расквитались. Но самое смешное было потом. Когда я букет Андрея переставила в большую вазу. Из него открытка с поздравленьем выпала. И знаете, что написано было:
— Любимой и желанной Наташе! Самой обольстительной из горожанок! Будь всегда такою же неотразимой и прекрасной! Всегда твой Андрей!
— Хорошо, что Колька уже спал и не видел эту открытку. Если бы он увидел ее, вот где был бы шухер! Конечно, даром бы не сошло соседу. Колька стену к нему лбом бы прошиб! — рассмеялась звонко баба.
— Ну, теперь тебя ничего не мучает, и не точит! — успокоилась бабка.
— Как он уговорил остаться?
— Я его не сразу простила. Еще часа два терзала. Все тряпки собрала не спеша. Он ходил следом, умолял одуматься. Я ему грубила. А как иначе, сам нарвался. И получил. Убеждал, что у него на работе только старые бабы. Но кого убедит? Такою помадой пожилые не пользуются, а только те, кто на панели в первом ряду стоят. Я уже такой не крашусь. А этим- то зачем? Мало того, весь в макияже был, мундир еле очистила от кремов. Уж и не говорю, сколько волос сняла всяких, на целый парик.
— Но как узнал прохвост, что в доме побывал чужой мужик? У него что, собачий нюх? — насторожилась бабка.
— Не верю я в феноменальное обоняние Кольки! Скорей всего старухи подсмотрели и высветили Натку, — предположила Ирина.
— А может, за Андреем дурная слава ходит по пятам и в доме его знают как ловеласа.
— Николай Иванович о нем ничего тебе не говорил? — спросила Ирина.
— Нет. Он вообще редко говорит о соседях, хотя знает всех.
— Наверное, потому, что о самом многое рассказать смогут, — догадалась бабка.
— Никто из них не был на похоронах Лехи! — припомнила Ирина.
— Зато на поминках были все! — съязвила Наталья.
— Чем-то бабки Чижову обязаны, если следят за тобой. И докладывают ему. Понятно, не сам мужика учуял. Это чушь. Но и старухи сутками не дежурят, — говорила бабка.
— Да тут все просто. Букет был душистым. А кто в этот день принесет цветы? Конечно, мужик! Догадаться не сложно, — расставила все по местам Наташка.
— Но и отец мог прийти!
— Колька знает, папка цветов не купит. Не станет деньги на ветер выкидывать. Предпочтет им коробку конфет. Они уже присмотрелись, изучили друг друга, — добавила Натка уверенно.
— А как вы с ним будете встречаться? Хоть обговорили?
— Он тоже работает. Где-то на фирме и причем допоздна. Правда, утром уходит к десяти. А я к девяти. Николай в восемь уезжает. Ну, а за час что успеешь? Да и не признаю секс впопыхах, никакого удовольствия. Лучше реже, но без спешки, чтоб долго помнилось, — рассуждала Наташка.
— Ой, девонька, коль держишь сокола на душе, не станешь о мелочах думать. Каждой встрече будешь радоваться, всяк миг ловить. И причем короткая встреча иль долгая, всякая солнцем запомнится, — покраснела Валентина, невольно выдавшая себя.
— Ты, Наташка, осторожнее будь. Не знаем мы этого Чижова. Не приведись, накроет с Андреем. Кто знает, что утворит с тобой? — икнула от страха Ирина.
— Да самое страшное — выгонит. Ну, я к Андрею уйду!
— Если возьмет! — ввернула Ира. И добавила:
— Но что устроит Женька? Он своими руками придушит и нас вместе с тобой.
— Ладно, вернусь к вам! Долго не засижусь! А может, все обойдется. Ведь живут же другие всю жизнь и ничего не случается.
Наташка не сразу услышала звонок своего телефона. Это Николай разыскивал ее и попросил вернуться домой поскорее, он очень соскучился, проголодался и предложил приехать за нею.
Баба тут же согласилась. Она так и не успела поговорить с отцом. Лишь попросила навещать их хотя бы в выходные. Тот пообещал. И вздохнул вслед убежавшей Наташке:
— Была дочкой, и нету ее, словно приснилась. Другое дело сын, всегда с отцом, никогда не бросит и не оставит, — подумал человек про себя и тут же замолчал:
— Вон у троих соседей совсем нет детей. Никого! Какого им живется? Вовсе невмоготу, а ведь совсем старыми стали, — посочувствовал людям.
— Надо и мне Захария навестить. Давно у него не был. А ведь тоже, единственную дочь у него забрал. Конечно, молчит старик, не упрекает, но легко ли ему, вместо своих, родных людей, чужие бабы помогают. Такое попробуй пережить. Все упрямые и крутые, все настырные. От того мир не берет.
— А чего делить? На кусок хлеба всем хватило бы. Квартира просторная. А без Наташки и Захара как пусто и холодно в ней стало. Будто все тепло с собою унесли. Даже поговорить не с кем. Единственный собеседник на всех остался, телевизор. Этот в любое время включи, тут же оглушит новостями. И все хреновые. То война, то кризис, то наводнение или снегопады, а то и вовсе катастрофы с гибелью людей, или пожары. Куда деваться человеку от этих бед? Своих горестей полно, не знаешь, куда от них деться, а тут эти бедствия, век бы их не слышать. Так и кажется жизнь сплошной ночью, без единственного просвета и надежды.
Евгений смотрит в окно. Вот и еще один день подходит к концу. В нем много забот и ни одной радости не промелькнуло. Как трудно стало жить, как холодно и неуютно.
— Наверное, потому, что старею. В молодости, да еще совсем недавно, все иначе воспринималось и виделось. А теперь ничерта не хочется. Для себя никакой мечты. Ушла дочка к чужому человеку. Его женой стала. А он, старый козел, в отцы ей годится. Конечно, не любит. Хоть сколько звезд на него повесь, ими молодость не заменишь, а любовь и подавно. Говорят, теперь многие так живут. Да разве живут, себя насилуют. И я заставляю ее жить пристойно, не позоря семью. А где она ее семья? Почему моей Натке так не повезло? Ведь вот сам, как ни тяжко жил, а все ж любил Иринку. И она меня, никогда не изменяла и не думала бросать. Может, и до старости вот так доживем, глядишь, Николай Иванович с Наташкой ребенка сообразят. Внучок будет, новый смысл в жизни, большая радость в семье. Но способен ли этот бурдюк на ребенка? А если родят, сумеет ли зять вырастить его? Вот и думай, согласится ли Наташка забеременеть и родить. Она все это не хуже меня просчитает заранее. И здесь, как ни крути, все не в его пользу. Неважно сколько звезд на погонах и какое звание у мужа, куда важнее запас прочности, сил и жизни. И что я дочке могу посоветовать? Рожать от старика? А если нет, не будет у меня внуков. Выходит, соломенным дедом останусь. Никто не придет на мой погост и не скажет:
— Здравствуй, дед! — печально опустил голову человек и вздрогнул от неожиданности. На плечо внезапно легла теплая рука Ирины:
— Ну, чего нахохлился мой воробышек! Что душу морозит моему солнышку? Не печалься, не вздыхай, пробьемся и мы в этой жизни. У нас еще неплохо складывается. И я люблю тебя, мой солнечный зайчик, мой самый дорогой человек! Не вздыхай, пока мы вместе, мы живы и счастливы. Ты моя радость, самая светлая в этой жизни, — положила голову на плечо мужа. Тот замер от счастья, успокоился и поверил словам жены, простым и очень дорогим.
…Наташка пришла домой успокоенная. Ее ничто не тревожило и не терзало. Накормив мужа, женщина отправила его на диван отдохнуть, вскоре и сама пришла к нему, прилегла рядом.
— Коль, ты в этом доме давно живешь? — спросила словно невзначай.
— Почти двадцать лет. Короче, сразу, как только его сдали в эксплуатацию. Мы вскоре заселились и стали обживаться. Ох, и нелегко далось нам это. Я тогда был всего-навсего лейтенантом, Алешка в детский сад ходил. Мы с женой работали. Чтобы купить в дом какую-то вещь, каждую копейку экономили.
— И нам тяжко досталось. Только недавно на ноги встали. Все с долгами рассчитывались. Поверишь, даже дед нам помогал выживать.
— А почему он отдельно от вас живет? — спросил Николай Иванович Наташку:
— Поругались. Все с мелочи началось. А потом завелись. Знаешь, как в семье, всяк свои обиды копит и помнит. А тут выплеснули. Не сумели остановиться вовремя и забыть недоразумения. Мы умеем прощать чужих, а вот своих — не научились. Дед не выдержал и ушел. Мы думали, что вернется домой, соскучится. А он и не подумал. К нему все кроме меня ездили. Уговаривали, просили прощенья, даже слушать не стал. Потом даже простил. Но так и остался у себя. Поверишь, с того самого дня не приезжал, порог не переступил. Как сказал, так и сделал. Ни шагу к нам. Будто проклял одним махом. Бабка на что гордая,
