В потолок полетели пробки, зазвенели бокалы, все стали пить и целоваться.
— За Новый год, — сказал Тунч.
— За Новый год, друзья! — крикнул пьяный Нисо и прослезился. Мы втроем тоже расцеловались, да так, что чуть не забыли, что мы мужчины.
В этот вечер по случаю праздника барменам официально разрешалось немного выпить. Поэтому некоторые бармены едва держались на ногах.
Загремела музыка, гости стали танцевать.
Мы сбивались с ног.
Они подходили и подходили, и казалось, все спиртное кончится, а они будут просить еще! И тогда придется наливать из-под крана сырую воду… Но они все равно будут пить, не замечая разницы…
К двум толпа поредела.
Я плеснул себе рому. Это давно пора было сделать. Начав пить, нельзя останавливаться, особенно если вокруг все только этим и занимаются, а внутри уже проснулся Юлий Цезарь, мучимый жаждой жертвоприношений и желанием вновь перейти Рубикон.
«Надо позвонить!» — наконец решил я и вышел на воздух. Я мог позвонить с вахты, но хотелось за одно проветриться и глотнуть жизни.
Мимо продефилировала беззаботная стайка девчонок. Они миновали бар и скрылись в темноте, громко щебеча и цокая по тротуару безумными каблучками. В воздухе остался приторный запах недорогих духов. Это было слишком обычно и удивило. Как если бы на самом деле от девушек следовало ожидать легкого дуновения чего-нибудь потустороннего!
— Доброй ночи, Жале, — весело сказал я, услышав в трубке ее разболтанный на ухабах веселья голос. — Поздравляю с Новым годом!
Сразу понял, что Наташа не звонила. Еще прежде, чем спросил и получил по полной программе, как мне жить в ближайшие двести лет. Чутье иногда включается. Увы, чтобы учуять очередную грядущую печаль. Хоть бы раз я предсказал, что Бог замыслил для меня медальку!
Когда спустился в бар, на душе было сыро и пусто, как в использованной пивной банке.
Какого дьявола радуются эти люди?! Что время проходит? Что оно приближает к старости и дерьму? Что уходят друзья, оставляя после себя пустоту, которую не можешь заполнить…?
«Лучше никогда не носить штопаной одежды, — думал я, — и не тешить себя иллюзиями, что можно что-то исправить. И что есть кто-то, для кого ты необходим, как парус. В лучшем случае — как туалетная бумага…».
Налил и залпом выпил.
— Привет, алкоголик! — на тумбе у стойки сидела Ламья. Я не заметил, как она подошла.
— Хочешь выпить со мной, дружище? — спросил и понял, что рад ей, как даже сам не ожидал. — Угощаю.
— Налей мне виски, Никита. Пожалуй, посоревнуюсь с тобой.
Она не церемонясь, взяла стакан и залпом осушила.
— Есть предложение, — сказала Ламья. — Давай поедем в гости к Денизу. Собирается заводная компания. Будет весело.
«Одно из двух, — решил я, — или эта кукла шутит, или за одно с моим врагом».
Впрочем, возможен был и третий вариант — что Ламья гений. Но с гениями еще опасней.
— Извини, но у меня работа.
— Плевать на работу! Ты что, Никита?! Один же раз живем!
Зря она сказала! Сочетание этих слов, букв, звуков подействовало на меня, как на быка ведро шампанского! Как на побитого бочкоголового бычка по кличке Рокки ведро красного Краснодарского игристого…
Дениз жил в пятиэтажке на берегу Босфора. Его квартира занимала весь первый этаж с выходом на пристань.
Нам открыла высокая знойная красотка. Между ее худых стройных ног можно было пройти, не пригибаясь.
— С Новым годом, — мы протянули ей бутылку.
— Залетайте скорее! — обрадовалась девушка. — У нас так весело!
Балконная дверь была распахнута. На бетонной пристани горели огромные свечи, напоминавшие срезанные у основания фонарные столбы. У ветра не хватало дыхания, чтобы задуть эти свечи-костры.
Гости выпивали, разговаривали и танцевали. Человек сорок, не меньше.
Дениз возился с барбекю и был похож на астронома, все звезды которого оказались на шампурах.
Он махнул рукой, приглашая присоединиться к гостям.
Было много знакомых.
Мужчины любезничали с Ламьей, спрашивали, где Наташа. Я делал вид, что полчаса назад был удостоен звания «Великий Весельчак всех времен и народов».
Женщины улыбались и скромно опускали взгляд, как будто у меня вместо глаз были руки.
Увидев еду, понял, что голоден, как волк, и накинулся на рыбу, что только принесли с огня. В ее жареных глазах застыло презренье.
С Босфора донеслось несколько пронзительных гудков. Большой белый катер подходил к причалу. Его прожектор присоединился к танцующим.
Дениз подбежал к краю пристани и принял швартовый канат.
— Смотри, Никита! — воскликнула Ламья. — Жан!
На борту действительно стоял Жан. Он держал за руку Марусю.
Катер причалил, Жан с Марусей спустились на берег. Маруся была взвинчена, пила из горлышка «Якут» и говорила по-турецки.
— Никита! — крикнула она и кинулась на шею. — Вот так встреча! С Новым годом! А у нас теперь есть катер, видишь? Можем плыть, куда хотим!
— Кто едет с нами, просим садиться! — крикнул Жан. — Отходим!
— Что будем делать? — спросила Ламья. — Если ты устал, Никита, останемся. Они вряд ли вернуться раньше следующего вечера.
— А что делать здесь? — возразила Маруся, словно Никитой теперь была она. — Кто хочет, может подремать на нижней палубе. Для хлюпиков есть каюты.
Жан помог подняться на палубу.
— Капитаны собираются в первые часы нового года, чтобы проверить себя перед грядущими путешествиями, и проветрить мозги, — сказал он.
На корабле скучковалось человек двадцать, не считая капитана и матросов.
Жан поднялся в рубку. Катер взял курс в Мраморное море.
Гигантское полотно моста проплывало над головой. Вдалеке, по левому борту единственным огоньком на башне светился островок.
— Это Кыз Кулеси, — сказала Ламья. — Предание гласит: гадалка нагадала дочери султана раннюю смерть. Султан души не чаял в дочке и велел насыпать этот остров посреди Босфора. Построил каменную башню, поселил там свою наследницу со свитой самых верных слуг в надежде, что там с ней ничего не случится. Навещал каждый день, лично знал всю охрану. Еду привозили с берега на лодке… Казалось, мышь не проскользнет без досмотра с пристрастием.
Но вышло так, что в корзине с фруктами проглядели змею. Она укусила принцессу и та умерла.
Мораль — от судьбы не уйдешь.
— Грустная история, — сказал я и подумал: «Не возможно спрятать от мира свою любовь! Даже если
