстрыми всполохами, осветившими окаменевшее воинство в неистовый кроваво-красный цвет, затем зарево внезапно погасло, заронив в душе Ашанта смутное и необычное чувство тревоги.
Снова тишина, нарушаемая лишь еле слышными шагами. Кто-то двигался навстречу. Ашант услышал скрип сочленений – это был воин, закованный в доспехи. Но он шел медленно, будто любуясь необычным видом смерти, ярости и страданий.
И вот гость оказался в пределах видимости. Только взглянув на него, Ашант понял, что перед ним не человек. Странный воин был одет в серые матовые доспехи; наручи, наплечники, металлические перчатки, поножи ощетинились многочисленными шипами, концы которых были вымазаны чем-то, сильно смахивающим на засохшую кровь. Лицо скрывал шлем, представлявший из себя отлитую из железа сильно вытянутую волчью морду.
– Кто ты? – напрягшись, спросил Ашант.
Человек снял шлем – молодое, ничем не примечательное лицо, глаза неясного цвета. Затем его облик мгновенно, неуловимо изменился, приобретя болезненно-красный оттенок, рот вытянулся в жесткой ухмылке, черты заострились, лоб прорезали глубокие морщины.
– Демон… – прошептал кочевник, став в боевую стойку. – Я так и знал.
– Угадал, – улыбнулся человек, не переставая менять лица. Сейчас он был стариком, с пожелтевшей кожей и грустными глазами. – Так вы – люди – меня величаете.
– Прекрати, – потребовал Ашант, отворачиваясь. – У меня уже рябит в глазах.
– Хорошо, – послушно отозвался демон и вернул свой первоначальный облик молодого парня.
– Как тебя зовут?
– Лорн.
