– Повторяю: окно расколотила не я! – недослышав, возразила она звенящим от напряжения голосом.
– А кто же? Дайте я догадаюсь. Маньяк? Это все он? И кислоту вы тоже для него приготовили?
– Ооо!
Оля закатила глаза в потолок, зарычала и вмиг утратила всяческую благостность.
– Вопервых, уксусная кислота уже была у меня в сумке. Это та бутылочка, которую я совсем для других целей купила в ларьке у больницы. А вовторых, давайте я расскажу по порядку.
– Если по порядку, то сначала вы меня должны накормить, напоить, в баньке попарить, а потом уже рассказывать.
Малинин с намеком в глазах воззрился на кастрюлю, стоявшую на плите.
– Это обыкновенные макароны, – предупредила его Оля, понятливо перемещаясь к посудному шкафу. – То есть не обыкновенные, а старинные, двадцатилетней выдержки, но всего лишь с солью, перцем и чесноком. Вообще-то я готовила прекрасный супчик, но из-за осколков пришлось его вылить.
– Из-за осколков? – эхом повторил Малинин, заглянув в поставленную перед ним тарелку со скифским курганом отварных макаронных изделий чудовищного вида.
Как будто они пали в кастрюлю жертвой взрыва на макаронной фабрике!
– Пол, стол, плита – тут все было засыпано стеклом, – объяснила Оля, семеня со второй полной тарелкой в угол, где нервно приплясывал голодный медвежонок. – Вы не вертитесь, пожалуйста, сидите спокойно, вдруг я не все осколки убрала…
– Му-му! – набив рот, сказал Малинин.
– В каком это смысле?
Ольге Павловне вспомнилось незабываемое, тургеневское.
– В смысле, вкусно! – Андрей проглотил макаронную массу.
– Ы! – подтвердил медвежонок.
– Приятного аппетита, – сказала Оля.
Ей и самой приятно было смотреть на едоков, с аппетитом поглощавших страшненькое с виду блюдо.
– Му-му.
– Что? Добавки?
– Можно! – Малинин отодвинул от себя пустую тарелку. – В смысле, не добавки можно, а рассказывать можно. Я уже наелся. Баньку, так и быть, из программы сегодняшнего вечера вычеркнем. Ну, повествуйте.
И Ольга Павловна продемонстрировала ему свой незаурядный талант рассказчика.
Древнерусские сказители, вдохновенно повествовавшие нечто историческое под размеренное треньканье гусельных струн, нашли в лице Ольги Павловны достойную преемницу. Имевшиеся в ее распоряжении немногочисленные факты она протянула четким пунктиром, пробелы аккуратно законопатила собственными соображениями и отлакировала все это дедуктивно-фантазийное художество своими эмоциями.
По мнению сказительницы Романчиковой, дело было так.
Неизвестный сексуальный маньяк непристойнейшим образом убил Веру Репкину и хотел то же самое проделать с Дашей Елиной, но почему-то оплошал. Не вышло у него совершить над Елкой мерзкое насилие, и заморозить ее до смерти тоже не получилось! Тогда маньяк коварно подобрался к бедной Елке в больнице и там отравил ее уксусом, замаскированным под воду. И сразу же заприметил себе новую жертву – Олю!
Он увязался за ней от больницы и гнусно пристал в подворотне, где, по счастливой случайности, очень вовремя появились доблестные рыцари-спасители: витязь в медвежьей шкуре Ваня Пух и его славный хозяин, ряженый Дедом Морозом. Благодаря их совокупным усилиям в этот раз Оля была спасена, однако маньяк с подобающим ему упорством продолжил ее преследовать.
Вопервых, он забросал ее телефон эсэмэс-ками самого что ни на есть порнографического содержания (наконец-то Оля их прочитала), вовторых, по ошибке набросился на Любаню (как она спаслась, пока что было неясно) и, втретьих, проследил за Олей до дома Малинина в поселке Прапорном и уже тут попытался убить.
– Стрелял в меня, а попал в окно, – скривилась несостоявшаяся жертва.
– Видимо, это был слепой сексуальный маньяк, – прокомментировал циничный Малинин. – Или безрукий. Впрочем, зачем ему руки, ведь в качестве орудия преступления он использует совсем другой орган…
Кариатида Павловна строго кашлянула.
– Простите, но вы несете чушь, – светски сказал Малинин.
– Посмотрите на занавеску, – холодно ответила Ольга. – В ней появились дырки от пуль.
Малинин послушно исследовал желтовато-серую занавеску из синтетической ткани. Дырки в ней имелись и раньше, но это были косые разрезы, оставленные когтями игривого медвежонка. Новые прорехи имели куда более аккуратный вид, значительно меньший размер и оплавленные края.
– Вот, видите? Это были пули, – не без гордости сказала Оля.
– Всего лишь дробь, – возразил Малинин. – Наверное, это сосед по воронам палил, маразматик старый…
Он забарабанил пальцами по столу.
Сосед, конечно, маразматик… Но – как знать?
Дробинки, при всей их легкости, придавали дедуктивной конструкции Ольги Павловны определенный вес. К тому же ранее Андрей уже успел убедиться, что Оле действительно кто-то присылал порнографические сообщения.
– И все же, давайте не будем спешить с выводами, – предложил он, вставая из-за стола.
Похвально самостоятельный Ваня Пух уже удрал в свою комнату и аппетитно хрустел там каким-то плодовоовощным десертом.
– Да, утро вечера мудренее, – согласилась сказительница Романчикова.
– Эээ… Насчет утра… – Малинин замялся. – Признаться, мне бы не хотелось в этот поздний час вновь совершать челночную поездку в город, а поездка на такси обойдется очень недешево… Да и неясно пока, не подвергаетесь ли вы реальной опасности в связи с воображаемым маньяком… Короче говоря, я…
– Вы предлагаете мне ночевать у вас? – резюмировала Оля.
Удивительно, но она даже не смутилась.
В отличие от Малинина.
– Я думаю, вам понравится в тетиной комнате, – пробормотал он и посмотрел на лампадку. – Тем тепло и… гм… темно…
«Он не маньяк, но сексуальный!» – одобрительно шепнул Оле внутренний голос.
– Отлично! – сказала она благожелательным учительским голосом и проследовала в отведенное ей помещение легким шагом баядерки.
– Разбитое окно – это разбитое окно, и ни запятнанная клеенка, ни святой непорочный крест не защитят дом от зимнего холода, – рассуждал Малинин, ежась под тулупом, наброшенным на голые плечи на манер казачьей бурки.
Ваня Пух, которому в родной медвежьей шубе было вполне тепло, оставил разглагольствования хозяина без внимания. Зато он с удовольствием доел вчерашние макароны, к утру превратившиеся в плотную массу. Она походила на белую рифленую резину и шмякнулась из кастрюли в миску толстой круглой подушкой, перед которой неизбежно спасовали бы любые столовые приборы.
– Будь мужчиной, соверши открытие! Открой холодильник! – продолжал вещать Малинин, сам себя агитируя на маленький подвиг.
Он сознавал, что в обязанности гостеприимного хозяина, предложившего ночлег хорошей незамужней девушке, входит предоставление гостье завтрака. Но не в постель, конечно! Завтрак в постель она пока еще не заслужила.
Ведомый в равной степени чувством долга и чувством голода, Малинин расковал холодильник и приготовил яичницу.
