момент — дело десятое.
Клайв поскрёб шею, перед ними оставался только один вагон — ресторан, куда пускали лишь пассажиров первого класса. Дальше был только люксовоз, летевший вперёд и посвистывавший с прежней беспечностью. Кто бы ни захватил поезд, они там.
— Расследуем обстановку, — в конце концов решил Клайв. — Когда обнаружим главного, тогда и попробуем. Знаю я эти банды, они без главаря — как без башки, тут же кидают оружие и зовут мамочку. Привыкли к лёгкой наживе, вот и обнаглели. Я зайду справа, — продолжал он, подкрепляя инструкции энергичными жестами, — ты с другой стороны. Тамбур возле люксовоза она наверняка охраняют, я проверю и уберу охранника. Ты следи за теми, кто внутри.
Они вновь взобрались на крышу. Пригнувшись, пробежались до середины вагона и распластались, снова приникая к окнам. У Джонатана перед лицом оказалось приопущенное окно, наполовину задёрнутое парчовой шторой. Так что он не только видел, но и слышал всё преотлично.
— Живей, дамы, живей! Бодренько, с огоньком! Разве вам не жаль детей фабричных рабочих, голодных, больных и чумазых, ждущих вашего милостивого пожертвования? А вы, сударь, чего пялитесь? Потрошите карманы, не заставляйте детишек ждать!
Задорный голос, разухабисто комментировавший происходящее, принадлежал молодому человеку в надвинутой на лоб шляпе, размахивающему пистолетным стволом прямо у носа какого-то тощего господина. Тощий господин, совершенно зелёный от страха и негодования, не спешил потрошить карманы, что вызывало у молодого человека предсказуемое возмущение. Похожими сценками заполнился весь ресторан: дамы в мехах и мужчины во фраках, сидящие за просторными столами, рылись в своих бумажниках и ридикюлях, снимали драгоценности и, дрожа и рыдая, бросали их в большие вещевые мешки наподобие тех, с которыми путешествуют по миру бродяги. Мешки эти были гостеприимно распахнуты руками мужчин, молодых и не очень, каждый из которых держал по пистолету и никуда не торопился, не просто грабя, а недвусмысленно наслаждаясь грабежом. По бандиту стояло также у каждого тамбура. В люксовозе не было боковых окон, но и он, без сомнения, был захвачен, поскольку летел по-прежнему вперёд, ничуть не замедлив хода.
Положение, однако, было не столь удручающим, как казалось на первый взгляд. Джонатан мгновенно прикинул план операции: снять охранника возле тамбура, проникнуть в люксовоз, очистить его от бандитов, затем тихо вернуться в вагон первого класса и, забравшись в последнее купе, освободить приставленную к поезду охрану… Вместе с Клайвом и Джонатаном, да ещё с тем гитаристом, их будет шестеро, а бандитов — раз, два, три, четыре… Четверо в ресторане, да двое в тамбурах, плюс те, которые охраняют выход, пленников и люксовоз. Но если снять их по одному, то шансы в окончательной схватке будут очень даже…
Прикинуть шансы как следует Джонатан, увы, не успел. Посвистывание люксовоза сменилось вдруг высоким, пронзительным воем. Поезд тряхнуло, вагон качнулся, накреняясь в сторону, и, казалось, был готов сойти с рельсов, но выпрямился в последний момент. А вот Джонатан, увы, тем же похвастаться не мог: инерцией его швырнуло вперёд, и, если бы окно, в которое он заглядывал, было закрыто, наш злосчастный друг врезался бы в него лбом и свалился бы прямиком под колёса, где и был бы бесславно раздавлен. Однако окно было лишь зашторено, и Джонатан сорвал шторку, влетев в неё головой и с грохотом обрушившись на стол, сервированным рябчиками и перепелиными яйцами в белом вине.
Шторка намоталась ему на голову, и он яростно задрыгал руками, пытаясь от неё избавиться. Вокруг немедленно поднялся крик, мужчины орали, женщины рыдали — похоже, вторжение Джонатана сняло заглушку, поставленную страхом от внезапного нападения, и пассажиры злосчастного состава пошли вразнос. Теперь их вопли, должно быть, были слышны даже в вагоне третьего класса. В сущности, это был наилучший момент для нападения. Вот только Джонатан уже не мог им воспользоваться. Всего через секунду он был схвачен, вздёрнут на ноги и водворён на ковровую дорожку посреди вагона. Шторку наконец сдёрнули, и Джонатан увидел из-под растрёпанных вихров, упавших на глаза, пистолетное дуло, направленное ему прямиком в лоб.
— Ещё один герой выискался, — презрительно сказал тот самый молодчик, который так сокрушался горестями детей фабричных рабочих. — Что-то многовато их на один состав. Может, этого уже пристрелить?
— А валяй, — ответствовал ему голос, чудовищный в своей небрежности. — Остальным хоть будет наука.
Всего мгновение отделяло лоб Джонатана от роковой встречи с пулей. Это было одно из самых неприятных мгновений в жизни нашего героя, и, однако, именно оно подарило ему спасительное чудо. И на сей раз это был не Клайв, выскакивающий на выручку, как чёртик из табакерки, а голос — тот самый ужасающе небрежный голос, легковесно приговоривший невинного к смерти.
Джонатан знал этот голос.
— Стойте! — заорал он так, что перекрыл визг и суету заметавшихся пассажиров. — Стойте, чёрт вас дери! Господин барон ле-Брейдис!
Он знал, что если выкрикнет слово, пришедшее ему на ум в первый миг, то бандит, направивший пистолет ему в голову, сочтёт, что жертва повредилась умом со страху, и всё равно спустит курок. Поэтому, умудрившись принять в экстремальных обстоятельствах единственно верное решение, Джонатан сказал то, что сказал.
Рука с пистолетом застыла. Голос, только что велевший убить его, громыхнул во вновь установившейся тишине:
— Какого дьявола?! Заткните рот мальчишке!
— Поздно, все уже слышали! Господин барон ле-Брейдис, и как вам не совестно! — заорал Джонатан что было мочи, боясь, как бы подручный главаря не выполнил приказ слишком буквально. Проще всего заткнуть человеку рот, выстрелив в него, но теперь, когда Джонатан повторил имя бандита, его слышал весь состав — им придётся убить всех.
А его дед так поступить не сможет, несмотря ни на что. Джонатан был уверен.
— Да уберите уже от меня ваших горлопанов! — рявкнул он, рывком высвобождаясь из держащих его рук, хватка которых и в самом деле заметно ослабла. Пистолетное дуло дрогнуло и перестало раздражать Джонатана своими намерениями. Человек, чью личность Джонатан только что открыл двум десяткам ограбленных людей, смотрел на него со свирепостью, не сулившей ничего хорошего. Только теперь стало ясно, что сам он лично не принимал участия в грабеже, доверив это дело своим подручным, и стоял у одного из выходов, сунув большие пальцы за широкий ремень свободных рабочих штанов и даже не соизволив достать из-за него пистолет.
К слову сказать, та дверь, у которой он стоял, вела в тамбур, соединявший вагон-ресторан с люксовозом. И это ровным счётом ничьего бы не значило, если бы не Клайв, который всё ещё оставался где-то там, снаружи, и, разумеется, был свидетелем всего этого конфуза, грозящего обернуться катастрофой…
Впрочем, когда это Клайв Ортега довольствовался ролью безучастного свидетеля?
Стекло вылетело, дверца тамбура распахнулась внутрь, чуть не сшибив барона ле-Брейдиса с ног. Подобная атака была бы лишена всякого смысла, если бы не замешательство, уже созданное вторжением Джонатана и его неожиданным разоблачением главаря бандитов. Ещё одного героя напавшие на поезд негодяи никак не ждали, поэтому Клайв беспрепятственно запрыгнул на жилистого старика, заправлявшего бандитами, повалил на пол и с воинственным кличем ткнул дулом своего пистолета в затылок.
— Всем к стене! Оружие на пол, руки за голову! Или стреляю! Ну! — прорычал он, выглядя при этом столь устрашающе, что бандиты, совершенно растерявшись, чуть было не выполнили его приказ.
Одна беда — Клайв совсем не знал барона ле-Брейдиса. Жаль, что Джонатан не оказался на его месте… впрочем, этого быть как раз никак не могло, потому что Джонатан знал старого барона слишком хорошо.
Ещё пара секунд — и Клайв Ортега лежал на полу лицом в ковровую дорожку, отплёвываясь ворсом и сыпя проклятиями. Барон ле-Брейдис надавил носком сапога ему на шею и обвёл своих подельников свирепым взглядом старого медведя, разбуженного посреди зимней спячки.
— Что встали? Заканчивайте! — рявкнул он, и бандиты засуетились, сгребая со столов последнюю добычу. Пассажиры, окончательно ошалевшие от стремительного развития событий, вновь погрузились в
