уязвимыми. Но общение 24 часа в сутки в нашей группе побуждали к близости; мы не боялись обнажить свои мысли, подкорректируют ли их остальные участники группы, будут ли обсуждать, переделывать до неузнаваемости, или нет. Этот уровень комфорта помог нам работать вместе, чтобы создать отличные песни. И никто не придерживал материал для другого дня или другой группой. Это была та самая группа, это был тот самый момент.
Мы также учились писать тексты, особенно Иззиy, Эксл и я. Когда мы создавали песни, мы обращали особое внимание на все, что уходило в сторону от основной мелодии - все мы считали, что отклоняться от хорошей мелодии стоило только в том случае, если речь шла о не менее удачном отрывке. Это означало, что мы отказались от традиционного написания песен, требующего вставлять проигрыши ради проигрышей, и четко разграничивающего куплеты и припевы. Вместо этого, мы шли только в тех направлениях, которые нравились нам самим. Вот почему коды в песнях таких, как “Rocket Queen”, “Paradise City”, или “Patience” звучат так по-особенному – мы не были вынуждены добавлять их; мы были так рады бесспорной мысли, что работая вместе, день за днем, мы нашли способ смешивать их. (Мы написали “Sweet Child o’ Mine” позже, и кода “where do we go now” была всего лишь своего рода искусственным добавлением; это стало одной из причин, почему мы не ожидали того, что песня станет хитом – или даже синглом, если на то пошло).
Когда мы начали писать песни, которые в последствии стали альбомом Appetite, стало ясно, что Слэш использовал их как возможность наконец отточить своё чувство мелодии на ведущих партиях и поупражняться в риффах. Слэш писал и доводил до совершенства те классические партии из темных и красивых глубин своей души. Застенчивый интроверт, каким он был, когда я впервые его встретил, наконец нашел подходящее окружение, чтобы выразить себя.
Я помню, как писалась “My Michelle”. У Слэша был отличный рифф, типичный слешевский рифф. Это была изящная, тонкая вещь, но он играл ее действительно очень быстро сначала. (Его исходный рифф, в замедленном темпе, есть на вступлении к записанной версии - тот самый зловещий и задумчивый кусочек в начале). Работая над этим совместно со всей группой - а коллаборации были волшебным ингридиентом практически для всех песен - мы случайно наткнулись на этот кусочек: бам, бада-дам, бада-дам, который задает тон всей песне в её окончательном варианте.
Одина из наших ключевых песен этого периода созревала еще дольше – часть ее восходила к самой первой песней, которую я когда-либо писал. Сейчас в Лос-Анджелесе семь лет спустя, основной рифф из этой первой песни вернулся ко мне, когда мы собирали воедино мелодию о нашей тяжелой жизни. Как и в “My Michelle”, один из потрясающих звонких отрывистых рифов Слэша стал вступлением, и основная часть песни летела поверх рифа из моей песни “The Fake,” которая теперь исполнялась на бас-гитаре. У Эксла был фрагмент лирики, над которым он работал со времени нашего сиэтлского путешествия, и мы создали обширные проигрыши – воображаемая группа вторила словам when you’re high, которые переходили в невнятные, кошмарные волны звука, из которых Эксл ревел “Do you know where you are?” Мы назвали то, что получилось в итоге “Welcome to the Jungle.”
Мы сыграли песню живьем впервые, когда открывали шоу в Трубадуре во вторник вечером в конце июня 1985. Так же в списке была группа из Сан-Франциско под названием Jetboy.
“Jungle” имела большой успех, и с тех пор толпа начинала возбуждаться как только слышала начальные рифы Слэша – песня стала нашей первой визитной карточкой. Мы так же сдружились с Jetboy. Я непосредственно был в дружеских отношениях с басистом Jetboy Тоддом Крю. Он был так чертовски умен, что я действительно думаю, он должен был выпить, чтобы замедлить приток информации к мозгу. Я так же понял, не задавая вопросов, что он занимается самолечением какой-то острой боли. Но Тодд был так же чертовски забавным. Он всегда был в центре внимания. Мы быстро стали лучшими друзьями.
Еще не прошло и года с момента как я поселился в Лос-Анджелесе, и я все еще ощущал, что я далеко от дома, моей семьи и друзей детства. Трудно описать, как много это скорое сближение с Тоддом - который почти сразу же вошел к ту категорию друзей, с которыми зависаешь все время - значило для меня. Тодд, вместе с ребятами из Guns, формировали часть нового базиса для меня, вроде семьи. И, мать твою, нам было весело. Тодд был страшный пьяница, часто вырубался в самое неподходящее время. Клубы, прихожие в квартирах, тротуары … что угодно.
Также трудно выразить степень волнения, которое я испытывал, когда видел, что количество людей, которые были покорены нашей музыкой, подскочило. В течение нескольких месяцев мы перешли от игры для горстки людей, к выступлениям в самых привлекательных местах в городе. Когда все получается, и вы видите прогресс, это охуительно. Особенно когда прогресс основывался по большому счету на тех новых песнях, что мы продолжали писать вместе.
В следующий раз мой брат Мэтт играл с нами – несколько месяцев после того, когда он выглядывал и видел пустой зал – люди знали песни и подпевали. Я мог видеть облегчение в лице Мэтта.
Не то, чтобы это был стабильный прогресс. Мы по-прежнему играли много случайных концертов. Чёрт, после премьеры «Jungle» в Трубадуре, мы выступали в доме студенческого братства UCLA. Мы получили 35 долларов и бесплатное пиво за это шоу. Это был один из тех спонтанных концертов – мы играли в тот же день, когда договорились об этом. Студенты и представители братства не знали, чего от нас ожидать, и поэтому немного мешкали. Ковбойские штаны с открытыми ягодицами могли как-то повлиять на их прохладный прием. Тем не менее, бесплатное пиво.
Очевидно, что нам приходилось работать на других работах. Стивен был единственным из всех нас, кто не работал. Его выгнали из дома, когда ему было 12, и он учился выживать на улице. Но он был совершенно бескорыстным. Если он крал деньги, чтобы купить гамбургер или пачку Cheetos, он делился этим со мной и другими парнями – неважно, насколько он был голоден. Слэш работал в газетном киоске на углу Мелроуз и Fairfax под названием Centerfold News. К счастью для нас, в киоске был телефон. Слэш часто оставлял этот номер промоутерам клубов. Иногда он мог висеть на телефоне всю свою смену, пытаясь пробить для нас концерт или вызвонить людей из адресного списка, чтобы продать билеты, распространить сообщение о концертах. Слэш был прирожденным продавцом, когда дело касалось продажи билетов на наши шоу. В конце концов, он был уволен от газетного киоска, потому что висел на телефоне слишком много.
Я все еще работал на бандитов неопределенного восточноевропейского происхождения, занимавшихся транспортировкой “канцелярских принадлежностей”. Поначалу парни, руководившие компанией, казались мне довольно-таки устрашающими. Они выглядели как киношные стереотипы: массивные черты лиц, не поддающиеся определению акценты и отрывистая манера речи, тренировочные костюмы с пистолетами, заправленными в штаны. В целом, ситуация напрягала меня. Но они очень неплохо ко мне относились, это была стабильная работа, и после того, как я проработал там полгода, я почувствовал себя частью команды. Может быть, поэтому я попытался получить Иззи работу в той же компании. В итоге он оказался в той комнате, где они действительно продавали канцелярские товары по телефону. Он пришел в конце третьего дня его, и один из боссов отвел меня в сторону.
«Майки», - даже моей маме приходилось называть меня Дафф, но эти парни использовали имя с моего водительского удостоверения, Майкл, - «Майки, твой друг… он хреново выглядит. Твой друг – наркоман».
Другой парень, что работал со мной, был белый парень по имени Чёрный Рэнди, который играл в лос-анджелесской панк-группе Black Randy и Metro Squad. Он был чокнутым – колол спидболлы весь день на работе. Но каким то образом, он нравился боссам, и они не увольняли его.
Чёрный Рэнди любил нашу группу.
Он всегда говорил нам «Я буду менеджером вашей группы, и у вас будет развязность New York Dolls и вы будете срать на весь этот город».
Он приехал на автобусе к нашей репетиционной базе и принес детские костюмы для Хэллоуина, которые он хотел, чтобы мы носили. Он сделал видеозапись нашей репетиции и записал, как он колит себе спидболлы. Я думаю, без слов понятно, что он стал нашим первым менеджером.
Понятно.
Но у Чёрного Ренди был СПИД, и он умер вскоре после того. После этого, я позвонил своему брату Брюсу, который рекрутировал группы и ди-джеев для сети ресторанов.
“Чувак, ты знаешь, каких-либо менеджеров?” Я спросил его.
“Да, я могу позвонить моему приятелю”, сказал он.
Он перезвонил мне. Парень был не заинтересован.
