– Долго я лежал?
– Семь дней, дедушка.
Губы старика тронула печальная улыбка.
– Да…
Помолчали.
– У тебя сильное сердце, – вдруг сказал он. – И ты многое можешь. Ведь ты спасла нас…
Тамара вспомнила их бегство из стана Хайсы, и преисполнилась гордости. 'Мы умрем, – голос старика тогда непривычно сильно дрожал, так, что она с трудом разбирала слова. – Мне… не страшно за себя, но я не хочу лишиться вас. Ты часто спрашивала меня о волшебстве, и я не знал, что тебе ответить. Но теперь отвечу – колдуй, Тамара. Выведи нас отсюда, ибо у меня нет сил…
– Как? – испуганно спросила девочка.
– Представь, что мы одни. Вокруг никого нет. Мы едем одни, а вокруг нас только трава. Представь настолько сильно, насколько сможешь'.
Тамаре стоило это усилие больших сил. Два дня после этого она лежала в фургоне с дикой головной болью, а заботливый Сандур отпаивал её травяным чаем. Зато адраги ничего не увидели. В прямом смысле. Они глядели сквозь них. Девочка слышала их злые выкрики, кочевники сыпали проклятьями и слепо водили глазами, не веря в их таинственное исчезновение.
– Вспоминаешь… – произнес Кабема, повернув в её сторону голову. – Ты молодец.
Тамара невольно улыбнулась.
– Они были похожи на дурачков, – сказала она.
– Жаль, что я не видел их… Уже неделю я не встаю. Как летит время. Я умираю, моя девочка.
– Нет! – воскликнула Тамара.
– Прости меня. Странно, я прощу прощения за свою смерть.
– Не умирай, дедушка! Если ты покинешь меня, с кем же я останусь?
– Не бойся. Сандур позаботится о тебе…
– Сандур?
– Он хороший человек. И он молод. А мне, моя девочка, сто семьдесят лет.
– Сто… так много? – У Тамары вытянулось лицо от изумления.
– Именно. Я знал, что я умру, что у меня не хватит сил. Но я сделал
– Ждать чего?
– Ход истории непредсказуем, – сухо кашлянув, изрек Кабема. – Даже всевидящие не властны над ней. Так что, время покажет.
Ашант ехал на Эдааре домой поздней ночью, возвращаясь после своих степных бдений. В какой-то момент ему надоело одиночество. Он показался себе брошенной женщиной, горько оплакивавшей свою судьбу, и вознегодовал.
'К шайтану все это! – раздраженно думал он, сжимая в руках обернутую полосами кожи рукоять кнута. – Я размяк, как пьяная баба'.
Но неприятные мысли не желали покидать воина. Они цеплялись за него, будто клопы.
'Кого я обманываю? – раздражаясь ещё больше, думал Ашант. – Десять лет я говорю себе одно и то же, бегу от этой напасти и никак не убегу. А тут ещё этот старик с девчонкой…'
Что скрывать, странная троица смогла затронуть в душе кочевника какую-то очень чувствительную струнку. Несколько первых дней Ашант был встревожен и подавлен. Единственное, что его порадовало, это то, что прорицатель с девочкой и этим чудаком, которого Тамара назвала стражем, успешно смылись. Он не хотел быть свидетелем их смерти, которая неизбежно последовала бы после известия о кончине Хайсы, и не только потому, что не желал снова видеть 'старуху Аурун', но и чисто по-человечески.
Итак, они исчезли, испарились, как утренний туман, и Ашант постарался забыть ту ночь, подумав, что мучить сомнениями себя не стоит. 'Будь что будет', – решил он. Но он не мог отделаться от мысли, что старик Кабема… как бы это сказать? Не совсем его покинул. Кое-что, а вернее, кое-кого он ему оставил.
– Вот так ты мне мстишь за свою смерть, женщина? – сказал воин вслух, попридержав коня. – Ну, дай знать о себе!
Но ночь была тиха, как сон младенца. Где-то рядом прошуршала в траве змея-медянка, издалека блеснули в темноте глаза лисицы. Хрипло ухнул сыч, причем совсем недалеко.
'Не хватало ещё разговоров с мертвецами', – мысленно проворчал Ашант, трогаясь с места.
Этой ясной ночью небо заполнилось звездами, и среди них царственно сиял узкий серп месяца. Ашант въехал на холм. Вершина холма представляла собой обширную, гладко утоптанную круглую площадку, на которой вполне могла бы уместиться сотня всадников.
У южного края площадки стояла одинокая разлапистая липа, под которым лежал большой гладкий валун, видимо принесенный сюда с реки. Около камня, полукругом, были расставлены пеньки, бревна и даже лавки. Это место называлось Белес и через два-три дня именно здесь пройдет курултай.
Ашант спешился, привязал коня к дереву, сам прислонился к его стволу и посмотрел вниз.
Орда лежала как на ладони. Подсвеченная изнутри множеством костров и окутанная курящимся дымом очагов, орда прилепилась к реке, в чьих угрюмых водах серебристой лентой отражался лунный серп, как пчелиный улей к ветке дерева. В самом центре становища отчетливо виднелся строящийся каменный дом Мергена – на том же самом месте, где раньше стоял шатер Хайсы. На восток от холма и к югу от орды, раскинулся шумящий, словно потревоженное осиное гнездо, лагерь прибывших сюда, по зову старейшин, ванов – владетельных князей, стоявших во главе множества родовых областей – улусов, на которые был поделен Адрагский каганат. Каждый князь привез с собой своих родственников, дружину, рабов.
Лагерь являлся стихийным столпотворением кочевых повозок – пузатых и широких, крытых войлоком, шкурами или брезентом. К нему примыкали наспех сколоченные загоны для скота, в которых паслось громадное количество лошадей.
И все это смердело отхожими местами, лошадиным навозом, запахом немытых, несмотря на близость реки, человеческих тел. Шум, гвалт и ржание стояли день и ночь; случайные люди слонялись по становищу и тащили всё, что плохо лежит, из-за чего часто возникали ссоры и драки.
Мерген с ванами пытался навести порядок в этом хаосе – и за рекой выросло несколько виселиц; вороны кружили над ними, своими резкими выкриками лишая людей покоя.
Ашант повернул голову налево, на запад, и усмехнулся.
– Можешь не стараться, Тумур, я давно тебя заметил.
– Тьфу ты! – вздохнул темник, устало поднимаясь на холм. – А я хотел застать тебя врасплох.
– Ты шумишь, как медведь. Тебя любой лучник застрелит, даже в кромешной тьме.
Тумур подошел к Ашанту и тепло пожал ему руку.
– Где ты пропадаешь? – поинтересовался он. – Байбаков ловишь? Себе на ужин?
– Нет, – невозмутимо ответил Ашант. – Что привело тебя сюда, тем более ночью?
– Хочу поговорить с тобой, друг. Я ждал тебя весь день. Только ты один ещё не сказал своего слова. Но давай присядем.
– Ну? – спросил Тумур, после того, как они уселись на бревно.
– Не понимаю, что ты хочешь услышать?
– С кем ты?
– Ты знаешь ответ.
– Да… – Темник рассеяно пригладил свои волосы. – Вот и я тоже… не могу. Мерген мне не нравится. Не нравится, хоть убей. Но он будет ханом. Все уже заверили его в своей верности – Аюн, Пурхан, Багша, камыкский хан Байрак, посол шухенов, как его там… ну, и Талгат конечно… все, кроме Урдуса.
– Этого следовало ожидать, – произнес Ашант.
– Да, он так и не простил Мергена за убийство своей дочери. И хотя она и правда была шлюхой, но разве отцовскому сердцу прикажешь?
– Точно.
– Ашант, друг, мы умрем. Уже послезавтра, как только аксакалы поднимут этого шакала на белом одеяле, и преподнесут ему меч Хуура, мы будем болтаться на виселице, рядом с теми ублюдками, что там,
