каким он будет.
Прошли уже три недели. От Линды ни слова.
— Есть такие бабы, какие по телефону и в письме целый короб наобещают, а при встрече совсем другие, слова клещами не вытащишь. Вот и пойми их! Сам начнешь звереть, потеряв терпение, писку, визгу, не оберешься. Оказывается, она не то в виду имела. Да ну их ко всем чертям. Не уламывай, пусть себе цену не набивают, — злился Степка, узнав от Кольки, чего он переживает.
— Зачем тебе лягушка с чужого болота? Хочешь, я сейчас десяток макак приволоку. Все свои, доморощенные. Ничем не хуже той…
— Степан! Ты не врубился. Я не бабу ищу. С тем без проблем. На любом углу стоят стайками. Но мне для жизни, в семью нужна женщина. Это совсем другое!
— Ты ж ее не знаешь!
— Почти два месяца общались, когда по выходным на дачу приезжал.
— Колька, ты отморозок! Сделал предложенье бабе, какую почти не знаешь.
— Я с Валькой сколько встречался, и прожил годы, а что толку? Выброшенное время! Мне кажется, если с Линдой получится, то это навсегда.
— А коли сорвется? — спросил Иван прищурясь.
— Я ничего не потерял, — вздохнул Николай.
— Ты представляешь, что за жизнь будет? Она в экспедиции, ты на заводе. Видеться придется раз в году на даче не дольше месяца. Как раз на время отпуска. А потом снова расскочитесь в разные стороны. Не успев насмотреться друг на друга и запомнить в лицо. Нужна тебе такая жизнь?
— Она еще согласья не дала. Может, откажется от меня. Не черкнет ни строки, порвет письмо, назвав козлом и придурком. А вы пугаете будущим. Да лучше вместе прожить месяц в году, но так чтоб каждая минута помнилась, чем мучиться годы и проклинать судьбу, связавшую петлей обоих! — вспылил Николай.
— Пап! Тебе телеграмма! Почта доставила! — вскочила в зал Анжелка, подала отцу телеграмму и что-то шепнула Сашке, увела в свою комнату, загадочно улыбаясь отцу. Она уже знала от кого и о чем телеграмма:
— Встречай! Прилетаю! — сообщила Линда номер рейса и время вылета.
— Крутая баба! — удивился Иван.
— Умница моя! — обалдело улыбался Николай.
Глава 7. НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ…
— Это же как теперь будем? Баба тебя надолго отнимет. Она не нашенская. Не поймет, почему мужики сами на рыбалку и охоту без баб ездят. Они везде вместе с мужиками мотаются. И даже детей с собой берут. Я это по телику видел. Их жены своих мужиков за поводок к себе пристегивают и ни на шаг не отпускают, даже по малой нужде! Бедный Колька! — жалел Степан.
— Чего завелся? Ошейник и намордник тоже можно сорвать при желании, а уж поводок и подавно. Вон я себе пса нашел: боксера! Ему всего полгода, а он сам двери в квартире открывает, притом что ручки на дверях ригельные. Не всяк человек допрет, как открыть. А мой барбос запросто! Я к нему поводок нацепил. Он повернулся, я глазом не успел моргнуть, нет поводка. И ошейника тоже. Все снял с себя. Идет рядом со мной без ничего. Как мужик, только на баб поглядывает.
— Ты или он? — уточнил Степа.
— Конечно, он! Мне неловко стало. А этот бесхвостый прохвост нагнал бабу, взял у нее сумку и попер рядом с ней, нога в ногу. Та его погладила, а мой ей руку лизнул. Вот так и знакомит с бабьем, шельмец. Сам стоит рядом, поверите, улыбается, доволен! Заигрывает с бабами. Одна включила музыку, так мой подскочил к ней и подвывает. Свои були в бублик сложил и будто пел в такт мелодии. Прохожие со смеху уссывались, устроил представление «на бис». Я его оттаскиваю, а он ни в какую. Вцепился бабе в подол и тоже домой волокет за собою. Вот так пришлось познакомиться.
— Ты хоть в гости ее пригласил? — полюбопытствовал Коля.
— Еще сказать какого цвета у нее плавки? — нахмурился Иван.
— Меня это не интересует. Обидно за твоего пса, если он зря старался, — буркнул Коля.
— Этот отморозок ничего не делает на халяву. За все и с каждого свой навар снимает. Я иногда сам путаю, кто у нас хозяин?
— Круто! — изумился Степан.
— Приходим с ним с прогулки, мой Викинг открывает холодильник и показывает носом, что бы он хотел сожрать. Я ему купил как-то ливерной колбасы, так он, придурок, положил ее в мою тарелку, а себе ветчину достал. Пока я развернул ливерку и понял подмену, Викинг уже проглотил ветчину. По-моему ему маловато показалось. Он снова в холодильник влез. Я его ругаю, а пес отбрехивается, хорошо, что по- человечьи материться не умеет. Говорят, будто боксеры и на это способны. Вот будет класс, когда барбос меня материть начнет. И так уже позорит, гад! — жаловался Иван друзьям.
Конечно, человек лукавил. Он не сказал, как в один из трудных дней затосковал по Варе. Да так тошно стало, что хоть в петлю лезь. Никто и ничто не мило. Хотел выпить до глюков, вернувшись домой. И только сообразил закуску, как у двери что-то запищало, заскулило. Иван открыл и увидел маленького щенка боксера. Он продрог и хотел есть.
Человек принес его на кухню. Отрезал кусок колбасы, дал, щенок нюхал, лизал колбасу, но что с нею делать дальше, не знал. Иван пожевал кусок, дал снова. Щенок стал жадно глотать. наевшись, вылизал руки и лицо мужика. А вскоре уютно устроился на коленях и, окончательно согревшись, обоссал человека до самых пяток. Он еще ничего не понимал.
Но шло время, рос щенок, он уже привык к хозяину. Иван сначала жалел, потом полюбил его.
Оно и понятно, как только человек возвращался с работы, тут же кормил щенка, выносил его на прогулку. Поев, ложился на диван, брал Викинга к себе, тот залезал подмышку и, закопавшись, спокойно спал до позднего вечера. Пес безнаказанно исследовал Ивана от ног до макушки. Где-то покусывал, лизал человека. Иногда бегал по нему, требуя поиграть, гавкал по-щенячьи заливисто. Ночами просился к нему в постель, не желая засыпать в одиночку. Иван для Викинга был другом. И пес вскоре изучил и запомнил привычки и характер мужика. Тот мог поругать, если щенок, не дождавшись хозяина, наваливал кучу или отделывал мочой какой-нибудь угол, но никогда не бил и не грозил тому. Когда человек бранил Викинга, то ложился на пол, закрывал глаза лапами и тихо поскуливал, показывая, как ему стыдно. Иван смеялся, гладил пса, тот, поняв, что прощен за свою шкоду, тут же срывался с места и носился по квартире солнечным зайчиком, не давая хозяину времени на грусть и хандру.
Когда Иван, сев на диван обхватывал руками голову и готов был расплакаться, глядя на портрет Варвары, Викинг подбегал к мужику, дергал за брюки и звал на прогулку. Он уже не соглашался подышать на балконе, где пространство было ограничено, а запахи улицы не дразнили так притягательно. Он теребил Ивана и не давал грустить. Викинг понимал хозяина по голосу и глазам. Сначала человека раздражала непоседливость щенка. Но укротить пса было невозможно. Иван приучал его к спокойным прогулкам, достойным породы собаки. Но Викинг с малого возраста любил приставать к прохожим, особо часто заигрывал с детьми. Иные его боялись, ведь подрастая, пес уже не походил на игрушку. И дети в страхе убегали от него.
Викинг не любил писка, крика, может, потому реже обращал внимание на детей и стал заигрывать с женщинами. Ему нравилось, что иные из них его боялись, другие, наоборот, гладили, угощали конфетами, печеньем. Пес научился требовать лакомства. Иван его ругал, называл попрошайкой, Викинг не обижался на хозяина. Человеку все равно не понять, что угощенье всегда вкуснее того, что лежит дома.
Со временем пес стал понимать, что хозяин страдает от одиночества и одного Викинга ему явно не хватало. Вот тогда он стал приставать к прохожим. Мужики за это грязно ругались, обзывали уродом, придурком, отморозком. Пинали ногами, отбрасывали от себя боксеренка. Случалось, ему доставалось больно до слез, и Викинг решил знакомиться только с женщинами. Правда, среди них тоже попадались всякие, но они не били и не ругались площадно.
