именно об этом подумал принципар.
– Что же вы видите? – безжалостно повторила девушка.
– Страх.
Вчера вечером Андрей заходил к отцу. Мечеслав два дня безвылазно, провел в своей опочивальне, сидя в любимом кресле, обитом синим бархатом.
– Это сильнейшая хандра, – говорил Андрей. – Так бывает. Уж я это знаю. Я тоже так сокрушался, и скажу тебе, что это не выход. Так ты только повредишь себе. Да, повредишь, – повторил он, тихо постучав тростью по полу и искоса взглянув на отца. – Я ведь хотел перерезать себе горло. Я помню это. Хорошо помню.
Мечеслав ничего не ответил. Он, как показалось Андрею, вообще не слышал его.
– Скажи что-нибудь, – попросил сын.
– Не беспокойся обо мне, Андрей, – наконец проговорил отец. – Я в порядке. Я просто размышляю. Дай мне еще день.
– Хорошо, – ответил сын и ушел.
Прошла ночь, наступил день. Мечеслав ждал. Три дня он сидел, мысленно проворачивая всю свою никчемную жизнь. Он всегда был шутом. Он был мягким, как воск, он был нежным, податливым, словно юная девушка. Он всех прощал, и не хотел замечать ухмыляющихся взглядов, не хотел слышать шепота за спиной. Он был кем угодно – слугой у собственных братьев, объектом насмешек, птицей в золотой клетке, утехой суккуба, и в последнюю очередь – царем, отцом. Вряд ли кто-то по-настоящему любил его.
Искра, эта немного диковатая девушка, – такое впечатление она произвела при первой встрече – со свойственной ей прямолинейностью сказала то, что он и так знал. Но как она произнесла эти слова! Горячо и жестоко, пронзив его нестерпимой болью. Она сорвала с него маску, она – единственная, она постучалась в самую душу.
Мечеславу хотелось увидеть венежанскую княжну, он думал о ней, о сокрытой внутри ее мудрости, вспоминал ее чудесный облик, он хотел сказать ей, что он не такой, что с этой поры все изменится, только… поверит ли она ему? Оправдываться перед шестнадцатилетней девушкой – все равно что расписываться в собственной слабости.
Мечеслав метался в мыслях, словно мальчишка. И ведь, как сорокапятилетний мужчина, понимал это, но не мог устоять – слишком притягательны были эти мечты. В Искре немыслимым образом сочетались неприступность, волевой характер и сладость юной девы, ничем не испорченный тонкий вкус, и затаившаяся где-то глубоко ошеломительная сексуальность. Он терял голову, вспоминая ее обнаженную шею, ее руки, глаза. Он, сорокапятилетний мужчина.
Искра, Искра, Искра…
– Влюбился? – голос Лорна привел Мечеслава в шок. Он глухо закричал и схватился за сердце.
На кровати сидел сгорбленный старик. Ничем не примечательный: с большой проплешиной, которую обрамляли всклокоченные седины, с длинным крючковатым носом, маленькими, смеющимися глазами, и горделиво вздувшимися усами.
– Ну что? – спросил старик. – Хотел меня видеть?
– Я знал, что ты демон, – с опаской поглядывая на гостя, произнес Мечеслав.
– Разве я похож на демона?
– Это не имеет значения.
– Правильно, не имеет. Это просто каприз. Ты знаешь, как хорошо быть тем, кем захочешь? За десять лет свободы я еще не насладился этим. Хочешь, поиграем? Я могу стать ею…
– Поди прочь, нечисть!
– …И ты возьмешь меня. – Мечеслав увидел Искру, одетую в совершенно прозрачную рубашку. На ткани играли отблески пламени свечи, мешая разглядеть самые интимные места.
– Раньше ты был более изобретателен, Лорн! – мрачно сказал Мечеслав и внезапно бросил в суккуба кресло.
Кресло пролетело через всю комнату, и, выбив стекло, вылетело в окно.
– Уйди, прошу тебя, – стиснув кулаки, сказал в пустоту Мечеслав. – Я не твой. Ты и сам понимаешь.
– Понимаешь… – зазвенело еле слышное эхо.
В который раз Искра корила себя за грубость. 'Зачем я так обошлась с несчастным стариком? Зачем? Что я за бестия такая? Надо пойти и извиниться'.
В тот день она засиделась в парке допоздна, плетя венки, и развешивая их на ветвях. Ей нисколько не хотелось возвращаться во дворец. Ночь была теплая, ярко светила луна, и у девушки мелькнула шальная мысль остаться в парке ночевать. 'Нет, это безумие, – решила она. – Не стоит сходить с ума'. Но еще немножко посидеть можно, ибо ночью всё же гораздо интересней скучать, нежели днем. День, проведенный в Кремле, тяготит ее, одолевает дурными, сумасбродными мыслями. 'Как тяжело здесь, в этих пышных хоромах, – думала она. – Отчего так?'
Так она и сидела, одолеваемая грустными мыслями, когда позади нее кто-то чихнул. Она обернулась и среди кустов разглядела неясную тень. Человек, следивший за ней, понял, что его заметили и сразу убежал. Искра побежала вслед за ним, но таинственный незнакомец успел скрыться. 'Велимир, гадёныш, – мелькнула догадка. – Что ему надо было?'
Подходя к дворцу, девушка, размышлявшая над тем, кем бы мог быть тот соглядатай, ощутила на себе пристальный взгляд. Подняв голову, она увидела стоявшего у окна Мечеслава. На мгновение девушка испугалась – прошлой ночью из окна царя вылетело кресло, что свидетельствовало о его крайней неуравновешенности. Он тяжело переживал разрыв с супругой, подумала Искра, хотя в это верилось с трудом. Что-то ей подсказывало, что царя терзает нечто другое.
В сумерках Искра не разглядела выражения его лица, но она почувствовала… интерес. Его невидимый взгляд словно обжигал. Девушка вжала голову в плечи и побежала в свои покои.
На следующий день, утром, Искра пришла в храм. Там было пусто, если не считать двух монахов, одним из которых оказался Клеарх, занимавшихся уборкой и заменой прогоревших свечей на новые. Клеарх перепугался и в первый момент остолбенело смотрел на гостью.
– Я бы хотела поговорить с… – Искра запнулась, припоминая официальное обращение к принципару.
– С его святейшеством? – подсказал Клеарх.
– Да.
– А его нет. Он уехал за город, в Гудлебскую обитель. Там послушники собрали небольшой урожай, и его святейшество лично решил провести подобающие этому случаю празднества. Мы очень зависим от урожая, ибо он нас кормит.
– Понятно, – неловко произнесла девушка. – Тогда я пойду.
Клеарх кивнул, глядя на девушку во все свои суматошные глаза. В руках он держал коробку со свечами. Искра натянуто улыбнулась ему и пошла обратно.
– Вы не волнуйтесь! – сказал он ей вслед. – Его святейшество на вас не обижается. На правду… не обижаются.
Искра поплелась к своей скамейке, той, которую ей показал Мечеслав. Ей стало еще тяжелее после визита в храм. Так больше не могло продолжаться. Здесь плохо. Здесь очень плохо! Если бы уехать домой! Или нет – вообще, куда-нибудь, куда-нибудь подальше отсюда.
Девушка не заметила, как подошла к скамейке, не заметила, как присела. Слезы покатились по ее лицу.
– Где же ты, дядька? – плакала она. – Как бы ты пригодился мне сейчас. Ты был мне отцом, самым родным, единственным другом в этом тяжелом пути сюда. Почему именно ты умер? Почему же?!
Венки увяли и выглядели, как так, словно их вываляли в грязи. Искра тупо смотрела на них, – слезы уже застыли на щеках – потом вскочила и со злостью смахнула их с ветвей на землю.
Она не знала, сколько прошло времени; она просто сидела, уставившись в одну точку, и проигнорировала появление Мечеслава, даже не вглянула на него.
