глубоким вырезом на груди; схватила Хаука за руку и с лукавой улыбкой на устах бегом повела его за собой. Втолкнув мужчину в самую гущу танцующих девушек, одетых так легко и фривольно, что он невольно отвернулся, девушка присоединилась к ним и закружилась в хороводе вокруг полупьяного, длинноволосого и совершенно голого человека, державшего в руках амфору, из которой выплескивалось вино. Это и был принц Акурос, сын драгана Муиргерна. Принц хохотал и хриплым голосом что-то фальшиво напевал, поливал визжащих танцовщиц вином и был так охвачен весельем, что несколько минут не обращал никакого внимания на жутко растерявшегося гостя, стоявшего там, в своей грязной тунике и разлезающихся сапогах, словно пугало в поле.
Наконец принц остановился и посмотрел на Хаука так, будто увидел старого друга.
– Приветствую тебя, дорогой мой! – воскликнул он, хлопнув его по плечу. Затем он отдал амфору, одел преподнесенный ему халат и указал на кресло: – Присаживайся, присаживайся же!
Танцовщицы стали убегать, дабы не мешать принцу, но он, плюхнувшись в кресло, щелкнул пальцами и крикнул:
– Ариадна! Любовь моя! Потешь гостя, покажи ему самый сладкий свой танец! Дино, музыку!
Невидимый Дино послушно заиграл нечто томное и лиричное. Не успел Хаук опомниться, как перед ним, так же незаметно, как и в прошлый раз, очутилась та самая девушка в пурпурной накидке, только сейчас на ней были узкий шелковый лиф и трусики в искрящихся блёстках. Она стала танцевать, и движения ее были плавны и грациозны. Но дальше произошло нечто неожиданное – Ариадна кружилась в танце, приближаясь к Хауку все ближе и ближе. Наконец, вскочив на кресло, где он сидел, девушка опустилась ему на колени; одним движением скинула с себя лиф, и, обнажив упругие, словно наливное яблоко, груди, провела по рту зажмурившегося гостя розовым соском. Хаук ощутил прикосновение молодого горячего тела, прикосновение от которого у него закружилась голова.
– Хватит, – вымолвил он, задыхаясь, – пожалуйста.
Хлопок в ладони и Хаук, открыв глаза, обнаружил, что принц буквально корчится от смеха. Ариадна исчезла.
– Что ж, – сказал принц, – вы выглядели на редкость глупо.
– Не спорю, – согласился Хаук и против воли улыбнулся. Принц заражал своим весельем и его шутка, как ни крути, все же несла в себе положительный заряд.
– Неужели вам не хотелось овладеть ею?
Хаук задумался.
– Это было так давно, что я и позабыл… что это такое.
– Невозможно забыть вкус любви! Невозможно забыть бархат юного тела и пленительную сладость влажных губ! Если вы ничего не почувствовали, во что я не верю, значит вы либо немощны, либо никогда не встречали ее – свою богиню. Но вы не немощны. Голос вас выдал.
– Да вы поэт, ваше высочество.
– Так и есть! Я люблю, я обожаю всё прекрасное! Вот, пожалуй, попробуйте это.
Словно по команде выбежала девушка с кубком в руках. Принц принял его и с наслаждением отпил.
– Попробуйте, – повторил он, протягивая кубок. – Нет. Вчувствуйтесь. Именно – вчувствуйтесь!
Вино было восхитительным. Даже более чем – Хаук никогда не пробовал ничего подобного. Нежнейшее, расцветающее яркими красками вино освежало, расслабляло, и богатое послевкусие обволакивало рот, заставляя блаженствовать, заставляя забыть всё на свете.
– Нет слов, – сказал Хаук, поставив кубок на стол. Отчего-то ему захотелось рассмеяться и выпить еще.
– От такого вина можно опьянеть, – изрек принц, – но нельзя опьянеть. Вы не находите?
– Вы к тому еще и философ.
– Всего по чуть-чуть. Итак, вы, наверное, хотите знать, зачем я вас пригласил?
– Да, ваше высочество.
– Тогда пройдемте со мной.
Хаук, чувствуя себя совсем разбитым, нехотя побрел за принцем. Принц, размашистым жестом откидывавший в сторону непослушную тюль, вошел, нагнувшись, в низкую, непримечательную дверь.
– Осторожно, мой друг, – сказал он, улыбнувшись, – здесь довольно-таки крутые ступени. И весьма скользкие.
Словно в подтверждение его слов, Хаук тотчас споткнулся, и, чтобы не упасть, машинально оперся на плечо принца.
– Простите, – пробормотал Хаук, отдернув руку.
– Ничего, – ответил принц, вынув из кольца на стене факел. – Ведь если бы не мое плечо, мы бы вместе кубарем скатились вниз. Должно быть, это выглядело бы забавно – принц Вередора Акурос, голый, в одном лишь халате, в обнимку с воняющим Гатией оборванцем, летит, вопя во все горло в Субтерру! Ха-ха- ха!
Принц поднял факел повыше и оглядел Хаука.
– Простите, – сказал он, – но вы действительно выглядите и пахнете не очень хорошо. Но это поправимо. Пойдемте и будьте осторожны.
Субтерра – хранилище сокровищ, оружия, рукописей, свитков, артефактов и прочего тому подобного добра, – находилась довольно глубоко – до нее пришлось спускаться без малого десять минут. Миновав огромный зал, доверху набитый сундуками, ящиками и лежащими ничком статуями, принц, заботливо поддерживающий под локоть своего спутника, прошел в крохотный кабинет, в котором, кроме стола и двух лавок, больше ничего не было.
На столе лежал толстый свиток и подсвечник со свечей. У стены неподвижно стоял Дагда.
– Вот здесь и поговорим, – сказал принц, поискав кольцо для факела и не найдя его, вышел наружу и оставил факел там. – С командиром моей гвардии вы знакомы. Присаживайтесь.
Хаук сел, а принц с ванаксом устроились напротив.
– Итак, – сказал принц, взглянув на воина, – с чего начнем?
– Ваше высочество, – укоризненно произнес Дагда, – ваши авантюры мне порядком надоели…
– Дагда, дорогой мой! – ответил принц, похлопав ванакса по спине. – Жизнь, на мой взгляд, всего лишь песчинка в пустыне и я хочу, чтобы эта песчинка натерла большую мозоль в пятке Вселенной! Быть песчинкой не так уж и плохо, мой друг, – Вселенной можно изрядно досадить, тебе же ничего, кроме вытряхивания из сандалий истории обратно в пески забвения, где мы и так существуем, ничего не грозит. Ведь песчинку не раздавишь, на то она и песчинка!
– Песчинка не песчинка, – проворчал Дагда, – а голову потерять можно. Меня гораздо больше беспокоит наличие собственной головы на плечах, нежели судьба Вселенной, обутой в сандалии Истории. Вот Сандур – ваш несчастный брат – доигрался ведь…
– И оставил о себе память, – улыбаясь, ответил принц. – Весь Вередор знает его историю, и никто не знает даже имен остальных семерых братьев.
Хаук тоже знал эту печальную историю. Сандур, старший брат Акуроса, с детства проявлял интерес ко всему необычному. И этот интерес привел его к 'ищущим истину'. Увлекшись учением Шаранна, Сандур однажды заявил, что отказывается от престола и вообще от мирской жизни в пользу отшельничества в Великих Песках. 'Познать истину – вот главная цель в моей жизни', – объявил во всеуслышание Сандур и преспокойно ушел на юг, имея при себе одну лишь котомку с хлебом, да бурдюк с водой; и весь город провожал его. Обычно миролюбивый и неконфликтный драган Муиргерн пришел в ярость, узнав о случившимся. Имя Сандура было навсегда вычеркнуто из священных списков, где хранилась память обо всех членах правящей династии. Более того – жрецы Каидада потребовали предать смерти изменника. 'Династия Хафнаидов, – говорили они, – олицетворяет приверженность вере Великого пророка Амбхаса, в этом море ложных верований. Появление неверного в семье невозможно. Убей Сандура, либо марнийская зараза распространится так далеко, что мы схватимся за голову'.
Спустя две недели, посланные по следу Сандура воины, вернулись с обезображенным до неузнаваемости телом бывшего принца.
– В общем, – вывел Хаука из задумчивости принц, – Дагда не в настроении. Тогда скажу я. Я хочу совершить небольшое путешествие.
