В этот день заслоновцев навестил секретарь райкома Иван Тарасович Ларионов.
— С новосельем вас, товарищ Заслонов! — весело сказал он, крепко сжимая руку дяди Кости. — Дали копоти фашистам в Орше, теперь постарайтесь здесь…
— Приложим все усилия, товарищ Ларионов!
— Слыхали: гестапо назначило за вашу голову тридцать тысяч марок?
— Напрасен труд: нас миллионы. Всех не перебьют!
Партизаны окружили секретаря райкома.
День выдался теплый, и беседа прошла на открытом воздухе, — в землянке всем было бы не поместиться.
Ларионов рассказал последние новости с фронта, рассказал и о том, что? происходит на «Большой земле»: как повсюду в оккупированных районах народ идет в партизанские отряды. Напоследок он сказал:
— Только не думайте, товарищи, что партизаны — всё. Не думайте: «Если б нам пушки да танки, мы бы прогнали со своей земли фашистов!» Это неверно. Самое главное не мы, а Советская Армия. Без нее нам не победить фашистов!
После обшей беседы секретарь райкома с Заслоновым, начальником штаба и комиссаром пошли в землянку поговорить о дальнейших планах.
— Товарищ Ларионов, как бы нам раздобыть рацию? — обратился комиссар. — Без нее мы как без рук.
— Постараюсь получить с «Большой земли». Всех сразу не удовлетворишь. Партизанские отряды растут день ото дня.
— Какие задания райком ставит отряду на ближайшее время? — спросил Заслонов.
— Надо разгромить фашистские продовольственные склады в нашем районе. Оккупанты награбили у населения много хлеба. В селе Будрине лежит две тысячи тонн зерна. Да и в бывшем совхозе Межево тонны две найдется. Всё это приготовлено для гитлеровской армии. Нужно сделать так, чтобы гитлеровцы не ели нашего хлеба!
— Сделаем! — уверенно ответил Заслонов. — Сначала, Иван Тарасович, я думаю покончить с мелочью — с Межевым.
— Хорошо. Не возражаю.
— С Межевым просто: там у нас есть свой человек — сторож Миша, двоюродный брат Марьи Павловны Птушка, — напомнил комиссар.
— Прекрасно.
— А что же делать с хлебом? — спросил Заслонов. — Раздать окрестным деревням?
— Конечно. Организуйте быструю раздачу.
— Это мы проделаем в одну ночь, — сказал комиссар.
— А склад в Будрине придется сжечь, — иного выхода нет! — продолжал секретарь райкома. — С Межевым расквитаться легко: в деревне, что против совхоза, стоит только полицейский пост в десять человек. А вот в Будрине — сложнее. Там на охране склада — целый гарнизон, сорок полицаев с четырьмя пулеметами. Склад обнесен колючей проволокой. И на вышке — часовой с пулеметом. Надо хорошенько обдумать, как сделать. В лоб ведь не возьмешь. Ну, да, впрочем, мне вас этому не учить, — улыбнулся секретарь райкома.
— Уничтожим! Враги нашим зерном не воспользуются! — сдвинул брови Заслонов.
— Вот это на ближайшее время… А там получим указания центра. Конечно, попрежнему ведите наблюдения за фашистскими перевозками по железной дороге.
— Мы, Иван Тарасович, постараемся с о к р а т и т ь эти перевозки! — улыбнулся Заслонов.
— Тем лучше! Начало уже положено, — я знаю. Итак, товарищи, укрепляйтесь, растите и держите с нами связь! Я буду рядом с вами, в отряде товарища Лойко, — закончил Ларионов поднимаясь.
V
Марья Павловна охотно отправилась в Межево к брату — выяснить обстановку и обо всем договориться.
Она принесла самые точные подробные сведения.
Директором в «земском хозяйстве», как оккупанты называли совхоз, служил бывший торговец из Орши. Оружие у него, вероятно, есть но вряд ли он окажет сопротивление. Муки в хозяйстве много. Полицейский пост, который стоит в соседней деревне, ночью никуда не показывает носа. Телефонной связи у директора с оккупантами нет.
Миша согласился помочь заслоновцам.
Условились, что партизаны нагрянут на Межево в субботу ночью и Мишу свяжут, чтобы гестапо не заподозрило его в пособничестве партизанам.
Отряд Заслонова выступал поздно вечером. Днем тщательно проверили всё оружие — оба пулемета и оба автомата «ППШ».
Командир отряда лично осмотрел, как снаряжен каждый партизан, не звенит ли у него что-нибудь на ходу. Заслонов на всю жизнь запомнил, как осенью при переходе через линию фронта у его людей на ходу что-то звякало и бренчало.
Он велел вынуть из карманов всё лишнее и проверить, чтобы не получилось так, как было у Нороновича: коробка от монпансье, в которой Василий Федорович держал махорку, лежала рядышком с зажигалкой.
Один из грязевицких парней простыл — надрывно кашлял. Заслонов оставил его вместе с Марьей Павловной и Куприяновичем на базе.
— Кого вдруг схватит кашель, суньте в рот кусочек хлеба, — посоветовал начальник штаба Лунев.
Иван Иванович Птушка повел отряд; здесь он знал каждый шаг.
Ночь была не совсем удобная — совершенно тихая. Но по дороге партизанам никто не встретился.
Когда они стали подходить к Межеву, где-то в стороне тявкнула чуткая собачонка.
Партизаны полукольцом охватили Межево. Пулеметчики залегли на дороге в засаде.
Заслонов с остальными побежал к амбару, конюшням и дому директора.
— Кто идет? — крикнул Миша, притворяясь испуганным.
— Молчи! Убью! Руки вверх! — кинулось к нему несколько партизан.
— Я Миша, товарищи, я свой! — шептал по-настоящему перепуганный сторож.
— Вяжи его!
Партизаны стали вязать Мишу.
— Не очень туго? — спросил Пашкович.
— Не, пусть так, а то еще не поверят! Хорошо!
Мишу положили у стены. В огромном кожухе и валенках он лежал, как гора.
Заслонов с группой товарищей взбежал на крыльцо директорского дома. В дверь застучали кулаки, ноги, приклады винтовок!
— Отворяй!
В доме проснулись, что-то загремело, должно быть, упал опрокинутый впотьмах стул; и из-за двери срывающийся голос испуганно спросил:
— Кто там? Что надо?
— Отворяй! — строго сказал Заслонов.
Рука, открывшая дверь, видимо, дрожала, никак не могла нащупать засов.
Дверь отворилась.