— Ах, Тимс, вот молодец, что пришел! — сказал Лейчер, не отрывая взгляда от топки.
Тимс ухмыльнулся.
— Ну и хитрюги, — промолвил он. И по тому, как он произнес это слово «хитрюги», остальные поняли, что Тимс рад-радехонек. Потом Тимс подошел к печке. — Но ведь каждый вечер вы не сумеете устраивать для меня такое представление, — докончил он, обращаясь к Лейчеру.
— Не сумеем, — отозвался Лейчер, — это ты точно. Но, может статься, в другой раз мы сумеем придумать что-нибудь другое.
Визит подстрекателя
— А что брать?.. Я хочу сказать… для жены, когда сын… Я хочу сказать, для матери, с прибавлением семейства…
Цветочный магазин находится как раз напротив больницы с родильным отделением. И продавщица должна быть в курсе.
— Если вы отец, тогда розы, — говорит она.
— Да, я отец, — отвечает Реппер. — Какие?
— Красные, — говорит продавщица. — Вот у нас есть совсем свежие. Нежно-красные. И стебли у них красивые, длинные.
— А сколько надо брать? Обычно сколько берут? Чтоб не чересчур шикарно, но и жаться я не намерен.
— Это уж как когда, — говорит продавщица. — Есть ли у вас число, которое что-то означает для вас и вашей жены? К примеру, сколько лет вы вместе?
— Всего семь месяцев, — отвечает Реппер.
«И кто меня тянул за язык», — думает он, хотя, с другой стороны, и не упрекает себя за слишком поспешный ответ.
— Знаете что, дайте мне девять, — решает Реппер. — Мальчик добирался к нам ровно девять месяцев.
— Да ну? — Продавщица изображает удивление.
— Я понимаю, что веду себя как приготовишка, — говорит Реппер. — Но ведь я первый раз в жизни… к родильнице… в родильный дом… в палату… ой, чего это я несу… сами понимаете… в общем, первый раз иду туда.
— Хорошо, пусть будет девять, — говорит продавщица.
— А сколько стоит одна? — спрашивает Реппер.
— Две пятьдесят.
— Ничего себе! — восклицает Реппер.
— На дворе зима, — говорит продавщица. — Дешевле вам не найти. Среди зимы-то.
— То-то и оно, что среди зимы у меня с монетами туго.
Я плотник, на стройке. Сами понимаете, каково оно теперь на стройке. На пятнадцать меньше до самой весны. Да уж ладно, давайте.
Продавщица осторожно высвобождает стебли из соседних шипов, дает стечь воде, обматывает их зелено-белой ленточкой и помещает все это в целлофановый пакет.
— Я вам прибавила еще немножко зелени, — говорит продавщица. — И ничего за нее не посчитала. Двадцать две пятьдесят.
Реппер платит. В отделении для мелочи он видит записку.
«А, это тоже надо сделать, — думает он, — укрепляющий напиток, чистую тряпку, зеленую с блестками ночную рубашку, во втором ящике для белья слева. Или сначала розы? Принесу-ка я сначала розы! Не то завянут».
Реппер разглядывает старые дома перед больницей. Кирпичные фасады обветрились и раскрошились. Этот закопченный дом на две квартиры только и держится благодаря масляной грунтовке: реклама пива! Два монаха перед бродильным чаном; один сыплет из мешка хмель и ячмень, другой мешает длинным шестом. Монахи толстые и веселые.
— Могу ли я пройти к жене? В четвертую палату. Она родила сегодня утром. Фамилия Реппер.
— Это не вы звонили сегодня с шести до семи четыре раза? — спрашивает монахиня в стеклянной будке с круглым окошечком.
— Я, — отвечает Реппер.
— Ну и задали же вы работу ночной сестре, — говорит монахиня. Но совсем не сердито. — А к жене вам сейчас нельзя. Пусть выспится, после наркоза. Да и остальным женщинам как раз принесли детей для кормления.
— A-а, — тянет Реппер.
— Вот на малыша можете посмотреть, если хотите.
— Хочу, — говорит Реппер, — да еще как хочу. Поглядеть на сынишку.
— У вас сын?
— Да, — говорит Реппер, — когда я позвонил в четвертый раз, Ежик уже прибыл.
— От всей души поздравляю.
— Спасибо, сестричка.
— А если вы можете подождать еще час, как раз наступит время посещений. Сможете тогда повидать свою жену. До тех пор она наверняка проснется. А сперва поглядите на мальчугана.
— А моя жена уже видела Ежика? — спрашивает Реппер.
— Ежика?
— Так мы его назвали, еще раньше, чем он родился, — объясняет Реппер.
— Нет, ваша жена еще не видела… Ежика. Может, она даже и не знает, что это Ежик, что это
Реппер подготовлен. Новорожденные похожи на обезьянок. Не пугайтесь. Это — не сговариваясь — внушили ему, во-первых, старший продавец универсального магазина и, во-вторых, коммивояжер фирмы посудомоечных автоматов. Коммивояжер, правда, добавил: но это не навсегда, потом ваш ребенок будет очень мило выглядеть, у такого-то папаши.
«Подлизывался, — думает Реппер, следуя указаниям желтой стрелы. — Коммивояжеры, они все такие».
Сестра из отделения для новорожденных ясно улыбается за стеклом. У нее такая опрятная улыбка, что Репперу невольно вспоминается ядровое мыло.
Из свертка на ее обнаженных руках выглядывает головка. «Никакая не обезьянка, — думает Реппер, завидев личико, — скорей на меня смахивает, когда я поутру бреюсь, а накануне слишком засиделся в пивной и рожа вся мятая».
Сын открывает глаза. «Большие-то какие, — радуется Реппер. — Большие глаза. Умный вырастет. А какой серьезный! Словно уже сейчас о чем-то думает. А думает он небось о всякой всячине. Например, почему сейчас так, а несколько часов назад было совсем по-другому. Но ему идет, когда он серьезный».
Реппер решает, принимая во внимание достоинство, с каким держится сын, не портить первую, такую ответственную встречу восклицаниями типа «актоэтоунастакоймаленькийтютю». Не говоря уже о том, что Ежик и сам делает величественный жест, который, без сомнения, можно истолковать как «аудиенция окончена» и поступить соответственно.
Сестра кивает Репперу. С неиссякающей улыбкой. Реппер думает: «Она небось и во сне улыбается». Сознавая, что сын в надежных руках, он отвечает ей кивком.
В коридоре есть стулья. Реппер садится. У него возникла новая проблема. «А как я вручу розы Ханнелоре? В жизни не покупал ей роз. Цветы, правда, цветы дарил, но и те не приносил в постель».
Вот если его куда пригласят, то, возникнув в дверях, решительным движением сорвать с букета обертку и протянуть пестрые стебли хозяйке — это Реппер умеет. В этом деле он мастер. Произвел в свое
