рассматриваться как полемика с евразийством, но скорее представляют собой одобрение и развитие евразийских идей. Такова в значительной степени рецензия на 'Исход к Востоку' П. М. Бицилли [77]. Он выступает в защиту евразийства: 'Надо сказать, что большинство обвинений, направленных против сборника, основано на смешении понятий 'цивилизация' и 'культура', т. е. форм, условий и продуктов творчества и его глубинных духовных источников… Ножи и вилки, конституция и таблица умножения относятся к 'цивилизации', и не видно, чтобы евразийцы посягали на эти ценности'. Совершенно правильно. Эта же мысль, в других словах, выражена в позднейшей евразийской литературе: 'В современной хозяйственной технике и эмпирической науке, каково бы ни было их развитие, нет ничего, что исключало бы возможность их существования и процветания в недрах новой 'эпохи веры' [78]. Потому-то евразийцы и не могут принять на свой счет упреков вроде следующего: 'Евразийская' культура есть… доморощенное, знахарское воздухоплавание' [79]. К той же категории, не столько опровержения, сколько развития евразийских мыслей, принадлежат почти все появившиеся в свет рецензии на сборник 'Россия и латинство' (1923) '[80]. Митрополит Антоний в особой статье говорил следующее: 'Да. Я торжественно поздравляю русское общество. Без всякого преувеличения заявляю, что у нас снова есть и Хомяковы, и Киреевские, и Аксаковы. Они воскресли на нашем безвременьи; они открыли пред русским сознанием новую энциклопедию мысли богословской, философской, общественной, даже экономической' [81].
В этом тоне были написаны и некоторые другие статьи.
Созвучны евразийским мысли А. Кулишера. 'Евразийцы отметили, — вернее, смутно почувствовали, — что-то очень важное, заговорив о роли степи в России, о 'континенте-океане' [82].
А. Кулишер полемизует с П. Н. Милюковым, обрушившимся на приписанную евразийцам 'теорию о степном происхождении русской государственности и культуры'. Тут П. Н. Милюкову было слишком легко разбить их наголову (!). Но совсем иное дело — факт распространения политической власти, колонизации и культуры 'по степи', по громадным пространствам, лишенным резких географических рубежей, вследствие чего и границы между национально-культурными, как и между этническими, типами становятся менее жесткими, и создается возможность некоторой 'сверхнациональной', общей всему данному 'континенту', и все-таки не просто общечеловеческой, а именно 'континентальной' общероссийской или, если угодно, 'евразийской' культуры'. Не являются преобладающими элементы полемики и в статье Александра Салтыкова 'Великобританское евразийство' [83]. Рассматривая книгу Гарольда Лемба о Чингисхане, А. Салтыков устанавливает, что 'евразийские' течения в Англии нашли, по- видимому, в последнее время какие-то питающие источники и в самой английской жизни, и в каких-то не вполне еще определившихся, новых уклонах английской души, т. е. и безотносительно какой-либо политики. Это явление евразийцы могут только приветствовать. История дополняет образы 'русских лордов' и 'русских фритредеров' образом 'великобританских евразийцев'. Духовное сближение желательно и полезно. Только напрасно книгу Г. Лемба А. Салтыков считает явлением английской духовной жизни. Автор ее — американец. Не оспариванием, но развитием евразийских мыслей является и содержательная статья С. Енисеееа 'Евразийство' [84]. По верному определению автора, евразийство 'исходит от новых положений, от существующего к будущему, в противоположность эмигрантскому пониманию, идущему от воображаемого к бывшему'. Всячески рекомендуем статью С. Енисеева вниманию лиц, незнакомых с евразийством и желающих получить самое общее о нем представление.
Особую группу представляют собой высказывания о евразийстве писателей и поэтов. Назовем отзыв о евразийстве Андрея Белого [85], опубликованное в немецкой печати письмо о евразийстве М. Горького [86], статью Е. Н. Чирикова [87]. Некоторые из этих отзывов благожелательны, другие полемичны (Е. Н. Чириков).
Не так оспариванию, как просто изложению евразийства посвящено иностранное евразийствоведение.
Менее богата, чем можно было бы ожидать, немецкая литература о евразийстве. Значительная часть статей, сюда относящихся, появилась в пражской газете 'Прагер Прессе' и написана славянскими авторами. Полемична статья проф. Э. Радля: по его мнению, 'русские — это европейцы' [88]. Другие статьи имеют характер объективных рецензий или фактических сообщений [89]. Статьи Генриха Блока (Кишинев) в 'Zeitschrift fur Geopolitik' у нас в руках не имеется (он писал о евразийстве и в 'Прагер Прессе'). Скорее благоприятен отзыв о евразийстве в книге 'Зарубежная Россия' Г. Римши [90]. Эта книга реферирована в 'Последних Новостях' в статье П. М.: 'Немец о русской эмиграции' [91]. Нет у нас в руках и статьи Н. С. Тимашева в Zeitschrift f. Politik, 1929, N 9. По поводу работы В. К. Штелина 'Россия и Европа' [92] обозреватель 'Историка-Марксиста' (Москва) А. Васютинский заявляет: 'Любопытен для русского читателя краткий обзор дискуссии по поводу 'Евразии', дающий некоторые данные для суждения об эволюции идеологии русской эмиграции' [93]. Упрощает и тенденциозно освещает проблематику евразийства Р. Фюлоп Миллер в своей книге 'Gesicht und Geist des Bolschewismus'.
В составе французского евразийствоведения, кроме названной выше, нужно упомянуть статью В. П. Никитина в 'Revue du monde musulman'. С особой симпатией автор останавливается на экономической концепции евразийства: 'Тесное экономическое сотрудничество с азиатским миром — вот решение евразийской проблемы, вот почти полная независимость… Не входя в детали… мы считаем долгом подчеркнуть, в какой мере эта концепция, вполне реалистическая в своей основе, может послужить делу русско-азиатского сближения' [94]. Французская литература о евразийстве содержит два обстоятельных обзора: один принадлежит перу Шарля Буржуа [95], автором другого является Г. Шклявер [96]. Ш. Буржуа выполнил свою задачу не без поэтического вдохновения. Его очерк свидетельствует о значительном проникновении в материал. Из евразийских работ ближе всего он следует 'Наследию Чингисхана'. Есть, однако, и ошибки: нельзя сказать, что из числа евразийских зон единственно степная 'удобна для обитания' (la seule pratiqueroent habitable). Это определение в такой же мере относится и к зоне лесной. Г. Шклявер с особым ввиманием останавливается на политической доктрине евразийства, разработанной Н. Н. Алексеевым. Наряду с тем выпукло изображено географическое и историческое учение евразийцев. Все- таки и в этой статье не обошлось без неточностей. Так, Г. Шклявер понимает идеократию как 'организацию и направление государства, согласно руководящей национальной идее'. Между тем, по определению автора этого понятия, Н. С. Трубецкого, идеократия не связана специально с национальной идеей. Идеократия — понятие 'селекционной' социологии, т. е. той, которая изучает принципы отбора правящего слоя. Это такой общественный строй, при котором основным признаком отбора правящего слоя является миросозерцание (нужно подчеркнуть слово 'основной', ибо в качестве не основного, вторичного признака общность мировоззрения наличествует и при других формах отбора) [97]. Едва ли правильно утверждение Г. Шклявера, что 'великие монгольские завоеватели были первыми объединителями евразийского мира'. Здесь следовало бы упомянуть о роли, в этом отношении, скифов и гуннов [98]. При всем том, повторяем, очерк Г. Шклявера есть один из лучших иностранных обзоров евразийства. К нему примыкает статья П. Декама (Paul Descampe) в еженедельном издании 'Пакс' [99]. Основываясь на данных Г. Шклявера, П. Декам пытается дать критику географической, а отчасти и исторической теории евразийства. Он отмечает, что монгольские степи отличаются от более западных тем, что являются степями возвышенными. Отметим со своей стороны (П. Н. С.), что это не устраняет непрерывности распространения степного типа растительности от Галиции до Монголии. О лесной зоне Декам пишет: 'Есть леса и леса; если в Сибири лесная зона более или менее ограничивается лесами бореальными [100] , то в России (т. е. в Доуралье. II. Н. С.) они уступают место другим лесным зонам, которые являются скорее продолжением лесов европейских, чем бореальною областью'. Без сомнения, леса Доуралья, в его западной части, не тождественны лесам Сибири. Но с точки зрения общих понятий ботанической географии те и другие принадлежат к 'зоне северных флор, или арктобореальной'. С юга леса Евразии на всем
