и чужих в доме не любит, — соврал Захар, пообещав позвонить, как только ситуация наладится.
— Иди ты в козью сраку, чума липучая! Во пристала холера! — злился человек положив трубку телефона. И тут же снова услышал звонок. Это Илья объявился.
Захарий пообещал ему, что будет дома, никуда не отлучится, и человек может приехать в любое время.
Сапожник и впрямь никуда не выходил. К нему шли клиенты. Люди заранее готовились к зиме. Им в этом помогал Захарий.
— Прибиралась на чердаке и наткнулась на валенки. Сколько их искала. Они как провалились скрозь землю. Тут же сами в руки попались. Я так им обрадовалась, ты даже не представляешь. Враз их обмела, почистила, просушила и к тебе принесла. Подшей их, голубчик.
— А чего галоши не хочешь на их надеть, ить совсем целые, почти не ношеные. Все ж и по весне носить их сможешь.
— Не-е, дружочек! Они мне для дому, чтоб ноги не мерзли. Со двора в сапогах хожу. Так сын велел, чтоб не позорила валенками.
— Он у тебя свихнутый? Как можно валенками осрамить? — не понял человек.
— Деревенская обувка! Культурные люди их не носят. Вот сын и не велит носить их за домом, ругается. Приходится сапоги надевать. Конечно, валенки удобнее и теплее. Но сына обижать неохота, — призналась женщина.
— Кто ж он у тебя, такой деловой крендель? — поинтересовался сапожник.
— Предприниматель. Такой серьезный, с ним не поспоришь. Коль велит что-то, делай, как он сказал. Эти валенки хотел вовсе выкинуть, да я вцепилась, не дала. Кой-как уговорила. Такие они теперь эти молодые! Нам их в жисть не понять! — то ли пожаловалась, то ли похвалила сына.
Захар сокрушался, сочувствовал старухе, какую даже в доме одели по моде, надев ей на ноги какие- то пластиковые тапки, прозрачные, красивые, но холодные. От них гудели и болели ноги. А изящный халат вызвал аллергию. Не могла женщина привыкнуть к импортной ночнушке. Все тело обнесло краснухой. Среди ночи пришлось снять рубашку и надеть свою ситцевую. В ней к утру все прошло бесследно. Но сына не убедила. И только когда от импортного шарфа вспухло горло, нечем стало дышать, и женщину срочно увезла в больницу «неотложка», сын сдался и, махнув рукой, сказал:
— Молчу! Носи, что хочешь, что самой нравится.
Вот так и отвоевала баба свое хлопковое, ситцевое, льняное. И не только она, многие старики и дети прошли через испытания и муки аллергии. Шли к Захару с валенками и бурками, с ботинками «прощай молодость» из плотного сукна, какие носили все пожилые горожане. И не только зимой, а и весной и осенью.
— Отец, я себе тоже «прощай молодость» купил. Ноги болеть стали от импорта. А в наших тепло и удобно! — позвонил Женька и предупредил, что на выходные приедет к нему с ночевкой.
— Чего-то стряслось? — насторожился Захар.
— Ну, это не по телефону!
— Что опять случилось?
— Встретимся, расскажу! — пообещал зять. А сапожник ночь не спал, ворочался:
— Хто с их обосрался и в чем? Смогу подмочь, иль сами кувыркаться будут, — пытался уснуть, но не получалось.
До выходных два дня. Попробуй, проживи их в неведеньи. Человек не выдержал и позвонил Ирине. Та ответила заикаясь:
— Ой, отец, лучше не спрашивай. Я вообще не знаю, на каком свете живу!
— Валька что-то отмочила?
— С нею порядок. Она дома. Можно сказать, что пронесло. Только хромает, ходит с костылем.
— Так значит Натка облажалась?
— Она, паскудница!
— Что отчудила? — терял терпенье Захар.
— Самое худшее, чего от нее никто не ожидал. Это не в двух словах. Дождись Женю. Мы все в шоке. Она убила нас, уничтожила, вконец испозорила! — разревелась Ирка, захлебываясь слезами.
Ни одного путевого слова не вытащил из нее Захарий. Поневоле пришлось ожидать приезда зятя.
Тот ввалился в дом уже под вечер. Выложил из сумок продукты, распихал их по полкам и столам, достал бутылку водки и насупленный сел к столу.
— Что у вас там не заладилось? Чего отмочила Натаха? — спросил нетерпеливо зятя. Тот на стуле заерзал так, будто на ежа плюхнулся ненароком без оглядки. И ответил сморщившись:
— Совсем с ума спятила девка. Уж и не знаю, как теперь людям в глаза смотреть, понимаешь, дед!
— Пока не допер, что стряслось!
— Решила к Чижовым вернуться.
— И что с того? Это ихнее дело. Сами разберутся. На что лезете в молодую койку своими носами. А вдруг промеж ими все наладится!
— Вот и Леха это ей обещал!
— И хорошо!
— Да ничего хорошего! Она свои тряпки собрала в чемоданы и, никому ни слова не сказав, приперлась к Чижовым с самого утра, спозаранок, как только мы с Иркой на работу уехали.
— Сообразительная! — хмыкнул дед.
— Конечно! Она не только нас, а и Чижовых не предупредила ни о чем. Завалилась в восемь утра вместе с поклажей. Двери ей старший Чижов открыл. Она в комнату Лехи влетела на радостях. Мол, вот она я! Вернулась насовсем к тебе, голубь сизокрылый! А он, козел, с проституткой кувыркается. Оба голые…
— Вот это финт! — отвисла челюсть у Захара.
— Наша тут же решила вернуться домой. Сама понимаешь, с Лехой говорить стало не о чем. Застала на горячем.
— Ну и что такого? Случался конфуз! Ить домой воротилась, чего заходишься? — не понял Захарий.
— Если бы она вернулась!
— А куда делась? Иль утворила с собою глупость какую?
— Как бы не так! И не подумала о таком. Она только к двери сунулась, тут ее старший Чижов притормозил. Поймал и привел в зал. Для разговора.
— Уговорил простить сына?
— И не подумал о нем базарить. Его свое чесало. Оказалось, Наташка ему самому давно нравилась. Вот так-то!
— Ты че? Он же старый! А и жену имеет.
— Короче, уломал нашу девку себе в жены.
— Смеешься! — не поверил Захар.
— Хотел бы я, чтоб все это оказалось шуткой. Да только случилось на полном серьезе. Николай Иванович сумел убедить нашу дурочку, что он для нее идеальная пара. И она согласилась. Кстати, он давно жил без жены. С ними была домработница. Жена давно умерла от саркомы. И все считали, что домработница жена Николая Ивановича. Она у Чижовых давно, может, и было что-то меж ними, но супругой не стала. А тут Наташка. Она знала все…
— Ну и дела! Во, влетела! Мало за старика, так еще за отца этого придурка! Как они теперь все вместе жить будут? Ведь она была Лешкиной женой. Как разберутся нынче? Это ж никакой жизни в семье не станет. Как мужики определятся и поделят Натку? Зачем она влезла в этот зверинец? — не понимал Захарий.
— Я сам чуть не свихнулся. Куда башкой сунулась дура, позвонил ей, и когда она сказала, велел немедля вернуться домой грязной сучке. Пообещал, что иначе разберусь с ней по-своему. И что думаешь? Она передала трубку тому хахалю, старому козлу, отморозку. Он мне прозвенел:
