стряхнула пепел в песок. — Прости, если смутила тебя.
— Я не смущен. Потрясен — это да. И польщен. Мне стоит больших усилий не поползти по песку, чтобы поцеловать тебя.
— Это не укладывается в мой план.
— У тебя есть план?
— Всем известно, что всегда необходимо иметь какой-то план.
— Когда дело доходит до военных материй, боюсь, я далеко не Маккой.
— Я это слышала. — Она смотрела на залив. — А ты более волосат, чем я себе представляла.
— Приятно убедиться, что ты этого не представляла.
Митци рассмеялась:
— Ты вечно поддеваешь меня. Возможно, я здесь именно поэтому.
— А не из-за этих зазубренных скал?
— О, из-за них тоже. Элеонора — полная дура.
— Теперь я в этом не уверен.
Макс рассказал ей о своем мгновенном озарении на вершине скалы, он первый раз откровенно говорил о своих чувствах. На сей раз это было не законченной картиной, которую он преподнес Митци в прошлом — выписанной, отлакированной и в рамке, — а грубым холстом.
Митци слушала внимательно, не отрывая от него взгляда. Когда Макс замолчал, она, подумав, сказала:
— Я все знаю об ожиданиях других, и не на словах.
Она была обещана Лайонелу еще при рождении, объяснила Митци. Этот союз должен был скрепить узы между двумя семьями моряков, несколько поколений которых жили в одной деревне неподалеку от Портсмута. Они вели хорошую жизнь, слишком хорошую, чтобы в ранней молодости мучиться сомнениями, а когда стали чуть умнее, сомневаться было уже невозможно. Она никогда не требовала от Лайонела особого отношения к ней, хотя ее не радовало чувство предназначенности, которое жило в нем с ранних лет. Это лишало красок их общение. Она не знала, каково это, когда за тобой ухаживает мужчина, потому что единственный мужчина, которому разрешалось поднимать на нее глаза, безоговорочно верил, что она по праву принадлежит ему.
— Он никогда не смотрел на меня так, как ты сейчас.
— С вожделением?
— Как на равную.
— Я никогда не считал себя равным тебе.
— Наверное, есть и другая причина, по которой я здесь, — ты всегда знаешь свое место.
Макс засмеялся и откинулся на полотенце, глядя в синий купол неба.
— Тебе отлично удается скрывать все это.
— У меня богатая практика. Я что-то разболталась. Давай поговорим о чем-нибудь еще.
— Лучше помолчим. Потом пойдем искупаемся, и ты раскроешь мне свой план.
План был простой, и они последовали ему вплоть до последней запятой. Когда солнце стало опускаться в море и похолодало, Митци и Друзилла отправились прогуляться вдоль берега. Они вернулись к ужину, когда Макс уже покончил с ним. Он остановился у их столика и объяснил, что рано уезжает и не увидит их за завтраком. Пожелав им приятного отдыха, он направился к древней сторожевой башне на краю мыса, где в сгущающихся сумерках выкурил две сигареты.
Комната Друзиллы располагалась в том же коридоре, что и номер Макса, в двух дверях от него, так что с приходом полуночи он крался в темноте на цыпочках, ощущая голыми ногами холодные изразцы. Митци ждала его, лежа голой под простыней. Она положила матрас на пол, наверное чтобы избежать ненужных звуков. Занавеси были открыты, и комнату омывал серебряный лунный свет. Они понимали, как сейчас важна тишина, — обговорили это, еще плавая в заливе, — но Макс, когда, откинув простыню, присоединился к ней, первым делом сказал:
— Боюсь, что переборщу с экспериментами.
Митци погладила его по лицу:
— Спешить не надо. Я ничего не знаю о тебе, но думаю, что сегодня ночью не усну ни на секунду.
— Вот уж не думал, что кто-то скажет мне такие слова.
— Отлично.
— И я закрыл дверь.
— Тс-с-с, — заглушила она его поцелуем.
Мальтийцы привыкли вставать рано, и на всякий случай Макс покинул комнату Митци сразу после четырех. Он должен был чувствовать себя уставшим, измотанным, но шаг у него оставался легким и пружинистым. Оказавшись в безопасности своей комнаты, он рухнул на постель и постарался уснуть, но его мысли все время возвращались к матрасу на полу, к теплу ее крепкого стройного тела, к тому, чем она одарила его.
Чем он все это заслужил? И как мог настолько ошибаться в ней? Сдержанная и властная женщина, которой он знал ее, на комковатом матрасе исчезла без следа. В ней не было ни намека на вину из-за того, что она изменяет Лайонелу, — она была далека от этого, — только голод и настойчивость. Этого же она требовала и от него. Кроме нескольких приглушенных слов, ободрявших его, они почти не разговаривали, а паузы между соитиями были короткими интерлюдиями, когда они переводили дыхание. Даже сейчас ему снова хотелось ее, и чтобы уберечь себя от какого-либо опасного поступка, он спустил ноги с кровати и отправился на пляж, чтобы поплавать.
Через час его сумка уже была привязана к сиденью мотоцикла и Макс снялся с места. Летя по старой песчаной дороге, которая вилась через холмы к Мдине, он щурился от ветра и отблесков встающего солнца. До форта Бингемма оставалось с милю или около того, когда вражеский истребитель бесшумно спикировал на него и тропу пересекла полоса смерти.
Первой его мыслью было то, что ангела мести послал Лайонел как воздаяние; и хотя никакие укоры совести не заставили бы его оставить Митци, восемь месяцев Макс не мог сесть на мотоцикл без мысли, что ангел мести подстерегает его.
Стоя здесь, на крыше церкви Святого Иосифа, он видел, что небо над аэродромами испещрено вражескими самолетами. Он не собирался отправляться в Валлетту, прежде чем гул сирен не оповестит, что налет закончен.
Макс попытался с толком использовать время, прикидывая, как действовать, формулируя вопросы и объяснения так, чтобы не вызвать подозрений. Но он не мог игнорировать жестокие совпадения фактов и событий, странное чувство предначертанности. Все дороги вели к «Союзнику», подводной лодке, которой командовал Лайонел Кэмпион, капитан-лейтенант и рогоносец.
Прошло несколько месяцев с того дня, когда он навещал базу субмарин на острове Маноэль, и стоило его мотоциклу пересечь узкую дамбу, как изменения сразу же бросились в глаза. На этот раз его не пропустили небрежным взмахом руки. Охрана остановила его, допросила и едва не развернула обратно. Он понял выражение их глаз, пустой взгляд людей, которые так долго ждут конца, что у них чешутся руки врезать кому-нибудь, даже соотечественнику.
На этот раз их было двое — молодых, стройных и мрачных членов отделения специальной службы, призванных охранять «Талбот» (база подводных лодок была известна и под этим названием). Они смягчились, когда он спросил, слышали ли они, как Викторин Заммит сбил «макки» после налета на их базу. Они, конечно, слышали, но хотели узнать подробности от очевидца. К ним вернулось чувство боевого братства, и они пропустили Макса. Даже помогли ему подтолкнуть мотоцикл, чтобы тот завелся.
Десятая флотилия субмарин располагалась в Лазаретто, в старых зданиях, которые когда-то служили центральным карантином для рыцарей-иоаннитов. Они вытянулись вдоль южного берега острова Маноэль, прямо напротив Валлетты, зажатые между урезом воды и высокой скалой, на которой стоял форт Маноэль. Лазаретто нетронутым стоял тут столетиями, но теперь у него был усталый и явно грустный вид.
Подъездная дорога была изрыта воронками, повсюду лежали насыпанные взрывами кучи земли, пострадала и маленькая часовня, хотя каким-то чудом ее фасад уцелел. Плавучие пирсы, к которым
