Назовите другой иностранный двор, который блистал бы такими именами: Англия, Франция, Венгрия, Швеция, Норвегия, Византия, Польша, Германия и т. д., - все находились в ближайших родственных связях с Русью, представители их царских домов получали в Киеве не только гостеприимство, но и покровительство. И уж конечно, не к «дикарям», как это представляют себе французы, бежали эти государи и не с дикарями они роднились.
Конечно, в этих условиях влияние иностранцев было велико. Из истории известно, что северные скальды, например, 3игват, Гаральд и др., жили в ХI веке в Киеве и, следовательно, оказывали влияние и на русских певцов, не говоря уже о том, что находили подходящую почву для своей деятельности вообще.
Следует напомнить, что не русские, а иностранные источники того времени описывают Киев как крупнейший центр торговли со всеми странами, с многочисленными храмами, замечательными постройками и т. д.
Они, иностранцы, считали Киев соперником Царьграда. Торговля и ремесла процветали. Иностранцы имели целые кварталы, свои церкви. Были даже бунты на почве особого покровительства иностранцам. Богатство Киева изумляло арабских купцов, а русский летописец упрекает Киевлян в излишней роскоши.
Насколько влиятельны были иностранцы, видно хотя бы из того, что на почве покровительства иностранцам ремесленникам были еврейские погромы. Еврейский вопрос был настолько серьезным, что послужил особым пунктом совещания всех русских князей в 1113 году; постановлено было выселить их всех со всем их имуществом (факт, заслуживающий особого внимания немецких изуверов), - русские в начале XII века были куда гуманнее, чем немцы более чем 800 лет спустя).
Культура Руси тогда была выше, например, культуры поляков, о чем мы находим данные в иностранных источниках. У Шафарика или Богуславского можно найти указания, что скандинавские народы посылали подающих надежды молодых людей учиться на Русь.
Наука, литература, пение и музыка процветали. Достаточно взять русские летописи, чтобы убедиться, что Русь не была отсталой страной: не много народов может похвастать такими произведениями, как летописи, «Русская Правда» и· т. д.
Лучшие произведения Византии и других народов переводились и становились достоянием русской культуры. Литература была излюбленным занятием при дворе, а переписка книг считалась почетным занятием, каковым не гнушались высшие духовные лица, князья, княгини, посвящавшие этому занятию свои досуги.
Книги любили и собирали. Святослав, сын Ярослава собирал где только мог рукописные книги и заваливал ими свои покои. До сих пор еще хранится написанная по его приказанию книга, так называемый «Изборник Святослава», украшенная великолепными рисунками, по тогдашним временам, шедевр «печатания» .
К той же эпохе относится и написанное для Новгородcкoгo посадника Остромира «Остромирово Евангелие» с драгоценными украшениями и рисунками. Из этого видно, что не только князья, но и другие владетельные лица интересовались литературой.
Не без значения и то, что сами князья оставили нам неплохое литературное наследие. Владимир Мономах, оставляя свое «поучение детям», конечно, выходил из рамок поучения только детям.
В нем он, между прочим, говорит с гордостью, что отец его «Всеволод, никуда не уезжая, знал 5 иностранных языков». Факт красноречивый: не только как сам факт, но и тем, что Мономах гордился и ценил знания иностранных языков.
Не следует думать, что это было только при Ярославе, это было и при его сыновьях, внуках и правнуках. Владимир Мономах был женат на дочери английского короля Гиде, дочь была замужем за греческим царевичем Леоном. Сын Мстислав Новгородский был женат на шведской королеве Христине.
Внучки от этого брака вышли замуж: одна за норвежского короля Сигурда и была впоследствии женой датского короля Эрика Эдмунда; другая вышла замуж за Канута Святого, короля оботритского (сын от этого брака, т. е, правнук мономаха был назван в его честь Владимиром - это Вольдемар, король датский); третья дочь была замужем за греческим императором Иоанном и т. д.).
Да простит читатель перегрузку подобными фактами этой главы, приведена, конечно, только часть их, но и их достаточно, чтобы убедиться что Руси не чуждались не только ближайшие соседи, но и Франция, Англия и т. д., с варварами, совершенно очевидно, так охотно и часто не роднились бы.
На значительной высоте стояла на Руси архитектура и техника. Замечательные храмы той эпохи общеизвестны. Собор св. Софии в Киеве с замечательными старинными фресками до сих пор привлекает внимание всех (немало «schon pyramidal!» слышали стены Софии из уст немецких генералов во время оккупации в годы 1941-1943).
О «Софии» пишут монографии, и каждая из них подчеркивает, что храм этот далеко еще не изучен.
Как пример достижений техники, можно привести, что в 1115 году Владимир Мономах построил постоянный мост через Днепр выше Киева (и уж, конечно, не Сене равняться с Днепром), - задача чрезвычайно трудная ввиду ширины, полноводья реки и сильного ледохода весной.
Вот в этой-то атмосфере общеевропейской культуры, но переваренной в котле русской самобытности, и родилось «Слово о полку Игореве». Оно не было одиноким. Подобные ему произведения были и до, и после. Из летописей мы знаем, что «Словутные» певцы слагали песни своим князьям. История сохранила нам имена Митусы, Тимофея и др., но большинство их стерто временем.
Дошли до нас, однако, и безымянные сказания, например, о половецких ханах Сырчане и Отроке, помещенное в Галицко-Волынской летописи, и т. д.
Все эти песни, сказания почти нацело уничтожены: народная память не могла их сохранить, ибо многие из них были настоящими литературными произведениями, а вся письменность была, главным образом, в руках духовенства, исконного врага «бесовских игрищ, гудений» и т. д.
Не следует забывать, что религиозная эволюция того времени склонялась все больше к аскетизму и даже религиозному изуверству. В атмосфере «Никоновской ереси», Никиты Пустосвята, борьбы «двуперстников» с «триперстниками», когда церковь широко употребляла ссылку, кандалы, а то и похуже, - произведения, подобные «Слову», конечно, были совершенно недопустимы. «Слово» спасено счастливой случайностью, и, может быть, именно потому, что находилось в сборнике полуисторического, полуморального содержания.
Противники «Слова», как и иностранцы вообще, забывают еще один чрезвычайно важный фактор - нашествие татар. Историю Руси они видят в неверной перспективе.
Они упускают из виду, что Киев был разрушен и сожжен, население его частично истреблено, частично разбежалось. Культура Киевской Руси была уничтожена. Наступил вековой гнет татар.
Культура Руси рухнула вниз, только значительно позже она стала возрождаться уже в Суздале, Твери, Москвe, Новгороде, но уже в новой форме и с иным содержанием.
Вот эту-то «московскую культуру» иностранцы и принимают за исходную русскую, забывая, что культура Киевской Руси одно время была выше московской и создала крупнейшие произведения.
Тот, кто изучает «Слово» серьезно, не отрывая произведение от эпохи, его породившей, может привести огромное количество фактов, подтверждающих сказанное выше.
Останавливаться на этом подробно здесь не место, - следует только твердо помнить, что «Слово» не есть чтото удивительное, не соответствующее своей эпохе, не что-то вроде радиоаппарата среди орудий каменного века, а высокий образец культуры соответствующего высокого уровня.
До сих пор мы рассматривали доказательства подлинности «Слова», но вопрос имеет и другую сторону: недостаточно только предполагать, что оно подделано под дух древности, но необходимо и обосновать вероятность этого. Мы вправе узнать: кто был фальсификатор, какие причины побудили его это сделать, почему аноним его остался нераскрытым, прежде всего его современниками, наконец, почему за 150 лет исследователи не смогли хотя бы приблизительно ответить на указанные вопросы.
Нами было указано выше, что проблема «Слова» гораздо сложнее и важнее, чем это кажется. Медаль имеет и другую сторону: дело касается не только опорочивания известного литературного произведения, но и порочности научного метода, приводящего к подобным результатам.
Одно из двух: либо ошибаются десятки исследователей, признающих подлинность «Слова»,
