— Гао всегда думал, что я его собственность. Но, несмотря на все умелые интриги наместника, император ни разу не позвал меня в свою опочивальню. Я стала бесполезной для старого царедворца.
Ли Тао изо всех сил старался оставаться бесстрастным, слушая ее объяснения. Суинь делала все возможное, чтобы выжить. Он поступал так же.
— Что тебе приказал сделать Гао? — спросил он.
Суинь судорожно поднесла дрожащую руку к горлу, тяжело сглотнула.
— Я не хотела, чтобы на меня во дворце обратили внимание. Старалась исчезнуть, раствориться среди других девушек. Я была всего лишь одним красивым личиком среди сотен. Ты же слышал все эти истории, правда? О наложницах, сброшенных в колодцы, задушенных евнухами, зарезанных ревнивыми императорами.
На каждые десять поэм, рассказывавших о достоинствах и грации императорских наложниц, приходится одна, повествующая об их печальной судьбе.
— Ты по-прежнему не сказала мне ничего, что объясняло бы причину, по которой Гао желает твоей смерти, — заметил он каменным голосом, однако камень, давивший на его сердце, был еще тяжелее. Ли Тао приходилось напоминать себе, какой умной и хитрой была Суинь. Она рисковала жизнью, согласившись отправиться вместе с ним к Шэню, и все равно хранила свои секреты.
— Пожалуйста, Тао, присядь.
Суинь указала ему на место подле себя, но он отказался подчиниться ее просьбе. Ли Тао развернулся и занял стул напротив, чтобы не упускать из виду ее глаз. Помолчав, Суинь села, обхватив руками колени, признавая свое поражение.
— Прекрасные женщины так зависимы от обладающих властью мужчин, — безжизненным голосом проговорила бывшая наложница.
Это обвинение ранило его, однако Ли Тао не подал и виду. Он по-прежнему неотрывно смотрел на нее, побуждая продолжать.
— Я могла бы поведать о многочисленных заговорах против престола, против военачальников и наместников, против тебя. — Суинь пронзила его взглядом. — Иногда достаточно было всего лишь замолвить словечко перед императором или разыскать для Гао необходимые сведения. Только позднее я осознала, что в результате одни вельможи попадали в изгнание, других казнили. Я ли стала, причиной их гибели или опалы? Не знаю.
— Расскажи мне все.
Суинь подняла на него глаза, удивленная тем, насколько точно он повторил ее слова, сказанные ему меньше месяца назад.
— Я убила императрицу, — тихо призналась она.
— Что?
— Я убила ее. И ее нерожденного ребенка. — Суинь крепко обхватила себя руками, чтобы унять бившую ее дрожь. Глаза ее заволокло слезами. — Не потому, что она угрожала мне или я таила против нее зло. Я сделала это потому, что была слаба и одинока.
Глава 17
Ошибкой было полагать, будто кастрация делала дворцовых евнухов женственными и пассивными. Яо, главный императорский евнух, приставил нож к горлу Суинь с большей яростью и злостью, чем можно было ожидать от любого другого мужчины.
— Ты поняла меня, шлюха? — От его высокого голоска мурашки побежали по коже.
Она еле заметно кивнула, прикусив губу, чтобы сдержать рыдания. Спустя два месяца, проведенных в Чанъане, Суинь уже знала, что такое дворец мечтаний. Позолоченный клубок змей. И теперь рядом с ней не было хозяйки Лин, чтобы ее защитить. Мотивы ее «мамочки» были в высшей степени эгоистичными, однако хозяйка нуждалась в прекрасной исполнительнице и оберегала ее в этом полном порока квартале Лояна.
Яо ворвался в ее каморку ночью, чтобы запугать юную наложницу. Евнухам дозволялся вход в гарем, будто единственная опасность, которую мог представлять собой мужчина, таилась у него между ног.
Он прошептал приказ жестким шепотом, едва она поднялась с тюфяка. Быстро одевшись в темноте, Суинь коснулась дрожащей рукой горла. Острый укол ножа не проходил, саднящее чувство разлилось по всему телу.
— Возьми это. — В дверях евнух протянул ей чашу. Потом помахал ножом перед лицом и указал путь.
Яо выразился достаточно ясно. Она должна принести травяной настой императрице. Суинь не могла возразить, что это не ее дело. Она — «избранная наложница», а не служанка, однако, едва только другие женщины прознают о том, что бывшая обитательница дома удовольствий обманом проникла в императорский дворец, чем недвусмысленно пригрозил Яо, любимым развлечением всего гарема станут изощренные над ней издевательства, жалящие больнее тысячи кинжалов.
В покоях императрицы, располагавшихся в южной части внутреннего дворца, горели бумажные фонарики. Суинь быстро шла, переходя из павильона в павильон, подгоняемая евнухом Яо.
Императрица полулежала в своей опочивальне, откинувшись на пышном ложе. Лицо ее казалось таким же бледным, как и ее полупрозрачная ночная рубашка. Она взглянула перед собой и нахмурилась. Все во дворце превозносили несравненную красоту императрицы, но, когда бы Суинь ни обратила на нее свой взор, лицо повелительницы искажала недовольная гримаса.
— Императрица, отведайте это. — Наложница держала чашу в протянутых руках, низко склонив голову.
Императрица вздрогнула, ощутив явный дискомфорт. Рука ее невольно погладила сильно округлившийся живот. Говорили, что младенец, которого она носила под сердцем, часто тревожил ее своими толчками по ночам. Предсказатели судьбы утверждали, что это признак того, что в ней заключен беспокойный мальчик, который покорит мир.
Императрица дотронулась до горла рукой и крепко зажмурила глаза, чтобы побороть подступившую тошноту.
— Она еще менее разумна, чем самые презренные из дворцовых слуг, — с отвращением промолвила императрица.
— Ты должна испить из чаши прежде императрицы, — возмущенно прошептал евнух.
Холодок пробежал по спине Лин Суинь. Императрица с нетерпением смотрела на нее. Яо обеспокоенно подтолкнул наложницу локтем. Его нож не был виден, однако Суинь понимала, что он где-то рядом.
Личный евнух императрицы обладал высоким положением во дворце. Если Суинь попытается обвинить Яо, ее саму вздернут на виселице. Каменными руками она взяла чашу, закрыла глаза и поднесла к губам. Горький отвар обжег губы, и Суинь с трудом сделала маленький глоток.
Императрица задержала ее руку:
— Ступай прочь.
Наложница не могла отвести глаз от живота императрицы, передавая ей чашу. Как только повелительница склонится, чтобы испить отвар, Суинь уже ничего не сможет сделать.
— Императрица! — задыхаясь, тревожно воскликнула девушка.
Несмотря на то, что ревнивая императрица была ее самой главной противницей, Суинь должна была попытаться ее предупредить.
Однако Яо схватил наложницу за руку, не дав ей договорить:
— Императрица устала. Оставь ее. — Он удостоверился, что Суинь почувствовала укол кинжала через одежду, прежде чем выкинуть ее за дверь.
Суинь выбежала прочь. Яд распространялся у нее по венам. Она встала на колени на влажную траву сада и сунула палец в рот, раздражая глотку изнутри. Наконец Суинь закашлялась, и ее вырвало. Сердце
