этот лев похож на меня! — подумал я. — Хороший знак!» Так всегда бывает, когда долго что-то ищешь и, наконец, находишь. Начинаешь верить в приметы…
Мы вошли. Здесь тоже были чистые белые стены. Широкие окна делали комнаты более светлыми. Ковровое покрытие привносило уют. Одинокая, видавшая виды табуретка будила тоску по безумному быту времен конспектов, шпаргалок и сакрального секса в студенческой столовой…
Так бывает — одна деталь, и ты летишь вспять. Чтобы вернуться подошел к окну, открыл форточку. Свежий осенний ветер ворвался в дом вместе с запахом дождя и опавших листьев, взлохматил волосы.
Внизу шевелился и шуршал Стамбул.
Черепичные крыши и забитые автомобилями тротуары, шпили минаретов и зеленые холмы, небольшие городские кладбища и соседствующие с ними ресторанчики — все это стало уже родным…
Квартира была, что надо! Глаза Наташи сияли.
Вернулись в кырал-ажанс и познакомились с главным. Старик уточнил сумму. Требовалось выложить за три месяца, плюс залог, плюс проценты агентства. Плюс поручительство — обязательная процедура для иностранцев. Проще было купить проездной и жить в автобусе.
Мы оставили залог.
Вечером узнали, что Наташу утвердили на комершел — телевизионную рекламу. Это самая высокооплачиваемая работа в модельном бизнесе. Наташа скакала по комнате и кричала:
— У нас появятся деньги! Ура! Квартира наша!!!
— Сколько? — спросил я.
— Не сказали.
— Нужно выяснить. Ты не первый день знакома с Денизом. Он может запросто обвести вокруг пальца, и не одного. Знает, что у нас нет ни визы, ни разрешения на работу. Ни противотанкового гранатомета, чтобы разом покончить со всей его богадельней. Мы с тобой беспомощные люди, Наташа! Нас легко обидеть и обмануть.
Наташа позвонила в агентство, объяснила секретарше суть вопроса.
— Они не могут подойти, — после паузы ответила та.
В течение трех часов Наташа безуспешно пыталась дозвониться.
— Такого не может быть! — удивлялась она. — Руководство всегда в агентстве. Хотя бы Шермин. И мобильные не отвечают…
Я ушел искать работу. Когда вернулся, стемнело. В квартире было тихо. Наташа сидела на диване, закутавшись в плед. Поставил чайник.
— Так и не дозвонилась, — сказала Наташа. — Скрываются. Сколько же я получу денег, интересно?
— Когда работа?
— Завтра. В первый день реклама стиральной машины, во второй — посудомоечной. А на третий фотосессия…
— После работы позвони в агентство. Если их опять не окажется, поговори с продюсером. Кстати, вот…
Я положил на стол деньги.
— В пекарне нужен был грузчик. Завтра снова работаю.
— Тебя так легко взяли?
— Нет, конечно! Потребовали трудовую книжку, хотели проверить стаж и все такое, спрашивали, состою ли я в коммунистической партии и не еврейка ли моя мать… Разве ты не знаешь, Наташа, конкурс на грузчиков еще больше, чем на манекенщиков и артистов! Сам турецкий президент, говорят, пытался устроиться, да только у него не вышло.
— Ты весь седой!
— Это мука.
— Идем! Сейчас заблестишь как новенький…
Вода, пенясь от шампуня и моего восторга, заполнила ванну. Нырнул и почувствовал, что все мышцы гудят, словно по ним провели железную дорогу.
— Закрой глаза, — сказала Наташа и плеснула шампунь.
У нее были сильные руки.
Земную гравитацию отключили. Приоткрыл один глаз и сквозь пену заметил, что Наташа в трусиках. Брызги воды дразнили розовые соски. Они стали сосредоточенными. Прицелился и поймал один губами. Кожа у Наташи покрылась мурашками. Блестела от воды и шампуня…
Затащил в ванну.
— Милый! — прошептала она и забралась на меня.
На миг исчез под водой.
— Утопишь! — прохрипел, выныривая, и тут же почувствовал, что не утону, пока Наташа будет вот так на мне, во мне, частью меня.
Мы непобедимы и выживем при любом раскладе. Даже в брюхе кита, на другой планете и, боюсь предположить, где… Потому что, в конце концов, можно дышать дыханьем друг друга…
Запахло паленым.
— Чайник! — заорала Наташа и бросилась на кухню.
Чайник погиб. Другого не было.
— Будем кипятить воду в супнице, — шутливо утешил я. — Всех рано или поздно забывают на огне.
Двери пекарни были заперты. У дверей лежала стопка старых газет. Взял первую попавшуюся и стал просматривать. Встречались знакомые слова. Мог уловить смысл отдельных колонок.
Пришел Ахмет, предложил сигарету. Я отказался.
— Ранняя птаха, опередил меня, — сказал Ахмет.
Он приходил первым и растапливал печь.
— Рано лег вчера.
— Как спина? — подмигнул Ахмет.
Его черные, сросшиеся брови зашевелились.
— Болит. Хорошо, когда болят мышцы.
Он открыл пекарню и принялся за работу. Я помог. Пришли остальные.
В воздухе запахло свежим хлебом.
Было интересно, как толстяк, сам похожий на булку, у замаскированных врат в преисподнюю преображается, ласточкой легкомысленно ныряет в огонь, рискуя никогда больше не вернуться назад. Лишь сила и простодушие его помощников, в последний момент хватавших за ноги, спасали его от плачевной участи быть запеченным вместе с тестом.
Я выносил из подвала противни со свежим хлебом и грузил в пикапы на место пустых, что хозяева булочных исправно возвращали. Противень за противень. Как зуб за зуб…
Работал по пояс голый. Иначе невозможно, когда спускаешься в ад.
— Русский, — похлопывали по плечу булочники, белозубо улыбались и шутливо грозили, — хорошо работай!
С огромными плетеными корзинами забегали мальчики-разносчики, брали хлеб и отдавали деньги. Они ходили по квартирам. Такая работа приносила гроши, поэтому они спешили.
Во время перекуров булочники говорили обо мне с хозяином. Кое-что понимал. И наблюдал за ними, стараясь ничего не пропустить, все запомнить. «Однажды вы мне еще пригодитесь, любопытные,