обошла вокруг Евы. – Не могу поверить в это!
– Хватит хороводы вокруг меня водить, – рассердилась Ева. – Ты мне можешь сказать хоть что-то вразумительное?
– Да, сестра, все еще хуже, чем я ожидала, – покачала головой Лара.
Утомленная Ева опустилась на кровать рядом с мрачно молчавшей сестрой.
– Ларочка, миленькая, попытайся сосредоточиться, – уговаривала Ева. – Давай по порядку. Скажи, что там с Лени?
– Она сама тебе ничего не успела сказать?
– Я ведь ее почти и не видела перед смертью. – Ева вспомнила прогулку с Лени. Они над чем-то все смеялись и смеялись… – Только что приехала, помнишь?
– Нет, уже потом, когда она стала русалкой, она тебе ничего не говорила? – продолжала заклинать Еву Лара. – Вспомни, весной.
– Лара, бедная Лара. – Ева печально вздохнула. Все было бесполезно. Она совсем безумна. Склонив голову ей на плечо, Ева тихо роняла слезы. – Все будет хорошо, родная моя. Тише, тише, успокойся.
– Ева, больше никогда и ничего не будет хорошо, – тоскливо ответила ей Лара. – Как ты не понимаешь? Он уже никогда не отпустит всех нас.
– Кого нас?
– Лени, меня, тебя и Марфу. Ты Мели не видела еще?
– Видела, а что?
– Так, ничего. Попрощайся с ней… и поблагодари. Слышишь, Ева, скажи ей спасибо, не забудь. О Лени лучше спросить у нее, – обреченно посоветовала Лара, – но никто больше, чем он сам, об этом не знает. Только вот скажет ли?
– Кто, кто?
– Бедная моя слепая Ева, – Лара погладила Еву по голове. – Все равно. Теперь уже все равно.
– Лара… а что такое
– Василек синий, – и без паузы забормотала: – Точка возврата. У каждого в жизни есть такой момент, который повлиял на все дальнейшие события. Точка разветвления, со множеством вариантов развития. Она такая выпуклая, такая значительная, что, дожив до нее, сразу понимаешь, что вот оно, начинается. Одновременно и страшно, и интересно. Но больше интересно.
Ева внимательно слушала тихую речь Лары, понимая, что это, скорее, бред больного воображения, но все еще надеясь услышать долю правды, хоть какой-то смысл, маленькую зацепку, хвостик, потянув за который можно распутать этот плотный клубок тайн, противоречий и обвинений.
– Именно в эту точку хочется вернуться, когда, наконец, приходит понимание, какой величины ошибка была совершена. До этого еще верилось, что все правильно, что с тобой не может случиться ничего плохого. Знаешь, ведь на самом деле никто не учитывает, что с ним может произойти плохое. Не знаю… В собственную смерть человеку поверить сложнее всего. Это не укладывается в его голове, и даже самое одаренное воображение не может показать весь этот ужас. Точка невозврата. Вот что со мной произошло. Со мной случилась смерть.
– Не пугай меня так. – Ева инстинктивно обхватила свой живот и отстранилась от сестры.
– Сначала я думала, что все это дурной сон. Но, видишь ли, человеку никогда не снится его собственная смерть. Даже если он созерцает себя в гробу, все равно он сам одновременно является зрителем на собственных похоронах. Он живой, более того, он бессмертный.
Лара нагнулась к животу Евы, прижавшись к нему ухом, и замерла на несколько минут. Дети беспокойно зашевелились, как и волосы на затылке у Евы. Особенно бросились в глаза грустные изменения, произошедшие во внешности Лары. Впервые Ева заметила, как истончилась ее рука, покрытая голубоватой кожей. Какими огромными стали ее глаза, с каким отчаянием они теперь перебегали от предмета к предмету, беспокойно ощупывая их и не опознавая. Небрежно убранные волосы, хотя и чистые, но никогда ранее не бывшие в таком беспорядке, подчеркивали болезненный вид Лары.
– А я точно знаю, что умерла, – вплотную прижавшись к Еве, горячо прошептала ей Лара на ухо, – мертвее Лени. Мертвее не бывает. И это мне не снится. Хотела бы я, чтобы он, кроме меня, не причинил вреда никому из нас. Но похоже, до всех вас он добрался даже раньше.
– Лара, значит, ты больше не считаешь меня виноватой в смерти Лени? – решилась уточнить Ева.
– Нет. Больше нет. Он сам все сказал, – отмахнулась от сестры Лара, – и Лени подтвердила. Никаких сомнений. Это он. Даже после смерти он не оставил в покое ни Лени, ни меня. Все мучает, истязает. – Слегка подвывая, она стала причитать: – Он слишком близко от тебя. Зачем ты вернулась, бедненькая Ева, зачем?
– Нет, это невыносимо, да кто же он?
– Он, – кивнула в сторону Лара, искренне не понимая, казалось, чего от нее добивается сестра.
– Лара, может быть, тебе лучше вернуться в клинику?
– Нет, уже не лучше. Лучше бы мне туда совсем не попадать. Ты не бойся, ничего хуже со мной уже не случится. Я устала. Иди, Ева, иди. Прощай, сестра.
– Подожди, кто он, тот самый убийца русалок?
– Вот именно. Убийца русалок. Убийца.
В дверь постучали, отчего Ева вскочила с кровати с бешено бьющимся сердцем. Лара же, не шелохнувшись, никак не реагировала на тихий стук, больше похожий на поскребывания. Из ее застывших глаз катились крупные слезы. Поцеловав ее в бледный гладкий лоб, Ева открыла дверь, за которой, трагически прижимая руки у груди, стояла Фани.
– Ева, тебя зовет Александра… Как вы здесь, девочки? – Обеспокоенная Фани вытягивала шею, высматривая Лару.
– Фани, Лара очень расстроена, я не знаю, что делать, – как в детстве, пожаловалась Ева, ожидая, что Фани взмахнет волшебной палочкой, и сразу всем станет хорошо: сами собой высохнут все слезы и остановится кровь, текущая из разбитой коленки.
Тетушка, окинув комнату взглядом, сразу же оценила обстановку и, признав Лару наиболее нуждающейся в утешении, оттерла Еву в коридор. Постояв еще немного перед закрытой дверью, ничего так и не расслышав, она, вздохнув и утерев слезы, поплелась к Александре. Странно, но кольца на тонких пальцах Лары так и не увидела…
В анфиладе, залитой мягким светом осеннего солнца и оранжевым цунами горящего леса, врывавшегося через ряд окон, Ева встретила Мели. Всполохи всех оттенков красного позолотили девушку, которая казалась древней, сделанной из меди фигуркой богини охоты. Невероятной красоты гордо откинутая голова Мели, ее царственная осанка и полная жизни статная фигура заворожили Еву.
– Я смотрю, старушки времени даром терять не привыкли! – с улыбкой кивнула сестре Мели. И озабоченно добавила: – Похоже, они у нас, бедняжки, того… совсем спятили. Несут околесицу, рекомендую пропустить мимо ушей процентов девяносто восемь. Представляешь, спрашивали, нравится ли мне имя Александр? Если что – Навуходоносор тоже ничего себе. Ни пуха ни пера!
– К черту. Мели, скажи, ты ведь училась вместе с Лени?
– Да, она по классу скрипки, а я вокалу.
– У нее все было в порядке со скрипкой?
– Я тоже думала о том, что могло ее толкнуть на… на этот шаг. Нет, – решительно покачала она головой, – ей грозила блестящая карьера. Готовился контракт, она заняла первое место на конкурсе.
– Совсем ничего? – уже разочарованно уточнила Ева.
– Ну разве что… Был один подозрительный тип. Крутился около нее на последнем конкурсе. Ну Лени и посчитала его за самую большую любовь своей жизни. Музыкант. Довольно неплохой скрипач, судя по тому, что его тоже пригласили в этот оркестр. Мне с ним лично повидаться так и не удалось. Может, он никак и не был связан, не знаю… Дело прошлое. Разве нет?
– Не совсем.
– Ева, солнышко, не задерживай сестру, – требовательно промолвила Александра, выглянув из-за двери. – Мели, передай Фани, что мы присоединимся ко всем через час.
Ободряюще пожав руку Еве, кузина величественно удалилась и оставила ту в полном распоряжении бабушек.
