проводил его до машины. “Млинзи” левой рукой открыл дверь. Заработал двигатель полицейского автомобиля, Гибсон уселся в него. Люди из Специальной службы пришли в движение. На въезде в тупичок полицейские сдерживали порядочного размера толпу. Несколько небольших групп обитателей тупичка стояло на тротуаре.
Смугло-бледный, совершенно лысый человек в хорошо сшитом строгом костюме, читавший газету в маленьком пабе на другой стороне, надел шляпу и неторопливо зашагал по направлению к открытому концу тупичка. Полицейские останавливали людей, пытавшихся перейти с одного тротуара на другой.
– Что это у вас тут такое? – спросил Громобой.
– Возможно, от твоего внимания ускользнуло, что пресса не дремлет. В сегодняшних вечерних газетах будут аршинные заголовки.
– Я думал, у них есть чем занять место на передней странице, – Громобой хлопнул Аллейна по спине. – Благослови тебя Бог, – проревел он и влез в машину, крикнув на прощание: – Я приеду в половине десятого. Постарайся быть дома.
– Благослови тебя Бог, – пробормотал Аллейн, глядя как Громобой величественно приветствует зевак. – Уж Он-то знает, как сильно ты нуждаешься в благословении.
Полицейская машина отъехала и свернула в проулок, которому предстояло вывести ее прямиком на большую улицу. Следом тронулся нгомбванский автомобиль. С дальнего конца тупичка донеслись протестующие крики и толпа начала расточаться. Полный дурных предчувствий Аллейн вернулся в дом, смешал два коктейля и понес их в студию. Трой, так и не снявшая заляпанного краской халата, вытянулась в кресле, недовольно глядя на холст. В таких случаях она всегда напоминала ему мальчишку. Короткий клок темных волос спадал на ее лоб, руки были испачканы в краске, на лице застыло задумчивое выражение. Внезапно она встала, подскочила к мольберту и размашисто провела черную линию над головой, смотревшей на них из рыжевато-коричневых сумерек. Затем она отступила на несколько шагов в направлении Аллейна. Он уклонился в сторону, и Трой наконец увидела его.
– Как тебе? – спросила она.
– Никогда не думал, что ты можешь работать с такой быстротой. Ты меня поразила.
– Слишком быстро для хорошей работы?
– Ну что ты городишь? Это колдовство.
Трой приникла к нему.
– Он чудо, – сказала она. – Символ тьмы. И в нем есть что-то – почти отчаянное. Трагедия? Одиночество? Не знаю. Надеюсь, это здесь как-то проявится.
– Уже проявляется. Значит, комический элемент побоку?
– А, ты об этом! Да, конечно, он на редкость забавен. Что-то от викторианских музыкальных комедий. Но я чувствую это только так, приправа. Она мало что значит. Это ты мне принес выпить?
– Трой, милая, я должен сказать тебе кое-что малоприятное.
Она отошла к мольберту и вновь уставилась поверх стакана на холст.
– Правда? – неопределенно откликнулась она. – Что?
– Завтра утром он опять приедет позировать. Я хочу, чтобы до этого времени ты не впускала в дом никого и ничего, тебе незнакомого. Ни контролеров газовых счетчиков, ни мойщиков окон, ни пакетов, надписанных неизвестной тебе рукой. Ни представителей местных властей. Ничего и никого, в ком ты не была бы полностью уверена.
Трой, сохраняя отсутствующий вид, сказала:
– Ладно, – и тут до нее вдруг дошло. – Ты говоришь о
– О них самых.
– О Господи!
– Это, знаешь ли, не так глупо, как кажется. Ну что, договорились?
–
