груди сквозь сводящий с ума барьер шелковых одеяний, пока Суинь не потребует, чтобы руки его оказались на ней, в ней.
Она убрала руки из-под халата. Ее аромат обволакивал его — слабый запах жасмина и женственный — мускус кожи.
— Я не хочу уезжать.
— Ты должна.
Она дышала с трудом, щеки ее пылали, черные глаза горели страстью.
— Ты сказал себе, что одной ночи тебе достаточно. Потом — месяца. Что ты говоришь себе сейчас?
Она села ему на колени, бедра ее раскрылись — предложение и вызов. Кровь громко стучала у него в ушах, тело словно свело судорогой, он весь устремился к ней. Следующего вдоха могло не последовать.
— Что ты само совершенство, Лин Суинь.
— Пообещай мне, что вернешься за нами.
Тао стиснул зубы и не сказал ничего. Это должно было кончиться. Он сам установил границы, чтобы удостовериться в том, но Суинь бросила ему вызов. Она победила его. Он потянулся к ней, ласково поглаживая ее щеку, убаюкивая ее своей ладонью, однако Суинь отвернулась. Она не хотела от него нежности.
— Пообещай, — взмолилась Суинь.
— Я попытаюсь.
Его уклончивое обещание глухо повисло в комнате. Он сказал так лишь из слабости — слабости к ней и давнего желания, не отпускавшего его. Она крепко зажмурила глаза и кивнула, заставляя себя принять его полуклятву.
Ли Тао принялся страстно целовать ее, погрузив руки в бесконечную реку ее волос, слишком распаленный и жаждущий, чтобы быть нежным. Суинь стонала в его объятиях, и он упивался этим звуком. Язык его ворвался к ней в рот, настойчиво продвигаясь вперед, целуя ее, пока она не обмякла, прижавшись к нему всем телом.
Ее бедра подались ниже, и, легкая как пушинка, она опустилась на его возбужденный мужской орган. Руки ее судорожно хватались за его плечи, обнимали его. Внезапно обольстительная маска исчезла, и Ли Тао увидел в ее глазах страх. Впервые Суинь не скрывала свою уязвимость. Она потянулась, чтобы сдернуть его халат и распустить пояс шаровар.
— Подожди… — Он попытался остановить ее, но Суинь не позволила этого. Вскоре он уже скользил, касаясь ее влажной плоти, ощущая острое, почти мучительное удовольствие.
Руки его обхватили ее за талию, Ли Тао изо всех сил старался отодвинуть ее от себя, тогда как тело его умоляло ворваться в ее лоно.
— Лин Суинь твое настоящее имя? — внезапно спросил он.
— Мне дали это имя в Лояне. — Печаль тронула ее прекрасные черты. — Я даже не помню, как звалась в родительском доме. А ты?
— Тао. Просто Тао.
Ее пальцы обхватили его член. Крепко держа в руках ее бедра, Тао вошел в нее одним гладким, наполненным движением. Суинь издала мурлыкающий звук, когда он проник в ее потаенные глубины. Нежная, сладкая музыка. Несколько мгновений плоть ее противостояла его бурному вторжению, потом сдалась и окружила его. Ее спина выгнулась. Приглушенный звук замер в горле, когда он полностью насадил ее на свой налившийся силой орган. О, Небо!
Ли Тао смотрел ей в глаза, когда она оседлала его, — бездонные колодцы, в которых плясали отблески светильника. И снова он был в Лояне, затаив дыхание заглядывал в освещенные окна, слышал заливистый смех. Ли Тао никогда не мог и представить себе, что он, безымянный нищий, однажды будет держать в объятиях самое прекрасное создание в Поднебесной.
Вскоре пик желания настиг его, яростной волной накрыв его тело. Тао потянулся к ней, груди ее заполнили его ладони, когда он судорожно дернулся, изливая в нее себя.
Ли Тао продолжал оставаться в ней, желая большего, несмотря на то, что его сила уже ушла. Суинь опустила голову ему на плечо, и он оставался так много дольше, чем должен был, прислушиваясь к судорожным всхлипам ее хриплого дыхания, пока оно не успокоилось.
Границы. Следовало о них помнить, но хотелось забыть.
Глава 18
Ли Тао отнес ее из кабинета в спальню. Они снова занялись любовью, и он сжимал ее в своих объятиях, пока она не задремала. Почти сразу после того, как Суинь закрыла глаза, он поднялся с постели. Разбуженная его движением, она также проснулась.
Место подле нее было еще теплым, Суинь слышала, как Ли Тао ходит по комнате. С недовольным бормотанием она закуталась в одеяло. Ей не хотелось открыть глаза и обнаружить, что уже наступило утро. Она еще не была готова к этому.
— Уже рассвело? — спросила Суинь.
— Луна все еще в небе.
Она с облегчением вздохнула и перевернулась на живот. В комнате царил полумрак, единственным источником света служил маленький масляный светильник, на высоком столике у кровати. Суинь наблюдала за Тао сквозь туманную пелену желтоватого света. На нем были надеты свободные, облегающие талию шаровары, отблески мерцающего пламени отражались от его обнаженного торса. Он сел подле нее на кровать и положил что-то на столик. Это было похоже на тонкую бамбуковую палочку, лежащую поверх сложенного куска ткани.
— Игла и чернила.
Суинь приподнялась, однако он ласково опустил ее обратно на постель, плавными круговыми движениями поглаживая ей спину.
— Все хорошо.
Она закрыла глаза, наслаждаясь чувственными прикосновениями его ладоней.
— Что задумал мой таинственный возлюбленный?
Он наклонился к ней, положив одно колено на постель, и понизил голос, несмотря на то, что они были одни:
— Позволишь ли ты мне оставить отметку на твоей коже? — Ли Тао нежно провел ладонью по ее спине, остановившись на левом плече. — Здесь.
Суинь задержала дыхание и медленно выдохнула.
— С таким же рисунком, как и у тебя?
— В общих чертах. Я не столь искусный художник. — Он провел подушечками пальцев на спине замысловатый узор, по позвоночнику пробежала сладкая дрожь удовольствия. — Боль не сильная. Игла немного ужалит кожу.
Боль беспокоила ее сейчас меньше всего. Спустя всего несколько часов Суинь покинет этот дом. Ли Тао поскачет на поле битвы, а дворец будет заперт и заброшен. Может ли она позволить ему отметить ее на всю жизнь знаком убийц и воров?
Суинь повернулась на бок и прижалась щекой к матрасу.
— Ты просишь слишком о многом.
— Это для твоей защиты. У меня есть враг более серьезный, чем Шэнь или Гао.
Его руки твердо покоились у нее на спине, вся его лоза говорила о сдержанном обладании. Ли Тао посылал с нею своих самых доверенных телохранителей, а также вооруженный эскорт, однако она не хотела, чтобы ее защищали. Суинь желала остаться здесь и держаться за то, что у нее есть, несмотря на риск.
— Ты думаешь, твой старик придет за мной?
— Постарается, как только меня больше не будет рядом.
