усталость. Но провал вышел глубоким, длинным…
День уступил место ночи, но Лишнев не поднимал людей. Он выжидал. И Константин, и Марат вслушивались в палитру звуков, пытаясь уловить какой-нибудь сигнал опасности… К тому моменту, когда лидер группы решил, что пора начать движение, Дима Клоков так устал от неподвижности, что готов был не только бежать, но и лететь вперед.
Внимательно оглядев окрестные сопки в бинокль со специальной оптикой, Лишнев махнул рукой.
— Пора! Выступаем!
Теперь они двигались очень медленно. Взобравшись на одну сопку, не сразу начинали спуск в ложбину: в два бинокля разглядывали окружающие скалы. Лишнев и Доценко имели при себе только автоматы и ножи. Все остальное снаряжение, упрятанное в вещмешки убитых солдат, досталось Фокину и Клокову. Константин и Марат хотели иметь свободные руки на случай схватки…
Шли не спеша. Подолгу задерживались на месте, прежде чем начинать следующий бросок. Лишнев не хотел рисковать, и спутники были солидарны с ним… В середине ночи, после привала, миновали небольшую речушку. Ухитрились переправиться через нее почти бесшумно, за что Фокин и Клоков в шутку получили медаль «молодого бойца» от Доценко. Одежда промокла, но беглецы не придали этому большого значения. К холоду привыкли так же, как к постоянной опасности. Ближе к утру наблюдателем стал Доценко.
— Где же они? — тревожно спросил Марат, расположившись на небольшой возвышенности, изучая окрестности. — Никак не пойму, прошли мы заслон или он впереди?
— Сам не знаю! — озабоченно отозвался Лишнев. — Этот гад имеет чин подполковника. Может, у него мозги от времени жиром заплыли, а может, и нет. Попробуй, разбери, какую ловушку приготовил нам Смердин.
— Вон там пройдем, — предложил Марат.
Он указал рукой на высокую скалу с раздвоенной вершиной.
— Справа вроде получше, без обрыва.
Лишнев кивнул. Требовалось пересечь большую лощину, и Константин внимательно изучал боковые склоны.
— Вроде чисто, — шепнул он. — Начинаем спуск!
Один за другим беглецы начали движение по склону. До высокой скалы, с которой можно было обозреть всю прилегающую местность, следовало преодолеть чуть ли не полкилометра открытого пространства.
И вдруг Доценко хлопнул Лишнева по плечу, указал вперед и вниз. Спецназовец мигом выставил ствол «калаша». Навстречу — плавной неспешной походкой — двигалась женщина!
— Что это? — оторопело забормотал Доценко. — Что это?!
Женщина брела в сторону беглецов, словно точно знала, где они. Женщина в коротком платье, с распущенными волосами. Ветер трепал их, закрывал лицо, и только потому люди не сразу узнали ее.
Любаня! Им навстречу, по склону вверх, шла Любаня. Клоков всхлипнул за спиной у Константина Лишнева.
— Не может быть! — прошептал спецназовец, отступая на несколько шагов назад. — Бред!
Молодая женщина остановилась в нескольких шагах от потерявших дар речи людей. Какое-то время все стояли молча, друг против друга. Потом Любаня откинула волосы в сторону — тем привычным движением, которое все рабочие видели не один раз.
— Нельзя туда, мальчики! — услышали беглецы. — Нельзя! Уходите!
Силуэт заколыхался на ветру, стал нечетким, расплывчатым.
— Уходите!
И только свист ветра. Голые камни там, где стояла Любаня. Лишнев бросился вперед, принялся ощупывать гранитные плиты. Напрасно.
— Вы видели? — зачем-то спросил он.
Дима Клоков не мог говорить. Он лишь кивнул. Святослав Фокин беззвучно шептал молитву.
— Ты не сошел с ума, Костя, — тихо сказал Марат после очень длинной паузы. — Мы все видели…
— Привал! — скомандовал Лишнев, и сдвинулся чуть назад, так, чтоб силуэт сливался с гранитными ребрами сопки.
— Что это было? — тихо спросил Константин.
— Я одну такую историю читал, — вспомнил Клоков. Его трясло от пережитого. — Правда, это про Америку. У пожилой четы умер пес. Детей у них не было, а пес — как бы вместо ребенка. Член семьи. Очень переживали, в общем. Никак не могли смириться с тем, что потеряли его.
Раз возвращалась эта семейная пара от друзей. Дорога там хитрая. С одной стороны — горы. С другой — море. Вдоль этой горы — асфальт в две полосы. Едут, ночь. И вдруг, в свете фар — их пес! Впереди.
Мужчина — по тормозам! А пес лает, заливается. Чуть ли не под колеса влезает. Вышли эти двое из машины. Собака назад, дистанцию держит. Но лает — вроде о чем-то предупредить хочет. Люди звали- звали, а пес не подходит. Все дальше отбегает. Мужчина сел за руль. Только жена следом, завели мотор, тронулись — пес на капот бросился. Не дает проехать!
Остановились. Не поймут, что делать… Тут, неожиданно — оползень! С гор «волна» пошла: камни, земля, пыль. И на трассу, в ста метрах перед ними. Все снесло к черту, в море. Только земляной холм на месте дороги остался. Пес тут же убежал. Нырнул в пыль и был таков. Спас их.
Произошла история через месяц после того, как похоронили собаку…
— Знак! — коротко сказал Фокин.
— Я примерно такую же историю знаю, — откликнулся Марат. — Только не читал ее. Приятель мой рассказывал, Колька. Он в банк очень крутой устроился, в Москве. Дело началось с кладбища. Хоронил он там кого-то, не помню. Кажется, мужика, с которым служил. Не он лично хоронил, народу много было. А Колька — приятеля-то Николаем зовут — то ли нагнулся, то ли еще чего: в общем, сам не запомнил. А уж потом, когда с кладбища уехали да помянули усопшего, вдруг заметил, что нет мобильника. Телефон во внутреннем кармане лежал. Выпал, значит, на кладбище. Где-то возле могилы.
Николай расстроился — только недавно купил трубу. Хорошая. А вечером со знакомым проезжали на джипе где-то неподалеку. Тут Колька и рассказал про то, что мобильник обронил. Водитель, кореш его: нет проблем, сейчас завернем к кладбищу. У меня, мол, с собой два телефона. Я за рулем, у входа подожду. А ты бери мобилу, топай на нужное место. Там, значит, позвонишь на свой номер. Мелодию сигнала вызова услышишь — и трубу найдешь.
Ну, Колька пошел искать. Темнело уже. Он фонарь взял, мобилу чужую в карман пихнул. Сначала думал отыскать без звонков. Ходил-ходил вокруг той могилы, не смог найти трубу. А он мужик тертый, всякой фигней не напугаешь. И вот, говорит, хожу там, а не по себе! Чувствую, кто-то за мной наблюдает…
Надоело ему без толку по кладбищу слоняться, достал мобильник приятеля. Набрал свой номер. Звонит. И слышит сигнал! Сбоку! Он туда. Еще одна могила, свежая. Он фонарем случайно посветил на имя: Клеменко Борис Михайлович. Дата рождения, дата смерти. Все будто впечаталось в мозг — и даты, и имя. Умер, в общем, тот Борис Михайлович на неделю раньше, чем Николай по кладбищу рыскать начал.
И вдруг Колька с ужасом понимает: телефон из-под земли трезвонит! Как раз из этой могилы! Тут у него волосы на голове зашевелились. Не выдержал он — бросился оттуда, что есть мочи. В джип запрыгнул — сам не свой. Водила ему в лицо глянул — и газу дал! Уехали оттуда. Напился Коля…
Спустя день другую «трубу» купил, новый номер взял. Про ту историю почти забыл. Ехал, значит, на своем «Опеле» по Москве. Точнее, по окружной дороге. И вдруг ему на трубу — вызов! Он посмотрел на определитель номера и чуть с ума не сошел! Вызов шел с аппарата, который на кладбище остался! В могиле. Колька отбой дал, перепугался. Снова звонок! Ответил.
Голос глуховатый такой, будто сквозь вату. Меня, говорит, Борисом Михайловичем зовут. Ты не бойся, Николай. А лучше вот прямо сейчас поверни к обочине да притормози. Ну, Колька выполнил приказ. А ему говорят: стой и жди. Он снова послушался. А потом голос объявляет: уже можно. Давай, езжай вперед,
