– Кто такие Ганс и Гретель? – Малинин слабо тряхнул головой, отгоняя явно неуместную мысль о немецком группенпорно, с участниками, одетыми только в свежий лак для ногтей…
– Сказочные герои, они в лесу крошки рассыпали, чтобы найти по ним дорогу домой, – объяснила Оля, на диво шустро следуя к люку в низком приседе. – Ага! Вот еще пятнышко! И еще!
Малинин догнал великую следопытку уже на лестнице. Оля осматривала серые цементные ступеньки и синие стенные панели со скоростью и результативностью абсолютной чемпионки по спортивному поиску трюфелей. Она даже похрюкивала от радости, но глубокомысленно замолчала, обнаружив последнее в редкой цепочке пятнышко на пороге чужой квартиры.
– А вы молодец! – запоздало воодушевившись, похвалил ее Малинин. – Смотрите-ка, размотали весь клубочек! Похоже, вот оно – логово скота-похитителя сельской девы Романчиковой! Ну-ка, ну-ка, кто в теремочке живет?
– Никто, – севшим голосом сказала Оля, обессиленно присаживаясь на придверный коврик. – Это квартира Елиных, Даши и бабы Жени, они вдвоем тут живут… Жили.
Она подняла глаза на Малинина и захлопала ресницами, как дорогая кукла.
– Да, это интересно, – признал Андрей.
Недолго думая, он бухнул в дверь кулаком.
– Звонок же есть! – машинально напомнила Оля.
И сама на себя махнула рукой: какой звонок, когда в квартире не должно быть ни одной живой души! Хотя… Кто-то же запачкал порожек свежим лаком?
Андрей постучал, позвонил, снова постучал – сложным многозначительным стуком, напоминавшим морзянку. Оля не удержалась и тоже постучала – нервным стуком, напоминавшим морзянку в исполнении припадочного дятла. В жилище Елиных было тихо, как в глухом лесу, где живут глухонемые звери, сами по себе не шумные и к бодрящим ритмам дятлов не чувствительные.
Зато на сдвоенный стук в чужую квартиру отреагировала соседка:
– Вы чего тут хулиганите?!
В щели приоткрывшейся двери негодующе задергался реденький пушистый скальп эффектного окраса. Белоснежные у корней волосики ближе к кончикам сменялись ослепительной рыжиной, из-за чего трясущаяся голова напоминала собой охваченный пламенем одуванчик.
– Здравствуйте, Галина Юрьевна! – сказала вежливая Оля. – Мы не хулиганим, просто стучим, стучим – а нам не открывают.
– Ххоссподи, Олюшка! – Пожар на ножках выдвинулся на лестничную клетку. – Неужто ты не знаешь?! Нет же их никого!
– Я знаю, Галина Юрьевна…
– Так вы проститься пришли? – соседка с любопытством посмотрела на незнакомого мужчину.
Малинин показательно опечалился, смахнул незримую слезу и отвернулся. Оля мысленно поаплодировала ему: человека с таким скорбным лицом расспрашивать было бы просто невежливо.
– Так вы послезавтра приходите, – Галина Юрьевна проявила такт и отступила. – Послезавтра будут похороны, ой, горюшко-то какое!
Соседка тоже закручинилась. Малинин молча кивнул и потянул вздыхавшую и пошатывавшуюся Олю вниз по лестнице, но увел ее недалеко – на площадку между этажами.
– Подождем, – сказал он, попрочнее установив ее в углу у мусоропровода. – Если в квартире кто-то прячется, он рано или поздно выйдет.
– Не позднее послезавтрашнего дня, – согласилась Оля, прислушиваясь к нараставшему шуму.
В открытую для вентиляции форточку залетали красивые снежинки и некрасивые слова: во дворе кто- то скверно ругался. Нецензурную брань дополняли высокий булькающий лай и низкий раскатистый рык.
– Боюсь, у меня не так много времени, – пробормотал Малинин, сделав тщетную попытку выглянуть в слишком маленькую для его головы форточку. – Вот черт!
И он с ускорением поскакал вниз, но где-то на середине второго пролета задрал голову, чтобы крикнуть:
– Я позвоню!
– По статистике, это самое лживое из всех мужских обещаний! – фыркнула Оля, которая иногда читала не только умные книжки, но и глянцевые журналы.
Она выглянула в форточку, пропускная способность которой позволяла проявить умеренную любознательность изящно сложенной девушке, и увидела во дворе допотопный автомобиль Малинина, а рядом с ним – соседку с первого этажа, злобную бабку Семину, ненавидевшую все живое, за исключением собственной собачки. Ее старуха прятала в шубном рукаве, откуда и доносился захлебывающийся визгливый лай. Источник солидного басовитого рева находился в машине.
– Мишка, мишка, где твоя улыбка? – пробормотала Оля, враз смекнув, кого именно облаивают пинчер и его хозяйка.
Выскочивший из подъезда Малинин достиг своего авто в тройном прыжке, дернул на себя дверцу и со словами: «Всем спасибо, все свободны!» – бухнулся на сиденье.
Медвежий рев моментально стих, а бабка с жучкой, напротив, заголосили еще громче и шумели до тех пор, пока разнообразно обруганная «шестерка» не выехала со двора.
Оля вернулась домой.
Чинное караоке вошло в неконтролируемую стадию стихийного разгула. Нестройный хор тянул песни с большим чувством и великолепным пренебрежением к аккомпанементу. В буфете звякал хрусталь: кто-то уже пустился в пляс.
Оля знала, что такое русское народное веселье – бессмысленное и беспощадное, как русский же бунт. В последний раз, когда ее затянули на хуторской праздник в честь дедова юбилея, гулянье началось с торжественных речей, а закончилось полночным катанием на мотоцикле «Урал». Причем в седло и коляску могучего мотоконя волшебным образом поместилось не меньше десяти человек, и те из них, кто был в сознании, по ходу движения долго и безрезультатно препирались, пытаясь определить хозяина ноги, которая волочилась за тарахтящим «Уралом», как плуг за трактором.
Тихоню Олю буйное половодье веселья «по-романчиковски» откровенно страшило. Она заглянула в гостиную только для того, чтобы узнать, не там ли Любаня.
Любани там не было, а все остальные родичи присутствовали, и каждый шумел за троих. Оля ловко увернулась от тети Томы, попытавшейся увлечь племяшку в разудалую кадриль, и посторонилась с пути шествовавшего вприсядку дядя Вовы, в поступательном своем движении неудержимого и фиолетового от натуги, а потому очень похожего на гигантский мяч для боулинга.
В других помещениях – а Оля не посмотрела лишь на антресолях – Любани тоже не было.
Забившись в свою каморку, Оля грызла ноготь, не будучи в силах принять решение: поднимать ли шум по поводу исчезновения кузины или же молчать об этом, как просила ее сама Любаня?
Рассудив, что добавить энное количество – в децибелах – шума к уже имеющемуся ей просто не под силу, она замотала голову плотным шарфом и легла спать.
Родственники явно были не в том состоянии, чтобы адекватно отреагировать на тревожный сигнал – Оля предполагала, что они либо предпримут кавалерийскую атаку на ближайшее отделение полиции, либо отправятся в поисковую экспедицию по микрорайону, причем в полном составе и все на том же мотоцикле «Урал».
– Утро вечера мудренее, – убеждая саму себя, припомнила Оля сказочную мудрость.
Тюрбан из шерстяного шарфа приглушил рев праздничного половодья до фонового шума горной реки. Оля уснула, и эсэмэс-сообщение, поступившее на ее мобильный незадолго до полуночи, прошло незамеченным.
Максиму Рыбакову было плохо. Только теперь, когда неожиданный праздник закончился, он осознал, что вынужден будет заплатить за него с лихвой, и очень расстроился.
Максим не любил платить. Максим любил халяву, и халява, как правило, отвечала ему взаимностью.
Вот и на этот раз – как хорошо все начиналось!
Незадолго до Нового года, как обычно, делая покупки в супермаркете в богатый маленькими бонусами и
