книге П. Н. Малевского-Малевича [111]. Короче обзор Д. П. Святополк- Мирского [112]. Из работ еще меньшего размера отметим статью Гаррисона в 'Ивнинг Стендерд'. При очень небольшом объеме она сообщает немало данных о евразийстве. Но есть в ней и такое 'глубокое' историческое наблюдение: 'Все-таки, по мнению евразийцев, большевики менее вредоносны для России, чем Петр' [113]. Это утверждение тогда же вызвало опровержение со стороны одного проживающего в Англии евразийца, в виде письма в редакцию 'Ивкинг Стендерд'. Еще более сжатое сообщение о евразийстве, характера скорее не статьи, а заметки, было помещено в 'Ливинг Эдок' [114]. Заслуживает внимания очерк Ланселота Лоутона [115]. Говоря о евразийстве, он оповещал английскую публику: 'Новая сила народилась в мире мысли'.
Заметное развитие получило евразийствоведение среди славянских народов. На одном из первых мест стоит Польша. Для обозначения евразийства здесь создалось несколько терминов. Цитированный выше Казимир Чапинский упоминал 'eurazyjnosc'. Проф. Мариан Здзеховский в 1923 г. ввел термин 'eurazjatyzm'. М. Уздовский в своей брошюре 1928 г. отметил, что евразийцы опираются не на азиатизм, но на 'азийство' России, которому придают религиозное значение. Он считал, что русское обозначение лучше передается словом 'eurazjanizm' [116]. Уздовский не прав в утверждении, что в польской публицистике Здзеховский был первым, кто обратил внимание на евразийство: упомянутая выше статья Чапинского предшествует книге Здзеховского [117]. Эта последняя, к сожалению, осталась для нас недоступна. Русский рецензент говорил о ней следующее: 'От внимательного взора проф. Здзеховского не укрылось и так называемое 'евразийское' течение в нашей общественной мысли. Здзеховский угадывает его значительность и, по- видимому, склонен отнестись к нему не только с вниманием, но даже с признанием' [118]. Что касается М. Уздовского, то в своей брошюре он совершенно неосновательно заявил, что 'в отношении Польши евразийское движение заняло с самого начала враждебную позицию'. Это утверждение вызвало справедливое опровержение со стороны С. Л. Войцеховского, который в своей статье в 'Дроге' дал попутно самостоятельное и весьма ценное изображение евразийства [119]. — Еще в конце 1924 г. толковую заметку о евразийстве дала варшавская газета 'Речь Посполита' [120]. В ней содержится, между прочим, такое сообщение: 'В последнее время объявили о своих симпатиях к евразийскому движению некоторые русские артисты, находящиеся, вообще говоря, вдали от политических дел. В числе других является евразийцем знаменитый композитор Игорь Стравинский, который недавно концертировал в Варшаве'. В начале 1925 г. 'Курьер Польски', говоря о советской политике в Азии, сослался на евразийство как на формулу этой политики [121]. Недоразумение вскрыла 'Газета Поранна', которая дала краткий очерк евразийских идей. 'Курьер Польски' продолжил свои экскурсы, но тоже с не большим успехом. Говоря об украинском вопросе, он превратил евразийское движение, ошибкой автора или корректора, в 'евроссийское' [122]! В 1927 г. заметки о евразийстве снова обошли значительную часть польской прессы [123]. Своей обстоятельностью выделяется статья в газете 'Речь Посполита' [124]. Там же была помещена заметка о 'формулировке 1927 г.' [125].
В чешском евразийствоведевии с разобранной выше более ранней работой Н. В. может конкурировать по обстоятельности и точности только статья Сергея Рагозина 'Евразийство' [126]. Краткий очерк истории движения составлен с исключительным знанием дела и тщательностью. В конце второй статьи автор говорит следующее; 'Порука успеха евразийства заключается, конечно, в нем самом, в его способности отобразить пульс русской жизни и ее настроения'. Автор полемизует с провозглашенным в мировоззрении евразийцев 'приматом православия', находя его 'поразительным по своей неуместности и вредоносности именно в отношении к Евразии, где столько нехристианских вероисповеданий'. Автор не учитывает, что верность Православию не мешает православным евразийцам относиться с уважением и симпатией к другим вероисповеданиям евразийских народов. Автор заканчивает: 'Как за евразийство, так и против него можно писать целые книги. Так туго набито оно почином, возражениями и интересными теориями'. — Ранее того на чешский язык была переведена статья о евразийстве В. В. Зеньковского, напечатанная первоначально по-хорватски [127]. В ней есть неправильное утверждение о 'полном отвержении славянских проблем' евразийством. Статье В. В. Зеньковского д-р Альфред Фукс посвятил передовую в газете 'Лидове Листи' (клерикальный орган) [128]. Из рассмотрения евразийства он делает следующий вывод: 'Все эти и подобные… направления подтверждают, что культурная программа унионизма в смысле религиозного и культурного синтеза между Западом и Востоком становится все актуальней, и, возможно, что именно она представляет собою решающий вопрос для будущего всей западной цивилизации… Европейская культура будет иметь свое мессианское послание в мире только в том случае, если будет христианской'. В 1925 году содержание брошюры 'Наследие Чингисхана' было изложено в передовой газеты 'Народни Освобозени' (№ 242). Резко западническую критику евразийства дал И. Славик [129]. Он рассматривает отношение евразийцев к Православию: 'Уже это указание вскрывает, насколько, в сущности, мало оригинального в тезисах евразийцев. Только сильное национальное чувство, которое обнаруживают евразийцы, является небывалою новизной и обеспечивает движению в будущем значительный успех, поскольку после революции национализм в России будет на восходящей'. Это отождествление евразийства с национализмом весьма отличительно для западнического сознания. Дальше — неожиданное заключение: 'Это движение, сознательно или бессознательно, выравнивает дорогу монархической реставрации'. Оно 'видит элементы новой культуры в том, что, собственно, было наследием недостаточной цивилизации. Каждому ясно, что большая часть ужасов и зверств русской революции падает на счет того, что русский мужик был мало образован (!) — евразийцы его 'бунтарство' приписывают западным влияниям. Они испортили якобы мужика, покорного воле Божьей… Новым течениям мысли не всегда прокладывает путь прямая логичность и научность. Помогает им в жизни возмущенное чувство, смятение в душе, когда неизвестно, куда что'. Несколько сходно со статьей И. Славика выступление в чешской печати Валерия Вилинского [130]. Это как бы 'попурри' из эмигрантских версий о евразийстве. Говорится здесь о том, что его 'колыбелью были ямы, заводы и грязные ночлежки Царьграда, крестными отцами — квартирные хозяйки и сторожа, английские полицейские, французские жандармы'. Повторяется версия Е. В. Спекторского, что отцом евразийской мысли является желание современной Европы (см. выше). Для В. Вилинского 'географические, ботанические и климатические выводы евразийцев оказались мыльными пузырями, которые лопнули при первом прикосновении'. Заключение это обращено специально по адресу автора этих строк. Однако я не могу считать В. Вилинского действительным своим оппонентом. Его статья показывает, что он просто не осведомлен о том, как обстоят в современной науке затрагиваемые им 'географические, ботанические и климатические' вопросы. — В. Богач поднятые евразийством вопросы рассматривает с точки зрения чешских интересов: 'По западноевропейским понятиям мы все, как славянское племя, являемся менее ценным диким Востоком… а если мы будем западными передовыми стражами великой шестой части света, наше значение будет велико и хозяйственно, и политически' [131]. Полторы страницы посвящены евразийству в очерке Г. Радченка 'Политические направления в русской эмиграции' [132]. В политическом отношении он относит евразийство к 'центру'. В чертах лубочной картинки изображено отношение евразийцев к императорскому периоду. Точнее, чем обычно, объяснена сущность 'идеократии', но недостаточно подчеркнуто, что коммунистический режим евразийцы не признают идеократией в подлинном смысле слова [133]. Хвалебную рецензию о 'Евразийском Сборнике', кн. VI, поместила газета 'Венков' [134]. — По поводу неосведомленных выпадов некоторых чешских газет по адресу евразийства, с изображением истинной его сущности, выступила в чешской печати Ева Юрчинова [135].
К 1924 г. значительное развитие получило хорватское евразийствоведение. Его положение Русский Кружок в Загребе в письме в редакцию 'Евразийского Временника' от июля 1924 г. изображал в следующих чертах: 'Русский Кружок' первый осведомил наше общество об идеологии евразийцев. Член нашего Кружка, хорватский литератор г. Сречко Кирин, читал в прошлом году цикл лекций о евразийстве. Почти все наши литературные журналы привели более или менее обширные сведения о евразийском движении. Отдельно
