На следующий день Чебриков, ездивший в Борисов, привез оттуда приятную новость: все паровозники оживленно говорили о том, что вчера, не доезжая до Колодищ, подорвался паровоз. Мина вырвала всю колосниковую решетку. Паровоз вышел из строя, а пока его на буксире тащили в Колодищи, загородил нечетный путь.
В тот же вечер Заслонов заглянул к Чебрикову — обсудить план дальнейших диверсионных действий.
Константин Сергеевич был в прекрасном настроении:
— Ну, фрицы, теперь держитесь!
Наконец сбылось то, о чем он мечтал все эти месяцы.
Следующую мину повез флегматичный, неторопливый Норонович.
Чебриков предупредил его о том, что мина будет лежать или в котловане, или в старом складе, где в грязи и мусоре ржавели два изломанных немецких паровозных котла.
Когда Штукель вызвал Нороновича в нарядческую, Константин Сергеевич, передавая ему маршрут, сказал начальническим, ничего, кроме приказа, не выражающим голосом:
— Едете с помощником Жолудем на паровозе «52-2118». Не забудьте взять еду: вернетесь неизвестно когда.
Всё это было сказано на одной ноте, без каких-либо подчеркиваний. Начальник русских паровозных бригад, вручая машинисту маршрут, так всегда и говорил. Сегодня к обычным словам была прибавлена концовка: «Не забудьте взять еду: вернетесь неизвестно когда».
— Слушаю-сь господин начальник! — ответил Норонович, а сам понял его слова так: «Не забудь, Василий Федорович, взять для немца гостинчик!»
Норонович вышел из нарядческой. В коридоре его ждали краснощекий Жолудь и железнодорожник- немец, с которым они уже не в первый раз отправлялись в поездку. Это был смешной фриц: непомерно маленькая головка и выпученные глаза.
— Глаза у него по яблоку, а голова — с орех, — так определил немца в первый же раз Васька Жолудь.
— Идите, а я сейчас. Живот, живот! — скорчившись, схватился за живот Норонович и пошел по направлению к старому складу.
«Чтоб только этот выродок проклятый не вздумал итти следом!»
Но немец шел с Васькой к паровозу.
Норонович юркнул в темный склад, присел у котла и запустил в него руку. Туда-сюда… Обыскал один котел, обшарил вокруг него — ничего. Даже пот прошиб от волнения.
«Не успеешь! Может, не тут, а в котловане или водосточной трубе?»
Бросился ко второму котлу.
Сунул руку и с облегчением вздохнул: пальцы нащупали кусок каменного угля.
Норонович ни разу еще не видал угольной мины. Константин Сергеевич запретил все расспросы о ней. «Было бы сделано, а кто сделал мину и где, — вам-то что?»
Норонович засунул мину на самое дно своей сумки от противогаза, сверху накрыл картошкой, огурцами, хлебом и вышел из склада. Он шел к паровозу, подтягивая ремешок брюк.
Когда Норонович поднялся на паровоз, немец, еще не успевший промерзнуть, но уже заранее топавший сапогами, тотчас же выразил Василию Федоровичу сочувствие и подал совет. Он поглаживал по своему животу рукой, приговаривая «бур-бур-бур», а потом прибавил словами:
— Кава, пан, кава! Гут. Тьепли кипьяток!..
И таращил глаза.
Норонович только ухмыльнулся в ответ, махнул рукой и сел на свое место — за правое крыло паровоза.
В Смоленске Василий Федорович удачно положил мину на тендер рядом стоявшего с ним паровоза вяземского резерва «54-1051».
А дня через три Норонович мог собственными глазами полюбоваться на дело рук своих: паровоз «54 -1051» протащили на буксире через Оршу. Боковой лист котла был разворочен.
— Крестника своего видал? — тихо спросил у него Чебриков. — На четвертом пути стоит.
— Скоро этой родни столько будет, что со счету собьешься! — хитро подмигнул Норонович.
XVI
Угольная мина получила широкое применение у партизан-железнодорожников. После Алексеева и Нороновича ею стали пользоваться и другие. Каждый день оршанцы-паровозники увозили ее в своих сумках по разным направлениям и особенно с поездами на восток.
Сбылись заслоновские слова: теперь ежедневно выходили из строя немецкие паровозы.
Заслонов через Алексеева и Чебрикова предупреждал товарищей о том, с какой осмотрительностью надо класть мину на чужой тендер, чтобы не попасться с поличным.
Машинисту, стоявшему в оборотном депо со своим паровозом рядышком с другими, улучить момент положить мину на чужой тендер не представляло сложной задачи, но всё-таки для этого нужны были отвага, выдержка, ловкость.
Заслонов постарался оградить от провала и само производство мин: никто не знал, где и кто их делает. Все знали лишь одно — в минах недостатка нет.
Всё шло по заведенному порядку. Получив маршрут, машинист на секунду забегал в открытый, захламленный сарай или в котлован за миной, которая лежала в условленном месте.
Он преспокойно вез мину до Смоленска, а там незаметно подкладывал ее на паровоз вяземского депо. Остальное доделывали сами немцы-паровозники: они собственноручно перебрасывали ее вместе с обыкновенным углем в топку своего же паровоза.
Заслоновцам иногда случалось видеть, какой эффект давала их угольная мина, когда взрывалась в пути на каком-либо перегоне. Особенно доставалось при этом классному составу, потому что у немцев отопление пассажирских вагонов шло непосредственно от паровоза.
Паровоз с развороченной топкой беспомощно стоял где-то в поле, на ветру, на тридцатипятиградусном морозе.
В штабных классных вагонах отопление прекратилось, и замерзающие господа офицеры уже приплясывали стараясь согреться. Наиболее горячие из них бежали к паровозу ругать бригаду и узнавать, скоро ли вызволят их из этой беды.
А в метрах ста за пассажирским составом уже тянулся следующий — товарный с пушками и танками, а за товарным виднелся санитарный… Всем им преградил дорогу подорванный заслоновской миной паровоз. И пока из ближайшего депо прибывала помощь, господа офицеры окончательно теряли терпение, а на пути выстраивалась в затылок целая вереница задержанных поездов.
Заслоновцы, едущие по свободному соседнему пути, посмеивались в душе, видя, как пляшут на морозе фрицы.
Несмотря на то, что угольная мина выводила паровоз из строя быстрее и основательнее, чем что- либо иное, всё-таки некоторые паровозники не могли устоять перед соблазном повредить тот паровоз, который они вели сами.
Машинисты выплавляли дышловые и буксовые подшипники, замораживали пресс-масленки и насосы водоподогрева. Иные рисковали брать с собою бутылку с соленой водой, чтобы лить в подшипники и создавать побольше трения.
Этому способствовало то, что немцы-железнодорожники, сопровождавшие русскую паровозную бригаду, не всегда были квалифицированными паровозниками и потому не могли за всем уследить, тем более, что стояли жестокие морозы. «Филька» сидел обычно укутанный с головой одеялом и думал об одном: как бы окончательно не замерзнуть.
За последние две недели, когда заслоновцы в основном пользовались угольной миной и паровозы оршанского депо поэтому редко выходили из строя, отношения между Контенбруком и Заслоновым немного
