водой.
— Держись, Димон! Крепись, как мужчина. И, выслушай все, что приключилось у тебя за время загула.
— А что стряслось, ведь вот я живой. И даже помытый. Конечно, не мешало б похмелиться. Вы что- нибудь с собой прихватили, чтоб подлечить меня?
— Конечно! Полные карманы! — чертыхнулся Степан. И продолжил:
— Тебя с фирмы выкинули! По статье, за прогулы! Врубился?
Димка крутил головой, смотрел на друзей. Хотел убедиться, правду ли говорят?
— Три недели не был на работе. Сколько могли ждать еще? Вот и кибенизировали, как последнего придурка! — говорил Степан.
— Это все он! Оторвался на мне Шуркин дядя. Без него не обошлось. Подкараулил момент козел и подосрал! — ответил Димка.
— Тебя с такой записью хрен куда возьмут! Во всяком случае, на приличное место не рассчитывай, — присел Иван рядом и, положив руку на плечo Димке, сказал сипло:
— Работу, хоть какую-то, найти можно. Без дела не останешься и на кусок хлеба заработаешь всегда. Это не беда. А вот то, что отец умер, это горе! Слышь, Димка? Умер твой пахан. Три дня как лежит в морге! Мы весь город на ноги поставили, разыскивая тебя!
Димка онемел, он сидел потерянный, жалкий, уставился в пол, и только плечи дрожали от сухих рыданий.
— Неужели это правда? — глянул на друзей.
— Разве таким шутят?
— Но он пошел на поправку. Что случилось с ним?
— Повторный приступ. Его не перенес. К нему приходила Шурка с сыном. Он очень обрадовался их приходу, они долго говорили. Пахану даже разрешили выйти с ними во двор. Они там с час тарахтели. Он вернулся в палату затемно, какой-то подавленный, молчаливый. Все у окна курил. А ночью его не стало. Тихо умер. Никого не разбудил и не потревожил. Медсестра подошла утром, чтоб укол сделать, а он давно остыл. Соседи по палате говорили, что тебя все время ждал. Хотел свидеться перед кончиной, но так и не привелось.
— Давай готовь похороны. Нужно определиться с местом на кладбище, купить все необходимое твоему отцу и сделать поминки, — напомнил Иван.
Димка сидел ошеломленный. Он никак не мог поверить в смерть отца. Ему казалось, что он услышал это в дурном сне.
— Как же я без него жить буду? Нет, такого не может быть! — обхватил руками голову.
— Чего сидишь? Шевелиться надо!
— Шустрей побрейся, одевайся и поехали. У нас времени в обрез. На работе свои заботы, дома тоже проблемы, вскакивай живо, хватит дурака валять! — торопили Димку.
Пока брали справки, заказали могилу, купили все необходимое для похорон, наступил вечер. Ребята, посидев немного, уехали по домам, оставили Димку один на один с портретом отца. Он смотрел на сына с укором, словно упрекал его за все разом. Человек зажег свечу, поставил перед портретом. И заговорил, как с живым:
— Папка! Прости меня придурка! За все разом прости! Ну, почему ты ушел, бросил совсем одного! Никого у меня не осталось. Жена с сыном тоже бросили. Не нужен им. А бабы, их много, но ни с одной горе не разделишь. Только постель. И та за деньги. Выходит, сам по себе никому не нужен. Слышишь, отец? Я совсем один, возьми меня к себе. Мы будем вместе, как раньше! Я никогда тебя не оставлю. Слово даю! — увидел блик света упавший на портрет и вздрогнул, приметил слезу выкатившуюся из глаза.
— Ты плачешь? Выходит, простил и жалеешь меня? Спасибо, что не ругаешь, я очень виноват перед тобой. Ты что-то хочешь сказать? — приметив дрогнувшие губы. Нет, Димка не услышал, но понял каким-то седьмым чувством, что хотел и не мог сказать отец.
Человек достал телефон, набрал, ни на что не надеясь, Шуркин номер и чудо, услышал знакомый голос:
— Шура, это я, здравствуй. Знаешь, у меня горе, не стало отца! Не могла бы ты приехать? Он очень любил нас всех. И тебя, и сына, и даже меня дурака. Я понимаю, что не хочешь возвращаться в прошлое. Но прошу, в последний раз уважь память отца.
— Он у тебя? Ты у гроба сидишь?
— Нет! Хоронить будем завтра. Сразу из церкви, после отпевания. А теперь он в морге. Его готовят к похоронам.
— Так ты один? Зачем мне приходить? Я завтра могу приехать прямо на кладбище.
— Я понимаю. Но мне невыносимо тяжело и только ты сможешь все понять. Можно мне приехать за вами?
— Ладно! Последнюю просьбу покойного надо выполнять, — ответила на вздохе, добавив короткое:
— Приезжай, — и назвала адрес.
Димка увидел Шурку, ожидавшую его на ступенях дома.
— Где сын? — спросил волнуясь.
— Он учится. Уже уехал туда. Зачислили. Ему все понравилось. Он не захотел продлить каникулы. Я его поняла и не стала настаивать.
— Ты сказала ему, что дед умер?
— Иван позвонил. Сын обещал приехать на похороны, если его отпустят. Деда он любил. Они дружили.
Димка глянул на жену. Она резко изменилась. Выглядела подтянутой, серьезной и уж очень деловой. Куда делась знакомая, совсем домашняя, своя Шурка? От нее осталось только имя.
— Ты навещала отца в больнице? — глянул на женщину краем глаза.
— Конечно, была. Мы с ним долго говорили. Тема все та же, прежняя. Он просил помириться с тобой. Много рассказывал, как жили вы раньше вдвоем. И всегда подчеркивал, что сын не должен жить без отца. А еще убеждал, будто люди решившись на развод в первом браке, душу свою обрекают на горе. И хотя сам много баб имел, первую любовь через всю жизнь, до последней секунды в душе сохранил.
— А ты подала на развод?
— Документы уже готовы. Все собраны, осталось в суд отнести, — спокойно оглядела Димку.
— Дома продолжим разговор! — затормозил человек машину у своего подъезда. Открыл дверь, подал руку Шурке, помогая вылезти из машины. Женщина удивилась. Даже беременной никогда не помог, а тут такая учтивость. Да и на крыльцо помог подняться, придержал под локоть.
— Ой, как у тебя холодно и темно! — вошла в квартиру, закрыла открытое окно, включила свет.
— Давай приготовлю кофе! — предложил Димка.
— Поздно. Лучше чаю…
— Шура! Я понимаю, как нелегко переступить обиду. Но мне не раз приходилось ломать себя. Знаю, трудно дается. И все же прошу, прости меня. Вернись ко мне! Насовсем!
— Не стоит! Ты и впрямь не любил меня! Зачем до конца жить по принужденью. Мы взрослые люди. К чему ложь между нами?
— Шурка! Родная моя! Ну, выпалил дурак! На самом деле все иначе. Кто сумел бы вынести твои оскорбления и наезды, если бы не любил? Как смог бы прожить с тобой столько лет? Если б не любил, не позвонил бы, не звал и не ждал тебя! — убеждал женщину.
— Не надо уговаривать себя. Ты и сам не веришь ни в одно слово, сказанное тобой. Придумал по ходу и применил по случаю. Ты никого и никогда не любил. Целых две недели не приходил к умирающему отцу. Это ли не кощунство. А ведь он жил для тебя и дышал тобой. Только перед смертью все понял. И сказал, что, наверное, не свидитесь перед кончиной, не успеет сказать, что хотелось. Ты был в загуле и опустился на самое дно. Ты никогда не умел жить самостоятельно и держать себя в руках. А все потому, что с самого детства привык рассчитывать на отца, на друзей, на меня. Сам по себе ничего не значишь. Ты слаб как женщина и уязвим как ребенок. Ты деградировался как личность и мужчина.
— Что? Я не мужик? Ну, посмотрим! — подхватил Шурку на руки, как в молодости, и, положив
