небеса, подумал Аллей, уж не надумал ли Громобой возвратиться в Нгомбвану? Почти без промедления? Может быть, вместе с телом посла? Какие благодарственные гимны сорвутся с уст Гибсона, если это и вправду так!
– ...обед в Бак-Хаусети с несколько меньшей пышностью. Впрочем, это не мне решать, – снисходительно признал Громобой.
– На какое время он назначен?
– На завтрашний вечер. Нет. На сегодняшний. Господи, уже почти два часа!
– А другие договоренности? – поинтересовался Аллейн.
– Церемонию посадки деревьев я отменю, ну и на скачки, конечно, не поеду. Это выглядело бы не очень уместно, – с явным сожалением сказал он, – не так ли?
– Определенно так.
– Остается еще визит в Чекерз. Вот тут я не знаю как быть.
Громобой с самым светским видом оборотился к мистеру Уипплстоуну.
– Все так сложно, правда? – сказал он. – Скажите, что бы вы посоветовали.
Его вопрос, почувствовал Аллейн, потребовал от мистера Уипплстоуна напряжения всех его дипломатических сил. Он вышел из этого испытания с честью.
– Я совершенно уверен, – сказал он, – что премьер-министр, как впрочем и все организации и лица, питавшие надежды на возможность иметь высокую честь принять у себя Ваше превосходительство, более чем сознают, что имевшее сегодня место ужасное происшествие делает что-либо подобное совершенно невозможным.
– А, – сказал Громобой.
– По крайней мере, Вашему превосходительству нет нужды тревожиться, что в связи с этим может возникнуть какое бы то ни было непонимание, – грациозно закончил мистер Уипплстоун.
– Хорошо, – с некоторым, как показалось Аллейну, разочарованием сказал Громобой.
– Нам не следует отнимать у вас время, – сказал Аллейн, – однако прежде чем мы уйдем, я хотел бы задать вам один не совсем обычный вопрос.
– Какой?
– Я знаю, вы убеждены, что ни слуга-нгомбванец, ни охранник – “млинзи”, не так ли? – ни в чем не виноваты.
– Я в этом уверен.
– И вы считаете также, что миссис Кокбурн-Монфор ошибается, думая, что напавший на нее человек был африканцем?
– Она глупая, истеричная баба. Я и гроша не дам за то, что она говорит.
– Имелась ли у них – у Кокбурн-Монфоров – причина питать неприязнь к вам или к послу?
– О да, – мгновенно ответил Громобой. – У них имелась такая причина и я не сомневаюсь, что она имеется и теперь. Хорошо известно, что полковник, приложивший руку к созданию наших вооруженных сил, рассчитывал занять в них высокий пост. Полагаю, что на самом деле ему мерещился едва ли не самый высокий. Однако, как вы знаете, проводимая мною политика состояла в том, что на ключевых постах должны находиться представители моего народа. Я думаю, что полковника это привело в ярость и он, сам того не очень желая, подал в отставку.
И Громобой – с таким выражением, словно эта мысль только что пришла ему в голову – добавил:
– Во всяком случае, он спился и больше не мог выполнять ответственных обязанностей.
– Но на прием их все-таки пригласили?
–
