выпивку нет! А я корми свору голожопых!
— Я об одном говорю! — напомнила ему.
— Заткнись, заглохни, чтоб не слышал дурное! У самих нету крыши над головой! Ни на себя, ни под себя постелить нечего!
— Зачем женился? — спросила его.
— Баба потребовалась, а снимать каждый день дешевок, дело накладное. Иль сама не допрешь. Опять же заразы боюсь. Вот и схомутался как все. Чего тут мудрого! Ни один я дурак!
— И вот тогда сказала ему, что беременна. Гришка вовсе озверел. Какие гадости говорил, что слушать было больно. В тот день он отказался от ребенка, сказал, что он ни от него. Вот тут я впервые в жизни взорвалась и наехала на мужика по полной программе. Никогда ни на кого, ни по какой погоде не распускала руки. А тут, Ваня, мне стыдно вспомнить! Я вцепилась в него кошкой. Всего изодрала, покусала, навешала синяков и шишек. Как обзывала, жуть! Мне мужики позавидовали б! Куда что делось, лопнуло терпение. Я вступилась не за себя, а за ребенка, ведь Гришка велел сделать аборт. Я отказалась и объявила, что буду рожать. Мужик от горя чуть не свихнулся и пригрозил, что уроет малыша своими руками, едва того принесу из роддома.
— Зверюга, садист! Сволочь! — вырвалось у Ивана. Он подскочил с дивана, закурил. Дрожала в руках сигарета.
— А что ты хочешь от ублюдка? Ведь когда его отец пришел к нам чтобы сказать о смерти матери и попросил денег на похороны, Гришка сказал:
— Слава Богу! Наконец-то накрылась старая калоша! Зажилась бухое пугало! Нынче я у тебя через суд полдома заберу и буду сам там кайфовать, а потом и тебя подналажу, облезлого козла! Ты мне сам за жилье каждый месяц отслюнивать начнешь.
— Отец его всего на полгода свою старуху пережил. Но по разделу дома Гришка затаскал его в суд. Другие дети на этот дом не претендовали, не хотели с Гришкой связываться и позорить себя. Ну, а я у того деда из Водоканала осталась. Куда было деваться с грудной дочкой? Потом старик оформил дом на меня. Я присматривала за дедом как за родным человеком, лечила, кормила, обстирывала. Он умер когда моя дочь в школе училась. Никто из его детей на похороны не приехал, хотя всем сообщила телеграммами. Как говорят старики: чем меньше ребенок, тем теплее его душа, тем больше в ней добра и любви. Подросший все теряет с годами. Черствеет от бед, не помнит родителей. Так оно всюду водится, — вздохнула женщина горько.
— А твоя дочка жива?
— Куда денется? Уже замужем, сына родила. Живет с мужем, отдельно от меня. Конечно, видимся. Я дружу с Максимкой — своим внуком, ему четвертый год. Славный малец! — похвалилась Надежда.
— Григорий жив?
— Умер пропойца. Зимой в сугробе замерз насмерть. Десятка метров не дополз до дома. Перебрал лишку, не рассчитал силы.
— Так вы с ним и не помирились?
— Зачем? Когда наш Поликарп умер, нас с Риткой в новый дом переселили. А дедов снесли. На его месте многоэтажку поставили. А дом Григория Ритке достался. Его тоже разломали. Дочка к тому времени на последних днях ходила, получила двухкомнатную в новом доме. Они ее квартирантам сдают. У зятя квартира
в центре, а эта в турлах. Ну, да их дело. Дочь с Гришкой общались. Уж и не знаю, что общего, но Ритка не любит, когда правду об отце говорю. Всегда обрывает. Хотя доброго за ним я не припомню, хоть лоб расшиби. Он познакомился с дочкой, когда та уже в восьмой класс перешла. Такую уже не уроешь, тем более, что занималась каратэ. Сама могла любому навешать от души. Девка крепкая росла, не в их породу. Закончила физкультурный институт и теперь сама тренером вкалывает. И, знаешь, Вань, у нее неплохо получается. Но, мы с нею разные. Абсолютно во всем! Ритка считает, что чем иметь собаку в доме, лучше родить еще одного ребенка, это благодарнее, чем возиться с какою-то шавкой, от какой кроме блох и грязи нет ничего. Она вобще животных в квартире не признает. Ни собак, ни кошек. Я как-то принесла ей ангорского котенка, подарила дочке на день рожденья. Думала, дружить будут, Ритке станет веселее, все ж не одна в квартире. А вернулась с работы, ангорки нет. Куда делась? Оказывается, дочка унесла ее. Во двор и отдала детям. Там, понятное дело, мигом ее унесли домой и приголубили. Нашлись хозяева для нее. Принесла щенка домой. Ритка велела убрать. Ни рыбок, ни попугая, ни черепаху не захотела. Вот тебе и девчонка. Моя кровь, а что общего? Я не могу сказать, что она плохая. Она прекрасная мать и жена, хорошая хозяйка, но мы с нею, как люди с разных планет. Когда Ритка приходит ко мне, моя бедная псина сидит на балконе в изоляции и ждет когда уйдет дочь. Они не любят друг друга и не признают.
— А Максимка любит животных?
— Он тянулся к собаке. Но Ритка внушила к ней отвращение. А зря! Думаю, когда вырастет, сам определится. Как ты на это смотришь? — спросила Ивана.
— Рита человек крайностей. Максим еще не состоялся. Подрасти надо, сам определится. Но зря она ограничивает мальчишку. Пусть бы он сам познавал мир, через свою душу, — сказал Иван и спросил неожиданно:
— Ты ей говорила обо мне?
— В двух словах, мельком, как о собачатнике. А она всех нас считает сдвинутыми психами. Потому, никто из наших ее не интересует.
— Крутая женщина!
— Куда уж круче! У нее муж военный, капитан. Так она даже его каждое утро заставляет бегать по три километра. Мало ему муштры на службе? Так и дома покоя нет. Веришь, обмывал он капитанское звание с друзьями и вернулся домой навеселе. Ритка долго не думала и вытолкала на пробежку. Веришь, вернулся как стеклышко и весь в мыле. А Ритка уже готовит сына к пробежкам, сама каждое утро бегает. Вот такая она у меня отмороженная. Я поспать люблю! Не могу жить без сдобы, для меня кухня — мое царство. Я очень люблю готовить, — призналась Надежда.
— В том убедился. И не только любишь, а и умеешь готовить. Я, как все нормальные мужики, люблю вкусно поесть, — признался Иван.
— Вот, а Ритка овсянкой давится. Убеждает всех, что она полезна. Но лично я ее не признаю! Даже моя собака эту кашу не ест, хоть как убеждай, жрать не будет. А вот на котлету или хорошую косточку, уговаривать не надо. Мигом проглотит. Даже псинка понимает, что полезное далеко не всегда вкусное.
— Мы с Викингом тоже каши не едим. Мой шельмец, видела, что вчера отмочил?
— Что?
— Принес я ему белорусские сосиски на ужин. Отварил их, остудил, почистил, дал Викингу. Он понюхал и все отнес в помойное ведро. Есть отказался наотрез.
— Он их сожрал! — рассмеялась баба.
— Как? Не может быть!
— Я достала их из ведра, помыла в горячей воде, порезала, полила растительным маслом. И Викинг их с удовольствием слопал и еще просил. Понял? Любого мужика, хоть человечьего, иль собачьего, сможет накормить баба, будь на то ее желание. Уговором и лаской многого добиться можно, — призналась Надежда смеясь.
— Женщины сильны своей хитростью, это давно всем известно, — согласился Иван.
— Ванюшка, с тобою я никогда не хитрила и не лукавила. А знаешь почему?
— Скажи!
— Я не хочу тебя завоевывать.
— Не стою твоих усилий?
— Дело не в том. Ты, человек особый. Умеешь читать мысли и угадывать многое наперед. Ты знаешь о многом заранее.
— Я и не предполагал в себе таких способностей. Выходит, я совсем неинтересен? И со мною очень скучно…
— Набиваешься на комплимент! — повернула голову к Ивану.
— Ничуть, даю слово!
— Помнишь, когда мы впервые встретились на прогулочной площадке, ты сказал Викингу, указав на
