Две стрелки находят её плечо. Яд пенится по жилам - такой знакомый отчего-то!.. - и заклятие очищения застывает на губах, чуть-чуть, и она бы успела. Но голова идёт кругом, запах огня, крови и ломаных веток... никого нет рядом, это хорошо...
Она всё-таки поднимается, делает несколько шагов и бессильно падает в зарослях. Живой плащ, успевший вывести из себя яд и кое-как затянуть повреждения, снова готов к работе, но Нанджи не успевает приказать. Меркнувшим сознанием замечает, что одеяние растягивается, маскируя её тело, и в пальцы виновато тычется живая лоза, нашедшая хозяйку. Лоза чувствует яд в её жилах и приникает к ранам...
Она очнулась, сумев не подать виду, что очнулась. Над ней кто-то стоит. Живой плащ не собирается на него нападать, отвечает, что чужой не питает злых намерений. Она обрадовалась, думая, что её нашли свои... открывает глаза - над ней склоняется нелюдь.
Она приказывает плащу напасть, тот послушался почему-то с неохотой, грызанул оружие - только пасть поранил. Нелюдя, казалось, забавляет плащ, накинувшийся на оружие. Он дразнит плащ, потом отводит его в сторону...
И видит её глаза.
Нанджи успела сделать лишь шаг по этой тропе. Боль, подавляемая сильной волей. Возбуждение боя. Любопытство. Гнева и ненависти нет. Для нелюдей мы звери. Мы представляемся им настолько мелкими тварями, что нет смысла тратить на нас чувства...
Чужак вздрагивает, и она его узнаёт. Это же тот самый мятежник!.. Наклоняется ближе.
Пора!..
Движение атакующей лозы невозможно заметить, лишь почувствовать. Предельное усилие, после которого оружие-ветвь непременно умрёт, но умрёт и враг...
Четыре зазубренных листа врезаются в броню нелюдя. Отчего-то лишь до половины, лоза дёргается и обмякает. Ничего, ему осталось жизни на пару вдохов...
Прошло уже больше пары вдохов. Нанджи понимает, что яд с листьев отчего-то не действует.
Чужак смотрит ей в глаза удивлённо и немного обиженно. Словно она сделала что-то очень неправильное, предала его. Глаза у него серые, но это не кажется ей отвратительным, они красивы. Капелька пота бежит по щеке и застревает в щетине.
Он улыбается грустно.
Что-то бросается с его руки и уносит девушку во тьму.
Когда она приходит в себя, её шею обвивает жёсткое, прижимая к земле. Нанджи дёргается, и острая кромка царапает горло... Придушила, в глазах плывут чёрные круги, голова наполняется звоном, вязким и пронзительным.
Нанджи затихает, притворяясь потерявшей сознание, из-под полуопущенных ресниц наблюдает за нелюдем.
Тот не смотрит на неё, стоит, тяжко опираясь о ствол дерева, Нанджи вдруг кажется, что он уже умер.
Метатель огня неподвижно смотрит в пространство между кустами и коряжником, копьё не подаёт признаков жизни.
А вокруг его тела обмотана лоза. Погибла, конечно... сначала выпила из хозяйки яд, потом надорвалась, мгновенно ударив и вспоров броню чужака, а сейчас ещё и отравилась его кровью, кровью сильного мага.
Но лоза чуть шевелит необвисшими листьями, она ещё жива!.. Надо попытаться...
Нанджи потихоньку тянется, и лоза отзывается ей. Девушка начинает потихоньку возвращать себе контроль над оружием. Лоза чуть шевельнулась, чужак болезненно вздрогнул. Листья ворохнулись в ране, сейчас взрежут ему живот, лоза сожмётся и раздавит броню, расплющит внутренности врага... последнее усилие, ну!..
Лоза обмякает снова. Сил ей хватает - но она почему-то не собирается выполнять приказ хозяйки.
Тогда Нанджи кричит Зелёное Слово.
На этот раз созданное очень правильно, наверное, это одно из лучших её заклинаний. Дерево вздрагивает, разбуженное древней силой, протягивает руки-ветви. Нелюдь отшатывается удивлённо и слегка бьёт по зелени ладонью, словно шлёпает расшалившегося ребёнка, направляя от перегородки детского сада.
Ударила боль, тошнота. Заклинание 'скомкалось'. Нелюдь смотрит на неё, улыбается серо.
И повторяет Зелёное Слово.
Не совсем верно, даже совсем неверно, однако по зелени, в которой лежит Нанджи, вдруг проходит волна. Трава растёт, раздирая почву, прорастая сквозь одежду, пеленает её тело с ног до головы. Нанджи кричит в ужасе, но крик глушится жгутом травы, закрывшей ей рот. Чем больше она бьётся, тем глубже утопает во мху.
Нелюдь говорит - не на языке настоящих людей, и, кажется, не на обычном их квакающем наречии.
И она его
И Нанджи не стала совершать резких бессмысленных движений. Она лежит и смотрит, как букашка ползёт по стебельку травы. Пытается понять.
Он защищает.
Сейчас его убьют.
Может быть, другие не заметят её, утонувшую в зелени? Уйдут, а через день Зелёное Слово, которое неизвестно как смог обратить на неё этот беглец, развеется, и травы отпустят её.
И она останется жива...
А он умрёт.
Стёжки крови на его броне, сиплое, с присвистом, дыхание. Запах крови, пота и копоти. В мыслях его предсмертный покой, терпеливое ожидание последнего боя.
Близкая вспышка опаляет лицо. Срезанные ветки падают с шелестом, кружатся хлопья пепла, пахнет огнём и свежестью, что остаётся после грозы. Доспех нелюдя объят пламенем, он роняет оружие и берётся за меч.
Её лоза на его теле угрожающе шевелится, широко раскидывает листья, защищая. Оружие превращается сначала в щит, потом в странную загогулину. Нанджи вдруг чувствует чужака в себе и себя в нём. Что он собирается делать?!.
Очень быстрый взмах, и загогулина
Такого не бывает.
Стрелок отлетает и падает.
Защитник стоит в рамке из пылающих древесных стволов, потом ноги его подламываются, и одушевлённое Зелёным Словом Нанджи дерево заботливо поддерживает падающее тело, опускает в мох.
Трава отпускает Нанджи, и она долго лежит, всхлипывая в ужасе. Никто не подходит к ней, ничем не тычет в плащ. Чутьё говорит, что поблизости нет никакого движения...
Нескоро она осмеливается приподнять голову, оглянуться - никого... Первым её побуждением было вскочить и бежать, но вместо этого она зачем-то ползёт на четвереньках к чужаку.
Сначала ей кажется, что её защитник мёртв. Мертво нелепое оружие в его руках, мертвы доспехи, мертва её лоза. Броня на руках и груди потрескалась, маска пошла волдырями. Пластина, закрывающая глаза, помутнела. Через нижний проём маски девушка видит страшно обожженную кожу.
Но грудь его едва заметно вздымается.
Нанджи подцепляет маску кончиками пальцев и обжигается, отдёргивает руку. Всё же поднимает и в ужасе шарахается прочь - морда нелюдя покрыта страшной пупырчатой коркой ожогов.
Однако он дышит. Всё ещё дышит.