машину. Он, кажется, перебрал всех, остались только итальянцы, непревзойденные дизай-неры в одежде, в обуви, да и в машинах тоже, — чего стоят одни 'мазерати', 'феррари', 'ломбардини', — но что-то внутри подсказывало: нет, это не итальянцы. Конечно, шевельнулась крамольная мысль: может, Южная Корея? Те тоже изо всех сил рвутся на мировой рынок, предлагая немыслимые по внешнему виду модели, так же беззастенчиво, как и японцы, воруя все накопленное за десятилетия в Европе и Америке. Но эта красавица была точно европейского происхождения! Карлен мог поклясться на чем угодно, и это единственное, в чем он не ошибся.
— Ну что, американец, не видел еще таких машин? — поняв его смятение, спросил насмешливо Армен.
— Похоже, новейшая модель 'мазерати', — попытался спасти репутацию автомобильного знатока Карлен.
— Не угадал! И не угадаешь... Не старайся... — подзадорил его улыбающийся владелец машины, прикрывая телом название фирмы на переднем крыле.
— Так не бывает. Заводы, выпускающие машины та-кого уровня, в одну ночь не продаются, это очень долгий путь, — резонно отвечал Татлян. Но даже оказавшись вблизи, не мог понять, чья эта машина, к какому классу относится. Хотя это скорее всего эксклюзивная модель, выполненная по индивидуальному заказу. Карлен открыто признал свое поражение, подняв руки. — Сдаюсь!
— А машинка-то фирмы 'Кара-Дюшатель', — ответил, торжествуя победу, Армен.
Но тут взорвался Карлен: нет в природе такой автомобильной фирмы. Она могла бы появиться только в одном случае, если бы перекупила 'Крайслер', 'Пежо', 'БМВ', 'Роллс-Ройс', но тогда бы об этом узнал весь мир.
— Я что, это сам наклепал? — Армен обиженно отошел от автомобиля и показал рукой на изящную вязь названия, сделанную тяжелым черненым серебром, под старину: 'кара-дюшатель'.
Настал черед удивляться Татляну, но Армен, перехватив инициативу, легко распахнул дверцу лимузина, откуда приятно пахнуло дорогой, хорошо выделанной кожей, и показал жестом на панель приборов из тщательно отполированного красного дерева, где было вытеснено все той же витиеватой вязью, но уже белым и розовым восемнадцатикаратным золотом, незнакомое Карлену название 'кара- дюшатель'.
— Ничего не понимаю... — еще больше смутился Татлян. — Нет такой автомобильной фирмы, я ведь про машины все знаю... — Он еще продолжал настаивать, но уже не так агрессивно.
— Как же нет, если я сам с Крисом летал в Брюссель, на завод, договориться о внутренней отделке, а неделю назад получил и сам пригнал ее через всю Европу.
— В Бельгии вообще нет серьезной автомобильной промышленности, есть только сборочные заводы. Соби-рают на них машины среднего класса да еще автобусы. — Тут Татлян чуть с досады не ляпнул, что в высшей школе разведки ЦРУ они всерьез изучали европейские страны, но вовремя прикусил язык.
Абрек совсем не собирался осложнять отношения с Карленом. Парень тот был свойский, неглупый, его советы — особенно по западной жизни, бизнесу, что купить, что продать, — были важны, но и охладить его не мешало, раз представился удобный случай, чтобы не заносился очень, считая себя знатоком всего и вся. За годы жизни в Москве и тесного общения с иностранцами Абрек сделал для себя одно важное открытие: главная черта у них — бес-предельная самоуверенность, переходящая порою в наг-лость. Таким несносным иногда бывал и их милейший друг Карлен. Но на сегодня Армен решил остановиться и, резко сменив тон, любезно сказал:
— Дорогой Каро, ты, как всегда, прав. Нет в Бельгии серьезной автомобильной промышленности, не по зубам им производить такие лимузины. Но 'кара-дюшатель' сделана именно в Брюсселе, а точнее — переделана, доведена до высочайшей кондиции. В мире нет фирмы, выпускающей более роскошные машины. Тачка делается на базе 'Мерседес-600'. Бельгийцы закупают их на основном заводе в Германии, берут остов и всю ходовую часть, но даже в эти элементы вносят существенные изменения. В Брюсселе рождается новая модель, теперь знакомая тебе 'кара-дюшатель'. 'Мерседес' удлиняют на шестьдесят сантиметров, бронируют от и до, включая днище, поэтому машине не страшны ни пулеметные очереди, ни автомат, ни гранаты, ни даже мина, подложенная на дороге или подвешенная снизу. Такого же качества стекла спереди и сзади, короче, это сверхскоростной танк. Броня тут особая, из космических материалов, причем эффект создается не из-за толщины металла, поэтому вряд ли кто по внешнему виду догадается, что машина не боится пуль. В ней есть свой компьютер, космическая связь и много чудес электроники будущего. -Абрек воодушевился, словно сам был конструктором этого лимузина. — Но и это не все. Главное достоинство тачки — сверхкомфортность салона. Ты посмотри, в ней нет ни одной пластмассовой детали, все из редчайших и ценнейших пород де-рева, слоновой кости, кости носорога и особо выделанных кож, где крокодиловая и змеиная — не самые дорогие. Завод переделывает не более сотни 'мерседесов', очередь — на годы вперед. Основные закупщики: арабские шейхи и 'новые русские', твоих земляков-американцев я в списке не видел, потому тебе и незнакома эта марка, — все-таки не удержался, съязвил в конце Армен. — И последнее, обрати внимание на окраску — она хамелеон, постоянно меняет цвет — в зависимости от ракурса и освещения имеет пять оттенков, хорошо сбивать с толку ГАИ и выигрывать пари.
— Наверное, она стоит три-четыре 'роллс-ройса'? — уважительно спросил Карлен, как и любой американец с почтением относившийся ко всему дорогому.
— Обижаешь, дорогой Каро, — покачал головой Ар-мен. — Бери выше -семь-восемь 'роллс-ройсов'! Броня из космических материалов, а над оформлением салона работают лучшие ювелирные дома Европы...
— Поздравляю, Армен. Действительно, классная машина. Наверное, ваш лимузин наделал шороху в Москве?
— Спрашиваешь! — Улыбка Армена была едва ли не шире его лимузина. -Садись, подвезу куда тебе надо. Если на свидание — можешь сказать своей пассии, что я твой шофер, подыграю, будь спокоен. Мы с Ваганом так постоянно поступаем, эффект потрясающий, девушки млеют от восторга. — И оба, рассмеявшись, уселись в роскошную машину и покатили в театр.
С тех пор на все важные мероприятия и тусовки репортер светской хроники из 'Лос-Анджелес таймс' приезжал на 'кара-дюшатель', и это, конечно, производило на московскую богему и отиравшуюся возле нее 'золотую молодежь' огромное впечатление, особенно когда артистичный Абрек, специально прикупивший для таких случаев белые лайковые перчатки, манерно открывал для Карлена дверцу, — в общем, молодые люди развлекались.
Но это была, так сказать, внешняя сторона жизни Нормана, прикрытие, и он старался обставить ее широко, с американско-армянским размахом — броско, шумно, ярко, скандально, так учили его в Иллинойсе, в разведшколе.
Нельзя сказать, чтобы Карлен был совсем равнодушен к результатам своей репортерской работы, напротив, он внимательно следил за своими публикациями в родной газете, радовался, когда московские еженедельники перепечатывали его театральные обозрения, репортажи, зарисовки с выставок и вернисажей. Возможно, это было связано с тем, что прессу в России, видимо, по инерции с прошлых времен воспринимали чересчур всерьез. Тут до сих пор в спорах ссылались на рецензии, рейтинги, и Карлен быстро понял, что определенным образом влияет на культурный процесс в Москве. Он видел, как люди искусства, молодые и известные, откровенно искали встреч с ним, были признательны, если он упоминал их работы в своих репортажах, даже мимоходом.
Представилась возможность наработать себе имя как специалисту по русской культуре, а это во все времена дорогого стоило.
На Западе высоко ценится жанр интервью со звездами искусства. Там, чтобы подготовить такой материал, газете надо солидно раскошелиться, да еще придется побегать за звездой не одну неделю, а потом, если интервью состоялось, надо еще десятки раз согласовывать каждую реплику, каждое слово. В Москве таких проблем со звездами русского искусства у него просто не было, и он старался сделать как можно больше репортажей, чтобы показать хозяевам газеты, да и всем своим читателям, что он повсюду вхож и со всеми на короткой ноге. Впрочем, он не слишком-то и привирал. Здесь, в России, люди с мировым именем млели от одного предложения сделать интервью для влиятельной американской газеты 'Лос- Анджелес таймс' — к этому он никак не мог привыкнуть, но, понятно, виду не подавал.
Но какую бы активность Карлен-Норман ни развивал в своей журналистской жизни, он не забывал
