— Если все-таки купишь себе камеру, то присылай мне фотографии в пакетах, Зас. Столько почты… и вся без обратного адреса! Барону я говорю, будто во время паломничеств познакомилась с множеством людей, и он отвечает: «Твои поклонники, не иначе». К счастью, некоторые бессмысленные фотографии подтверждают это мнение. Они как афиши, вроде «Христос выходит к преторианцам». Если честно, я в растерянности. К тому же почта такая дорогая.
— Я не ем.
— Ты не зарабатываешь.
— Нет, зарабатываю. Я работал кочегаром на канальном пароходе. Нарисовал для себя карты — в уме. Они состоят из предложений, описаний всего, что я вижу в конце улиц, в святынях, позади мильных камней, старых деревьев. Картографы — они будто ангелы, способны видеть землю с высоты птичьего полета. Мне нравится учиться путешествовать, это просто неисчерпаемый источник опыта. — Зас снова уселся на пол и, подобрав очередное письмо, обернулся к Авроре (письмо он при этом читал словно бы пальцами).
Аврора поведала, что в Вюйи не многое изменилось, зато железная дорога даровала им процветание: вино теперь можно перевозить намного быстрее.
— Я же говорил, — напомнил Зас Собрану, — Я чувствовал, что у тех насосов в шахтах Мюльхейма есть будущее. Впервые звук их работы представился мне грохотом, с которым кто-то прорывается в наш мир, — Ангел обнял за ногу винодела, который стоял рядом в одной только ночной сорочке.
Аврора и Собран переглянулись, словно родители, которым предстоит сообщить ребенку плохую новость.
— Зас, — обратилась к ангелу Аврора, — думаю, ты заметил, что Собран — уже не тот мужчина, которым однажды был.
Зас поднялся с пола — быстро и плавно, — отошел в сторону.
— Думаете, я притворяюсь, будто не вижу, как он постарел? Все я вижу. Но Собран для меня настолько свой, что его старость — не чужда, она не скрывает, подобно туману, тело, которое я знал когда- то, она — не противоположность моей «юности». Годы Собрана — это тоже он сам, как и его молодость.
Аврора вздохнула.
— Спасибо тебе, — поблагодарил ангела Собран, — ты очень тактичен, но ошибаешься в мыслях. Ты привык к моему старению, как привык ходить пешком. Но самим собою ты был, когда улетал на рассвете, оставляя после себя лишь облако пыли. Я же был самим собой в пору юности, расцвета сил. Теперь для меня уже ничто не имеет былого значения. Чувства мои притупились.
— Хочешь сказать, что ты меня больше не любишь? — спросил Зас.
— Теперь, — ответил Собран, — ты говоришь как юноша.
Зас принялся собирать с пола разбросанные письма от Бернара. Не глядя на Аврору, он спросил ее:
— Зачем вы начали этот разговор? Надеетесь единолично владеть Собраном в его старости?
— Он и так со мной. И со своей семьей. Ты же приходишь и уходишь.
— То есть вы говорите мне уйти?
Аврора ощутила себя несчастной. Сказала, что никогда бы не попросила его о подобном. Ангел и женщина просто не понимали друг друга. Неужели, вопрошала она, по мнению Заса, ей кажется, будто ангел и не замечает, что ложится в постель со стариком? Они ведь оба делают это.
Тут Собран возразил: мол, десять лет, которые ты мною владеешь, не дают тебе права называть меня стариком.
— Помолчи-ка, — ответила баронесса. — Зас, мы с Собраном только пытаемся подготовить тебя, как родители. Когда Собрана не станет и ты будешь тосковать по нему, он не сможет утешить тебя.
Зас подошел к Собрану, чтобы отдать ему письма, и мужчина притянул его к себе за свободную руку. Некоторое время ангел стоял, вжавшись лбом в плечо Собрана, потом посмотрел ему прямо в глаза.
— Мы по-прежнему с тобой одного роста. Не прогоняй меня, Собран, и не веди себя по-отцовски. У меня впереди вечность, которую предстоит прожить без тебя. Я бы приходил к тебе чаще, но успел примелькаться в округе.
— К тому же тебе не сидится на месте.
— Да. Если я и задерживаюсь где-то, то лишь потому, что встречаю там людей. Но мне нельзя больше нигде останавливаться, пока не научусь никого не беспокоить.
1858
LE PARFUM[62]
Жемчуг хранился в коробке, стоявшей на туалетном столике между расческами и одеколоном Собрана. Аврора отдала драгоценности Собрану со словами:
— Я ни разу их не надевала, но Ирис увидела нить и попросила поносить. Не хочу, чтобы девочка надевала этот жемчуг, отдай его Засу.
Собран совершенно позабыл привезти жемчуг в арсенал и потому, когда ангел явился, попросил подождать, дабы вернуться домой и принести архангелову нить жемчуга.
Дома, в Кло-Жодо, Собрана задержала младшая дочка — она отказывалась понимать, отчего это отец сам носится по делам, а не пошлет слугу. Нет, нельзя ему самому скакать на лошади обратно до шато, надо запрячь карету. Иначе что скажет мама!
В арсенал винодел вернулся только под вечер, принеся жемчуг в кармане пиджака. Вероника не желала отпускать отца без ужина, а Антуан сказал, что Батист хотел о чем-то переговорить с Собраном: он, дескать, сейчас на винодельне, но если отец подождет, Антуан сбегает за старшим братом.
Собран отговорился, сказав, что встретит Батиста по дороге в шато.
Уже смеркалось, когда Собран отдал поводья лошади конюху в Вюйи и зашагал по направлению к каретному сараю, расправляя на ходу плечи и приглаживая волосы.
В дверях он заметил Батиста. Да, точно, его старший сын в рабочей одежде и шляпе с мягкими полями только что исчез в темном дверном проеме.
Собран заторопился. У подножия лестницы, взглянув вверх, он увидел, как на втором этаже осветилась лестничная площадка — как раз на пороге двери, что вела в арсенал. Дыхание перехватило, но Собран все равно выкрикнул: «Батист!» — и полоска света в дверях остановилась, не расширившись до конца, — Батист успел раскрыть дверь лишь наполовину. Он стоял и смотрел на отца.
— Ты хотел видеть меня? — спросил Собран на ходу. — Погоди!
В собственном голосе Собран слышал тревогу. Сын, нахмурившись, склонил голову набок, потом на его лице появилось выражение триумфа. Стоило Собрану подойти вплотную, схватить сына за рукав, как тот распахнул дверь в арсенал…
…где в свете лампы стоял Зас — без рубашки и босиком. Совершенно спокойный.
Собран тяжело оперся о дверной косяк.
— Вы… — выдохнул Батист.
— Я, — ответил ангел и спросил у Собрана: — С тобой все хорошо?
— Да, только надо отдышаться, — сказал Собран, глотая ртом воздух.
— Кэли… — произнес Батист.
Зас издал некий звук, вежливо уходя от ответа. Протянул руку Собрану.
Батист отошел в сторону и посмотрел на отца — настороженно, но не злобно.
Достав из внутреннего кармана нить жемчуга, Собран опустил ее в сложенную чашечкой ладонь ангела.
— Аврора двадцать лет хранила ее в банке, боялась, что она может принести в Вюйи несчастье. И боится до сих пор.
Зас надел нить на шею. Зеленовато-черные, маслянисто поблескивающие жемчужины придали ангелу величественный вид. Или же все дело было в выражении лица Заса.
