читал на одном дыхании. Сцигетти что-то ещё расспрашивал про жизнь простого студента, затем поспешил добавить:
- Всё это конечно прекрасно, что мы так в наглую нарушаем клятву университета, и проводим много времени за его пределами, но рано или поздно этому должен придти конец. Ой, скандала-то будет. Хотя, сейчас, наверное, грех за книгами сидеть… Я слышал, ты драться хорошо можешь?
- Ну, не то, чтобы хорошо, но защитить себя могу, - отозвался Николас, чувствуя себя как-то сразу неуютно оттого, что его, кажется, хотят впутать в очередную аферу.
- Я бы посмотрел, - с умилением кивнул головой Сцигетти. – К нам на днях приезжает какой-то новенький, так вот, он раньше боксом занимался. Я слышал лишь, что он готов любого вызвать потягаться с ним. Я думаю, это далеко не плохая идея.
- Всё зависит от её реализации, - невозмутимо ответил серб, завидев среди людей никого иного, как именно Гая. Николас протиснулся сквозь людей к нему, но право первому задавать вопрос его лишил валлиец, сразу открыв рот:
- Ты что вообще здесь делаешь? Каким тебя ветром сюда занесло?
- Смена деятельности есть отдых. Вот я и отдыхаю после напряжённого дня.
- При этом ты забываешь, что спишь по три часа в сутки…
- Но это уже детали. Сыграем?
Проворчав что-то под нос про то, как теряется нравственность в кругах молодёжи, он всё-таки согласился. Гай невольно отметил про себя, что всеми своими повадками и привычками Николас больше напоминает эдакого европейского интроверта, тем самым составляя полную противоположность Александру Вингерфельдту. Да, более непохожих людей трудно было найти на всём белом свете. Впрочем, может надо быть более оптимистичным?
- Самое интересное заключается в том, что это заведение не входит в чёрный список составленный университетскими людьми, и сюда смело может зайти любой человек, - продолжал серб. – Нисколько не боясь за своё образование. Странно, правда?
- Интересно, кому оно просто принадлежит? Знаешь, мне иногда кажется, что ты совсем не знаешь чувства меры. Давненько ты состоишь в обществе бильярдистов?
- После того памятного вечера, - подмигнул правым глазом Николас. – Разве я сделал что-то неподобающее своей личности?
- Вы уж больно привились к азартным играм. Сначала бильярд, а потом что? Карты? Но ты в них играешь и без меня… - Гай стал подбрасывать вверх шары, упражняясь в жонглировании. Глаза Николаса засветились северным сиянием при виде этого естественного для Гезенфорда жеста.
- Ты ещё и жонглировать умеешь? Меня научишь?
Гай коротко кивнул, мысленно удивляясь тому, в какие иногда стороны бросало этого человека. «Явно неординарная личность. Выделяется из толпы», - думал Гезенфорд об этом сербе. Если последнему не суждено великое будущее, то необычная судьба – это точно. Гарантия. Они разыграли одну партию, после чего у Николаса вдруг закружилась голова, и выйдя на улицу он кратко намекнул, что чувствовал в воздухе слабый запах камфоры – ещё одного ненавистного Николасу предмета быта.
Следующий день начался абсолютно так же, как и все предыдущие, и казалось, ничто не предвещало последующих событий, охвативших Николаса с головой. В институт он прибежал с опозданием – и как назло, первой лекцией была именно лекция профессора Новака, который наверняка не удержится от колкого замечания в адрес своего любимого студента. На занятия пришлось бежать бегом, искренне проклиная книгу, которой он зачитался этим утром перед тем, как отправиться. За чем-то интересным пространство и время становятся чем-то абстрактным и неестественным…
Его опоздания даже не заметили – точнее, сделали вид, что не заметили. Может быть, всё не так уж и плохо, раз пошло развиваться именно таким ходом. Не самый худший сценарий развития дальнейшего сюжета дня. Лекцию завершили ещё до конца положенного времени, и Новак поспешил остановить серба, одним из первых собиравшегося уходить из кабинета. Он хитро взглянул на высокого студента и попросил задержаться его на несколько минут. Дождавшись, пока все уйдут, он достал небольшую папку с бумагами, и просматривая их, деловито поинтересовался:
- Так мы, значит, ещё и на Вингерфельдта работаем?
- Есть такое, – не стал отрицать Николас.
- Я знаю, у него тяжёлый характер, и надо обладать не малым талантом, чтобы терпеливо сносить все его выходки и грубые шутки. По поводу вас он у меня открыто интересовался, уж не питайтесь ли вы человеческим мясом, по понятиям этого чистокровного немца ваша Родина находится как раз далеко от Трансильвании…
- И вы конечно же выдали мою тайну о том, что я каждую ночь поедаю мясо младенцев и вою на луну? – улыбнулся Николас.
- Естественно, как же я ещё мог поступить в подобной ситуации? Впрочем, перейдём к теме нашего разговора. Вы мне тогда что-то упорно доказывали про машину Грамма. Что вас конкретно в ней не устраивает? – профессор не сомневался услышать от этого серба вполне правдоподобный и уверенный ответ.
- Коллектор, - слегка приподнял брови Николас и его странные чёрные глаза упёрлись в профессора. Подобное выражение лица, свойственное Николасу могла неоднократно навести на мысль, что он словно бы с другого мира пришёл сюда.
- Почему? – приготовился выслушать серба профессор, делая себе на бумагах какие-то пометки, и глядя как-то напряжённым взглядом.
- Она работает на постоянном токе. Коллектор мешает превращению его в переменный – а ведь именно переменный ток способен уменьшить потери, тем самым мы увеличим работоспособность этой машины.
Рука Новака так и осталась висеть в воздухе. Он с некоторым непониманием взглянул на серба. Его можно было понять в тот момент: постоянный ток, он всюду сопутствовал, на его основе держались важнейшие изобретения, благодаря ему, если удастся опыт с электрическим освещением со стороны всех изобретателей наподобие Лодыгина или Вингерфельдта или Яблочкова, то весь мир станет понемногу освещаться именно постоянным током – током будущего. А тут приходит какой-то серб с горящими глазами и толкует про ток переменный. Всё ли в порядке с головой у этого несчастного парня?
- Вы решили изобрести перпитуум-мобиле? – тихо спросил профессор.
- Его уже до меня сколько раз пытались сделать. Я не собираюсь повторять опыты минувших дней, хотя не буду скрывать свои мысли – при правильном подходе можно создать и его. Главное не знать, что он невозможен.
- Вы поражаете меня, юноша, - больше Новак не интересовался никакими коллекторами или машинами Грамма. Взгляд его упал на книгу, которую держал в руках серб. – Что вы читаете?
Николас молча вручил книгу на проверку, и профессор невольно удивился, выхватив лишь начало книги, которого уже хватило, чтобы повергнуть его в тихий ужас – вся книга полностью посвящалась водяным турбинам, наиболее распространенным способом получения электроэнергии в тогда ещё не электрической Европе. Простейшая турбина – водяное колесо, едва ли было не в каждой деревне, и человек давно научился пользоваться ими, применяя их себе на пользу. В посёлке Николаса было тоже водяное колесо…
Преподаватель вручил книгу, как знамя, и больше уже ничего не добавлял относительно странностей серба, а тем более его суждений, которым в последствие ещё не раз будет дан повод раскрыться. Время покажет, кто прав, кто виноват. Может и эта горячая сербская голова ещё покажет себя не раз с лучшей стороны? Но зато так не считал Вингерфельдт. Начинающиеся успехи серба привели его в крайнюю степень подозрительности, а тут ещё эти проблемы с долгами компании. Да, всё складывалось далеко не в его сторону. В любом случае он признавался одному лишь Нерсту, что тучи всё сгущаются и сгущаются, при этом он всегда находил время для смеха. Ни одно несчастье не могло взять его… А этот серб пусть учится – может, ещё покажет себя в этой компании. Всё может быть.
Николас этот день провёл в обществе своих любимых голубей. Он сам невольно забредал на площадь со своей литературой, и находил это место наилучшим для её усвоения. Драгутина, всегда в весёлом расположении духа, рассказывала множество интересных историй, поднимая настроение и сербу, просто
