убедительны.
— Ясно, — сказал он, когда Джонатан умолк. — Примерно так я и думал. Что ж, теперь у нас есть её слово против их слова. Против слова вашего отца, миледи, — и он кивнул Эстер, которая слегка побледнела и откинулась на стуле. Забавно, кстати, что она решилась сбежать с Джонатаном в такой момент. Но об этом как-нибудь после.
Джонатан поколебался, а потом всё же обернулся и робко глянул на принцессу, заранее стесняясь своей дерзости.
— Сударыня? — чуть слышно спросил он.
Та продолжала хранить молчание. Клайву это начинало надоедать.
— Слушайте, милая, — сказал он, и принцесса вздрогнула всем телом, словно он закатил ей пощёчину, — вы, конечно, можете и дальше изображать тут каменное изваяние, но пользы вам это мало принесёт. Вы имеете что возразить? Если так, то я ведь могу принять ваше молчание за признание своей вины. И в таком случае…
— Клайв! — сказал Джонатан, пытаясь встать, но тут принцесса заговорила, заставив его мигом сесть обратно.
— Сударь, — проговорила она совершенно бесцветным голосом, — в Шарми нет такого суда, который мог бы призвать к ответу лицо королевской крови. Для этого у нас не существует исполнительного органа. Что, к слову сказать, несправедливо и надлежит быть исправлено конституционным правом. Но дело сейчас не в этом. Дело в том, что вы говорите столь уверенно, а было ли вам представлено хоть одно доказательство, помимо слов? Отчего вы так уверены, что Монлегюр со своими сообщниками вам не солгали?
— Я думал об этом, — не стал отпираться Клайв. — Но не нашёл в такой лжи никакого смысла. Сами подумайте, зачем им выдумывать какого-то пропавшего принца, зачем создавать толчею у трона? Убить вас и погрузить страну в анархию можно и без этого. А потом под предлогом наведения порядка и предотвращения новой революции использовать то самое оружие, которое они теперь хотят ввести законным монаршим указом. Кстати, ведь это правда, что вы бы такого указа никогда не издали?
— Чистая правда. Единственным приоритетом развития люксиевых технологий должна стать их доступность, а также защита прав простых людей. Военизация только всё усложнит.
— Женщина. Жильберистка, — почти выплюнул Клайв. — Ну, и вы ещё удивляетесь, что они хотят вас свергнуть? Пока Миной…
— Вот именно — свергнуть! — сказала Женевьев, и на её оживившемся лице вспыхнул слабый румянец. — Очень удачное слово. А вы, бедный солдат, позволяете втянуть себя в эту интригу, становитесь покорным орудием в руках заговорщиков, стремящихся ввергнуть Шарми в войну и нажиться на этом.
— Войска Миноя у наших границ, сударыня, это свершившийся факт. Стране сейчас не ваша долбаная конституция нужна, а крепкий кулак, способный вдарить минойцам по темечку!
— Ваш кулак, стало быть?
— А что, хотите помериться, чей покрепче? — прорычал Клайв и продемонстрировал свою ручищу, стукнув локтем о край стола.
— Хватит! — вмешался Джонатан. — Она права. Пока что у тебя нет никаких доказательств, кроме слов Монлегюра.
— Причём словам моего отца не всегда можно верить, — тихо проговорила Эстер.
— А словам этой девицы верить можно без оглядки, — кивнув на Женевьев, буркнул Клайв. — Если я должен доказывать, почему не должна она?
— Я докажу, — сказала Женевьев. — Докажу, что Монлегюр лжёт, хотя, тут вы правы, его ложь настолько нелепа, что может сойти за правду. Мой отец был неидеальным человеком и довольно дурным правителем, но он никогда не совершал преступлений, и тем более — преступлений против королевской крови. Он чтил монархию, может быть, больше, чем следовало. И моё право на его корону законно. Я могу это доказать.
— Я весь внимание, — с сарказмом сказал Клайв, и Женевьев взглянула ему прямо в глаза.
— С собой у меня доказательств нет. Но вы можете отправиться вместе с нами на Навью, и там получите всё, что желаете. Если, конечно, вы желаете только правды, какой бы она ни была.
— А что там, на Навье?
— Она не скажет, — вставила Эстер.
Джонатан, в ответ на вопросительный взгляд Клайва, лишь покачал головой. Похоже, они и вправду не знали — принцесса не соизволила с ними поделиться. Ничего себе! Так они даже не знали, зачем и куда тащатся с ней через полстраны. Хороша же мерзавка, нечего сказать, умеет вести людей за собой! Из неё получился бы недурственный капрал.
— Хорошо, — сказал Клайв, и в лице Женевьев отразилось удивление — она не ждала столь быстрой капитуляции. Клайв, однако, смотрел не на неё, а на Джонатана. — У меня только одно условие, вернее, вопрос. Чтишь ли ты всё ещё Устав королевской гвардии, Джонни?
— Разумеется.
— И ты помнишь, что первая заповедь Устава — верой и правдой служить законному монарху?
— Ещё бы.
— И ты будешь следовать Уставу, даже когда выяснится, что твой монарх — не тот, кого ты им полагал?
Джонатан понял наконец, куда тот клонит, и побледнел. Клайв криво усмехнулся ему через стол.
— Да уж, сам знаю, глупо звучит, но если вдруг правда я — твой законный король, то ты ведь меня не предашь, верно?
Он мог не спрашивать. Не стоило, по правде говоря, лишать самозванную принцессу последней надежды — в отчаянии она могла решиться на какую-то глупость… Но что сказано, то сказано. Джонатан прикусил губу и медленно кивнул, не сводя с Клайва глаз. Как странно, должно быть, ему было сейчас — хотя бы на миг допустить мысль, что его старый друг по Академии ле-Фошеля, с которым столько пережито и столько выпито, может оказаться его королём… или его врагом, если что-то пойдёт не так. И Клайв вдруг подумал, что не хотел бы в равной мере ни одного, ни другого.
— Лады, — сказал он. — До Френте отсюда идёт железная дорога. Как насчёт того, чтобы прокатиться поездом?
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
в которой описываются неоспоримые достоинства поездов как новейшего, удобнейшего и наиболее безопасного средства передвижения
Из всех чудес, подаренных жителям Шарми источником волшебной сияющей субстанции, которую именовали «люксий», самым восхитительным, самым захватывающим и, возможно, самым полезным были поезда.
Подумать только — всего каких-то полвека назад состоятельность каждого конкретного шармийца определялась тем, сколько лошадей он мог себе позволить. Каждая семья, претендовавшая на звание уважаемой, кичилась собственной коляской — или, ещё лучше, полудюжиной колясок: для деловых поездок, для увеселительных прогулок, для выездов в свет, для покупок, для того, чтоб подразнить соседей. Лошади были самыми высокими ставками в карточных играх, лошадей дарили прекрасным дамам, завоёвывая их сердца, лошадьми престарелые леди задабривали своих молодых любовников, поглядывающих на сторону, лошадей давали в приданое, лошадей вручали в награду, лошадей пихали в качестве взяток. А если вы торопились куда-то, но вам было жаль загонять своего породистого жеребца, к вашим услугам всегда был дилижанс — просторный, удобный, куда более быстрый, чем почтовая карета, за счёт того, что запрягался не менее чем шестёркой отменных скакунов. Дилижансное дело было одним из самых прибыльных, а владельцы дилижансных депо — одними из наиболее самодовольных толстосумов в Шарми.
И что? Всё это рухнуло в одночасье! Всё пошло прахом, тленом, всё потеряло смысл в тот день, когда на главную станцию столичного вокзала, весело посвистывая и задорно стуча перекатывающимися
