Хризалида

Пришел на помощь смертный сон,
Непробужденным умер он,
Из рук живых заветный стяг
Не выкрал побежденный враг.

11 мая 1930, Томилино

«Под ветвями лепечущей ивы…»

Под ветвями лепечущей ивы,
Под крестами зеленых холмов
Слышны ль зовы задумчивых иволг
И блаженная грусть соловьев?

Или тем, кто уснул, наши песни,
Наша радость и жизнь не нужны,
Оттого, что святей и чудесней
На погосте приснились им сны.

Шепчет белая ива: не знаю —
Вековечья безмолвный ответ.
На могилы роса упадает,
Догорает зари алый свет.

24 мая 1930, Протасьев погост

«Тринадцать лет мне минуло вчера…»

Тринадцать лет мне минуло вчера,
И мать сказала: «Разрешил епископ
На вечере любви тебе явиться с нами».
Я роз и лилий нарвала охапку,
В корзину к матери сложила хлеб и мед,
Отец закинул сеть и для агапы
Поймал чудесных серебристых рыб.

Там за столом светильники горели,
И хлеб уже епископ преломил,
Когда вошли мы, опоздав немного.
Как птица в клетке, трепетало сердце
В моей груди, когда устами чаши
Коснулась я и в руки хлеб взяла.

«Ты отчего так, Мирра, побледнела, —
Спросила мать, — не душно ли тебе?»
Я ничего в ответ ей не сказала.
Ее и всех глаза кругом не узнавали.
Над каждой головой светился белый венчик,
И над плечами золотились крылья.
И сквозь алмазы радужные слез
Из всех очей глядел на всех Христос.

Сказала мать: «Ей дурно». Кто-то веял
Убрусом белым над моим челом,
И с крестным знаменьем кропил меня пресвитер,
И дьяконисса гладила мне кудри,
У ворота застежку отстегнув.

Вдруг сладкое и страшное лобзанье
Огнем проникло к сердцу моему,
И кто-то подал красную мне розу.
И голос прозвучал: «Обручена
Отныне жениху небесному она.
И девственною кровью на арене
Запечатлеть должна свое избранье».

Что было дальше, ничего не помню.
Очнулась я под синевою неба.
По-новому на нас глядели звезды
И всё кругом звучало и молилось,
Хоть ночь была торжественно-тиха.
И только мать и я одни сидели
У входа катакомб.

26 июня 1930, Погост

«Как белый лебедь Лоэнгрина…»