новомодных 'спонсор', 'бой-френд', 'хозяин' и для обозначения внебрачных отношений между мужчиной и женщиной употреблял только добротные старые термины, — скорую вызвал в восемь. По его словам — сразу, как обнаружил, что с Ириной Антоновной что-то неладное. Он, опять-таки по его словам, этой ночью спал в другой комнате и к Васечкиной зашёл около восьми — чтобы разбудить. Ну, а там, пока приехала скорая, пока Ирине Антоновне начали делать переливание… Доза, думаю, смертельную превышала раз в пять. Хотя с наркотиками — всё очень индивидуально. Точнее… ах, да, уже говорил — простите…
— 4 —
В ярком электрическом свете Васечкина казалась Спящей Царевной. На мраморном столе больничного — ещё дореволюционной постройки — морга покоилось обнажённое тело двадцатипятилетней женщины. Ощущения смерти не было: совершенное по пропорциям и формам всех его членов тело Ирины Антоновны представлялось прекрасной античной статуей, а никак не трупом.
Помучив своё воображение едва ли не десять минут, но так и не получив вожделенной 'картинки', Брызгалов накрыл тело простынёй и обратился к эксперту:
— Андрей Степанович, ваше мнение? Вам не кажется, что Васечкина не очень-то походит не рабыню?
— А вы, Геннадий Ильич, что же? Думали увидеть незаживающие язвы от оков и глубокие — 'до мяса' — борозды от кнута? Или дистрофическую — от голода — худобу? И разочаровались — не обнаружив ничего подобного? Нет, какие-то игры с плёткой у них случались… вы не переворачивали, а там, сзади, на теле Ирины Антоновны намёки на это есть… но, уверяю вас, в физическом отношении совершенно безобидные игры. И версия, что Васечкина была доведена до самоубийства жестоким обращением и побоями в суде, я думаю, сторонников не найдёт. Разве что дело попадёт к Патрикеевой, которая априори во всяком мужчине видит потенциального алкоголика, развратника и маньяка. И если бы кого помельче… А Лисовского… Нет, с Лисовским даже и у неё не выйдет.
— А несчастный случай? Нечаянная передозировка могла иметь место?
— А как вы это себе представляете? Васечкина чем-то возбуждена, мучается всю ночь бессонницей, под утро не выдерживает и принимает тройную дозу морфия? Через минуту — забыв — повторно? И так несколько раз? Причём — в течение очень короткого времени? Ведь морфий это не элениум и не реладорм — действовать начинает быстро. Или, что правдоподобнее, она всю ночь в одиночку пьянствует и в конце концов, уже не соображая что к чему, вместо коньяка выпивает весь свой запас? Который — непонятно с какой стати — у неё образовался? Нет, Геннадий Ильич, уверяю вас: типичный суицид. При вскрытии мы, конечно, и на алкоголь, и на наркотики — всё проверим. Однако… Суицид — никаких сомнений… Я, Геннадий Ильич, почему сразу позвонил вам? Потому что Васечкина была рабыней у Бутова… А так… Стопроцентный, Геннадий Ильич, суицид.
Слово 'суицид', за короткое время трижды произнесённое экспертом, становилось Брызгалову — с каждым повтором! — всё ненавистней. Казалось, оно обезличивает Ирину Антоновну много больше, чем сама смерть, превращая её из прекрасной — неважно, что уже неживой — женщины в ничего не значащий объект медицинских исследований.
'Уж лучше бы Гавриков говорил 'самоубийство' — звучало бы почеловечнее, — мелькнуло на миг в голове майора, но тут же сменилось другим, критически направленным на себя: — Что за чушь! Как ни скажи, а Васечкина мертва! И прошляпил её ни кто иной, как ты! Следователь Брызгалов!'
Обвинение явно несправедливое: ведь если даже считать, что, обнаружив Ирину Антоновну в составленном им недавно списке, майор должен был обеспокоиться и принять какие-то меры — поздно: Васечкина к этому времени уже умерла. Почему? Что явилось причиной трагедии? Геннадий Ильич чувствовал: пока он не найдёт ответа на эти вопросы — его совесть не успокоится. И в смерти Ирины Антоновны он, вопреки очевидному, всё равно будет укорять себя. Ибо слова Пушкарёва: 'Если хозяин ей приказал, то — свято', - сейчас, в контексте самоубийства Васечкиной приобретали страшную двусмысленность. Свято — до какой степени? Если хозяин прикажет рабыне покончить с собой — она покончит? Если кого-то убить — убьёт?
В свете этих соображений сексуально-социальные эксперименты Игоря Олеговича начинали выглядеть почти зловеще. Действительно, в какой мере ему удалось овладеть волей своих рабынь? Судя по их показаниям в девяносто восьмом году — в мере весьма значительной. Но всё-таки — до какой степени? И — на данный момент главное! — эта власть над женщинами перешла к их новым хозяевам? Полностью?
Да, господин Бутов, поназагадывал ты загадок! А что если — вот уж всем гримасам судьбы была бы гримаса! — тебя застрелила одна из твоих бывших рабынь? По приказу её нового хозяина? Та же — Васечкина? Застрелила и отравилась. Тоже — по приказу? Необязательно. Со смертью Игоря Олеговича 'кодировка' могла закончиться и она, 'разблокировавшись' и ужаснувшись содеянного, уже по своей воле решила свести счёты с жизнью…
Направляясь к Лисовскому, Брызгалов знал только одно, но твёрдо: на этот раз никаких 'собеседований'! Официальный допрос — с протоколом, с предупреждением об ответственности за дачу ложных показаний — и точка!
Вообще-то Геннадий Ильич не любил начинать с официального допроса — такое начало настораживает подозреваемых, заставляет их внимательнее относиться к своим словам — но сейчас по- другому майор не мог: смерть Васечкиной переполнила чашу его терпения. А ну как, пока он, разгадывая психологические кроссворды, попусту тратит время, ещё одна из бутовских рабынь выкинет какое-нибудь коленце?! Самоубийство Ирины Антоновны будто кричало Брызгалову: Бутов умер, но дело его живёт! И побеждает! Тебя побеждает, майор Брызгалов! Самонадеянный горе-следователь! И пока не поздно, похерь свой интеллигентский психологизм и попросту: хватай, не пущай, держи!
Понимая, насколько вредна такая острая вспышка антиинтеллектуализма, Геннадий Ильич пробовал с ней бороться — увы, не слишком успешно. Пожалуй, единственный не совсем отрицательный результат — это пришедшее по дороге решение возвратиться к 'классике'. От попыток разобраться в хитросплетениях судеб и взаимоотношений окружавших Игоря Олеговича людей вернуться к древнеримской ясности: 'Кому это выгодно'? То есть: кто в смерти Бутова мог быть заинтересован настолько, чтобы решиться на убийство? А идя торной дорогой, шагать, как правило, начинаешь в ногу: отсюда решение не проводить никаких 'собеседований' с Лисовским — официальный допрос, и точка!
Однако в таком настроении допрашивать умного, хорошо владеющего собой человека…
… неудивительно, что через полтора часа возвратившийся в свой кабинет майор был даже более зол, чем по дороге к Лисовскому. Конечно, всегда, а особенно в наше время, могут убить из-за куда меньшей суммы, чем 50 тысяч долларов — но кто? Бомж, начинающий грабитель, отморозок из рэкетиров, но не заимодавец своего должника. К тому же — исправно выплачивающего по процентам. Правда, Лисовский, вводя Геннадия Ильича в курс своих финансовых отношений с Бутовым, сделал оговорку, что это не для протокола: и заём, и проценты — всё будто бы под честное слово… и во избежании неприятностей с налоговой инспекцией… Брызгалов пообещал — и эта часть показаний осталась не запротоколированной. Однако сама, случившаяся ближе к концу допроса, не вынужденная откровенность Лисовского — с какой стати? Из опасения, что узнается так и так? Замаскированная издёвочка: мол, наплевать, майор, мне на твои подозрения? Или, напротив, от понимания: в данной ситуации подобная откровенность работает на него? Особенно — учитывая то, что в основной, касающейся Ирины Антоновны части допроса Лисовский был куда более сдержан: отвечал скупо, по существу — только факты и никаких предположений.
Геннадий Ильич курил, перечитывал составленный им список подозреваемых и злился всё больше: бизнесмены, мать вашу за ногу! 'Хозяева жизни'! Мало вам дач, автомобилей, любовниц — рабыни, видите ли, потребовались! Которым если что-то прикажешь, то — свято!
Непродуктивная злость мешала, попытки с ней справиться Брызгалову не удавались — 'расплачиваться', как часто бывало в подобных случаях, выпало секретарше.
