— Я не боюсь! Только чего вы снимаете без спроса? Вдруг…
Надо же, совсем забыла, какими словами обычно в кино говорят, что незаконная видеосъемка — нарушение прав человека!
Денисюк и джинсовый поняли меня по-своему. Оператор сказал:
— Да ты здорово получилась! Жёлтый свет… Песок… Твои волосы… Поздний Тициан! И вообще, ты фотогеничная.
Денисюк объяснил:
— Тициан — это итальянский живописец времён Возрождения.
— Представьте, знаю, — как хорошо, что тётя Оля рассказывала нам про разных художников. Вот если бы она не была искусствоведом, стояла б я сейчас как дурочка.
— Ну молодец, что знаешь. В школе учила?
— Нет, нам рассказывала… Ольга Николаевна. А когда ваша передача будет?
— На той неделе во вторник, в семь вечера. Но ты на всякий случай посмотри в газете.
Денисюк хотел ещё что-то сказать, но оператор дёрнул его за рукав и скорчил выразительную гримасу. Они заторопились, попрощались и сели в машину. Водитель всё то время, что они работали, сидел в кабине и курил. Ему не были интересны ни горы, ни люди, ни лошади. Зато теперь он обрадовался, завёл мотор, сказал Денисюку что-то весёлое…
«Нива» уехала, тренировка уже заканчивалась. Надо было идти чистить Ольгерда, а я всё стояла на месте, щурилась на солнышко.
Из головы не выходили слова джинсового: «И вообще ты фотогеничная». Когда он это говорил, видно было, что не шутит. Здорово!
Всем известно, какая красавица Света Измайлова, веснушки всё лицо залепили. Да ещё были б они маленькие и коричневые, как говорят, «милые» — было бы ничего. Так нет, они огромные, одна на другую наползают и к тому же цвета какого-то желто-зеленоватого. Видно их не только летом, но и зимой, никакой отбеливающий крем вывести не может. Да… Хорошо, что не обязательно быть красивой, чтобы считаться фотогеничной. И хорошо, что я помнила Тициана. А то все думают, будто у спортсменов голова для того, чтобы есть.
Ребята отшагали коней и я вместе с ними пошла на конюшню.
— Это кто был? — спросила Верка.
— А… С телевидения.
— И что, про нас фильм покажут? — влез Арсен.
— Передачу будут делать? — заинтересовалась Аня.
— И чего, тебя там снимали? — снова Арсен.
— Всех снимали, — ответила я.
— А Верку больше нас! — не унимался он.
— Она красивая, — убеждённо сказал Димка и Верка потрепала его по голове.
Аня фыркнула:
— Секс-бомба!
Я так и знала, что Аня Верке завидует. Ну, я и сама завидовала — белой завистью, естественно. Ещё бы! Тёмно-карие огромные глаза, яркие губы, волосы крупными кольцами безо всякой завивки… Правда, на носу у Верки есть маленькие прыщички, но на пару шагов отойдёшь — и не видно их. К ней вечно пристают пацаны и медленный танец она ещё ни разу с девчонкой не танцевала, обязательно её кто-то пригласит.
— Эй, что за базар? — это подошёл Владимир Борисович. — Седлайте скорей, кинозвёзды! А то стемнеет…
Когда я чистила серого Ольгерда — одного из двух жеребцов на продажу, которых работала через день по очереди, на вторых тренировках, мне пришла в голову классная идея. Можно же не только выступать в большом спорте, но и работать на телевидении журналисткой. А что? Ведь многие знаменитые спортсмены потом становятся комментаторами.
И тут же представилась эта чудесная жизнь, интересная, не то что теперь, но сразу же вылез один вопрос. Я ведь буду участвовать в крупных соревнованиях, но передачу тоже интересней вести с чемпионата страны, а не с первенства области! Как это совместить?
Ещё почему-то, стоило представить мою будущую работу на телевидении, постоянно рядом со мной возникал Денисюк. Это было совершенно непонятно, он же не ведёт спортивную программу…
Из-за мыслей о будущем у меня всё не получалось войти в контакт с Ольгердом. Мы сбивали препятствия одно за другим и конечно же, Арсен сказал, что это я зазналась после того, как у меня взяли интервью.
А ночью Денисюк мне приснился. Кожаная курточка, белая рубашка, чёрные джинсы… Насмешливые глаза, чуть волнистые короткие волосы… Всё-таки он не просто симпатичный, а очень красивый.
ГЛАВА 2
Утром перед школой я сходила на конюшню ещё раз. Обычно мы бежим туда, едва проснувшись, чтобы успеть на утреннюю кормёжку. Дело в том, что у конюхов есть любимчики, которым всегда больше овса достаётся — конечно, за счёт других лошадей, и потом, они запросто могут полениться принести второе ведро воды, одно выпоят — и ладно, не проверят, хочет ли лошадь ещё. Но если б даже они правил не нарушали, всё равно мы ходили бы помогать. Так здорово, тащишь вёдра с водой, или овсом, а кони мечутся за решётками денников, ржанием тебя торопят, делаются от волнения очень красивыми: глаза большие, уши насторожены, ноздри трепещут… И оттого, что делаешь нужное дело, эти вёдра носить совсем не тяжело, хоть и приходится бегом бегать, чтобы те, кто стоит в дальнем конце конюшни, не изнервничались вконец, из-за того, что ближние уже едят, а к ним никто не торопится.
Интересно, когда пол моешь, поднимаешь такое же пятнадцатилитровое ведро — одно! — и руки чуть ли не отрываются. А тут в каждой руке по полному — и бежишь, только вода кляксами на пол плещет.
Или сено носишь на вилах, стараешься побольше захватить — тоже не тяжело, даже весело.
Короче говоря, когда твой конь ест у прямо у тебя из рук, это…. это так здорово, что прямо не знаю с чем сравнить. Так тепло и радостно делается… Поэтому обычно мы пропускаем только дневную кормёжку и то из-за школы.
…Я от ворот позвала:
— Борге-ез!
Борька, хоть пока меня и не видел, радостно, громко заржал и высунул голову в окошко, через которое задают корм.
Этим тут же воспользовался Баянист и куснул его за щёку.
Борька с грохотом отшатнулся, но не отошёл от решётки и танцевал перед ней, ожидая меня.
Восходящее солнце било в окна конюшни. В оранжевых утренних лучах плавала пыль. Когда в эти лучи попадал Боргез, его шерсть вспыхивала золотым блеском, а чёрные глаза делались карими и прозрачными.
Шаркала метла — конюх подметал центральный проход. Жеребец, баловался: обнимал меня шеей, прижимая к боку, — я, стоя в этом кольце, разбирала на пряди короткую гривку и думала: всё же наверное, повезло, что я осталась без родителей. Если бы я не попала в детдом, меня бы не нашёл Владимир Борисович и у меня бы не было Боргеза.
Это же так здорово, когда тебе радуются при встрече! Радуются просто потому, что ты пришла, радуются потому, что ты есть на свете. Люди так радоваться не могут, все девчонки и пацаны в нашем классе ругаются с родителями. Ведь стоит появиться дома, сразу начинается: «А ты сделал то? А ты сделал это? А почему в твоей комнате свинарник? А что ты получил? Покажи дневник! Ах ты лентяй, урод, горе моё, скотина!» Даже «здравствуй!» не говорят, когда домой дети приходят…
Боргез отпустил меня, сделал круг по деннику, потом ухватил зубами за куртку на плече. Нежничал. Это был обычный утренний ритуал — он берется за одежду, аккуратно-аккуратно, самыми кончиками резцов
