— Продолжай, — сказал Мелвин.
— Что значит «продолжай»? — не понял Бенедикт. — Ваше высочество прощает это оскорбление?
— Конечно, прощаю, — кивнул Мелвин. — Она же обосновала, что имеет право меня оскорблять. Только, Бонни, лучше не злоупотребляй. А то, не дай бог, выйду из себя и сначала отмудохаю тебя до смерти, а потом уже задумаюсь о последствиях.
— Это уж точно не дай бог, — сказала Бонни. — Но ты не бойся, Мелвин, я не такая дурочка. Так о чем я… Да, про того малохольного уебка из Истборна… Короче, отпиздили его местные пацаны так, что любой смертный на его месте десять раз уже помер бы, а ему все похуй. Тогда стали его острыми дрынами тыкать, как упыря, а ему все равно похуй. Позвали попа, он святой водой побрызгал, а парню по-прежнему похуй. Такие дела.
— А чем все кончилось? — спросил Бенедикт.
— А хер его знает, — ответила Бонни. — Не знаю я конца этой саги.
— Интересно, — сказал Мелвин. — А ведь та девка тогда много чего говорила. Вспомнить бы…
— А какие проблемы? — деланно удивилась Бонни. — Я знаю колдовство для пробуждения скрытой памяти. Но оно действует только по доброй воле второго участника. И еще мне нужно что-нибудь маленькое и блестящее. Можно, святой отец, ваше серебряное кольцо одолжить на четверть часа?
Бенедикт посмотрел на массивную гайку на своем пальце и сказал:
— Там же крест выгравирован!
— Этому колдовству крест не мешает, — заверила его Бонни.
— Ну, как знаешь, — сказал Бенедикт и снял кольцо с пальца.
Колдовство подействовало, крест не помешал. Мелвин вспомнил все события той ночи от явления и до исчезновения загадочной девки, но понятнее не стало.
— В речи той девки много искаженной латыни, — сказал Бенедикт, когда Бонни пробудила Мелвина от колдовского сна и они стали обсуждать вспомненное им. — Гуманоид, например, это человекоподобный.
— Человекоподобный кто? — не понял Мелвин.
— Кто угодно, — ответил Бенедикт. — Я не говорю, что понимаю смысл, я просто перевожу отдельные слова. Гуманоид — человекоподобный. Имитатор — подражатель. А планета — это одна из пяти светящихся точек на небесной сфере, не прикрепленных неподвижно, как звезды, а блуждающих…
— Хуйня какая-то получается, — перебила его Бонни. — Что за полевая работа может быть на планете? Как можно вспахивать и боронить блуждающую точку на небесной сфере? И что такое кибер?
— Не знаю, — ответил Бенедикт. — Интеллект — это разум, автономный — самостоятельный, программа — замысел.
— Рукотворный разум с самостоятельным замыслом, — сказал Мелвин. — Стало быть, та девка была не заколдованный человек, но гомунклус, сотворенный колдовством от начала до конца. Ну да, потом она то же самое повторила вульгарным наречием.
— А что такое наноматериал? — спросила Бонни.
— Ткань, уменьшенная в тысячу тысяч тысяч раз, — ответил Бенедикт.
— Хуйня какая-то, — сказал Мелвин.
— Угу, — кивнул Бенедикт.
— А что такое комкон? — спросила Бонни.
— Не знаю, — ответил Бенедикт. — По звучанию похоже на искаженную латынь, но я такого слова не знаю. Телепатия — кстати, слово не традиционно латинское, но эзотерическое, означает проникновение колдовством в чужие мысли.
— Ни хера мы не поймем, — вздохнул Мелвин. — Как с Робертом разберемся, надо будет посетить Гримпен с большой экспедицией. Чую, много загадок осталось неразгаданными на тех болотах. Но это потом.
— Я еще одну вещь не понимаю, — сказал Бенедикт. — Откуда дракон взялся?
— А чего тут непонятного? — пожал плечами Мелвин. — Очередной наноматериальный оборотень. Первым был тот уебок, о котором Бонни рассказала, вторым — девка, от которой я заразился, третьим, стало быть — дракон. А откуда он еще мог взяться? Робин погиб, а больше ту девку никто не трахал.
— А ты уверен? — спросил Бенедикт. — Какой-нибудь смерд из окрестной деревни…
— Не смерд, — перебила его Бонни. — В окрестных деревнях за последнее время никто не пропадал. Я бы точно знала, меня всегда зовут утопленников искать.
— Тогда рядовой кнехт из вашего с Робином войска, — предположил Бенедикт. — Когда вы девку сожгли, она могла на другой конец острова перепорхнуть и соблазнить там кого-нибудь. Вряд ли вы тогда так уж тщательно своих бойцов пересчитывали.
— Тогда он должен был мне подчиняться, — сказал Мелвин. — Он же присягу давал.
Бонни засмеялась, Бенедикт присоединился к ней. Мелвин смутился.
— Да ладно вам издеваться, — пробормотал он. — Всякий может глупость ляпнуть.
— Мы никогда не поймем, откуда взялся этот дракон и кто он такой, — сказал Бенедикт. — Потому что понять это невозможно без того, чтобы дракон заговорил, а он не говорит, а сразу атакует. По-моему, вопрос, который мы обсуждаем, чисто умозрителен и обсуждения не стоит.
После этих слов в разговоре возникла пауза. Некоторое время они молчали, а затем Бонни неожиданно спросила:
— Святой отец, а почему вы решили Роберта предать? Он же проповедует о равенстве, братстве, справедливости…
Бенедикт резко помрачнел. Некоторое время он молчал, шевеля губами, словно хотел что-то сказать, но то ли не осмеливался выговорить, то ли просто не мог их произгнести из-за наложенного заклятья. Наконец выговорил:
— Он думает, что бога нет.
И замолк, как будто уже сказал все, что собирался.
— Какого именно бога? — недоуменно переспросила Бонни. — Договаривайте, святой отец, я не понимаю.
— Никакого бога нет, — пояснил Бенедикт. — Ни отца, ни сына, ни духа, ни бусурманского аллаха, ни поганых языческих богов, вообще ничего божественного. Только косная материя и какой-то дурацкий принцип эволюции. Представляете, он даже в загробную жизнь не верит! Я ему говорю, типа, тогда все получается дозволено, если страшного суда нет, это и ребенку ясно, а он глядит на меня с этакой типа жалостью, мне аж страшно стало…
— Мда, — сказал Мелвин. — Это уже не ересь, это просто пиздец какой-то. Христом-богом клянусь, да не будет моей душе покоя, пока сию ересь не искореню!
— Ты отчаянный парень, — заметила Бонни. — Я бы на такую клятву ни за что не решилась бы.
— Мы, рыцари, народ решительный, — заявил Мелвин. — Ладно, посидели и хватит, пойдем в аббатство.
Они встали и пошли в аббатство. По дороге они продолжали беседовать, но ничего важного не сказали и никаких важных выводов не сделали.
Роберт вышел на поляну и закричал во весь голос:
— Эгегей! Я пришел!
И добавил себе под нос:
— Капитан Обвиус, бля.
Сзади что-то мерзко запищало. Роберт вздрогнул, отскочил в сторону, крутанулся в прыжке, пальцы сами собой сомкнулись на рукояти меча. Чудовищным усилием Роберт удержал себя от того, чтобы выхватить благословенное оружие и начать рубить адскую тварь направо и налево. И ведь понимаешь, что рубить дракона бессмысленно, и что не адская он тварь, а интеллектуальный робот на нанотехнологической элементной базе, и что нет во вселенной никакого ада, а есть лишь эволюционно устойчивый мем… да что там говорить…
Дракон был чудовищен. Не в том смысле, что огромен, могуч и вселял ужас, нет, совсем наоборот.
