– У меня проблемы с тушью, – всхлипнула я, вытирая глаза. – А если я выйду на улицу, они еще усугубятся.
Я взглянула на себя в зеркало. Черные ручейки уже добежали до губ, образовав две тенистые речки, стекавшие с глаз по краям носа и ко рту. Похоже, на моем лице прорвало дамбу. Не слишком приятное зрелище, даже для такой хорошенькой девушки, как я.
– Голос у тебя кошмарный. Я немедленно еду за тобой. Джулия еще не готова. Встретимся в ресторане.
Едва мы вошли в «Да Сильвано» на Шестой авеню, мне сразу полегчало. Что-то в этом месте сразу поднимает настроение, какая бы пакость ни случилась с тобой днем. Чувствуешь себя как в местной траттории, с тем только отличием, что стоит оглянуться, как заметишь кого-то безумно интересного, вроде Патти Смит, или Цжчэан Дидион,[31] или Кэлвина Клайна, комфортабельно рассевшихся за столиками с таким видом словно расположились на собственной кухне. Когда мы приехали, Джулия уже устроилась за лучшим угловым столиком. Она только что перенесла тяжелую душевную травму и ждала очень важного звонка из «Бергдорф», от Муки, своей личной закупщицы. Мы не возражаем, если она поговорит прямо за столом?
Честно говоря, из всех моих знакомых у Джулии самые отвратительные манеры. К счастью, Чарли считает это небольшими чудачествами, так называемым забавным свойством характера. Поэтому я спросила, не будет ли Чарли против, если я подкрашу свои «туманные» глаза прямо над лангустой? Потому что, клянусь, я выглядела в точности как один из трупов в «Сикс Фит Андер».[32]
– Девушки, для меня это огромная честь, – рассмеялся он.
– О, со-о-о-лнышко, я тебя обожаю. С тобой так Легко, – просияла Джулия, целуя его. – Не поверишь, но я всегда добиваюсь чего хочу, и Чарли ничуть не возражает!
– Можно подумать, у меня есть выбор, – улыбнулся он.
– Как мило! Господи, ты такой джентльмен! Это что-то! Знаешь, у Чарли есть тайна! Он тоже наполовину британец, оттуда и манеры…
Телефон Джулии зазвонил. Она взвилась, схватила его и завизжала:
– О БОГ МОЙ!!! Муки, это что-то вроде первой части плана гнуснейшей операции по устранению меня с нью-йоркской светской сцены? Или я просто параноик… ты не представляешь себе, как я была унижена, когда на прошлой неделе пришла на вечеринку к Ларе в капри от «Элис и Оливии», которые продала мне ты… и обнаружила, что капри – уже в прошлом… все носят платья-кафтаны от Аллегры Хикс…
Пока Джулия терпеливо выслушивала утешения Муки, я болтала с Чарли.
На мой взгляд, в нем было столько же британского, сколько в Белом доме. Чарли объяснил, что, хотя родился в Англии и его второе имя – Данлейн – имеет шотландское происхождение, сам себя он британцем не считает. Его отец-англичанин, по горло сытый британским снобизмом, британскими сплетнями и кошмарной британской погодой, перебрался на западное побережье, когда Чарли было лет шесть.
– Я провел здесь всю жизнь, – добавил Чарли, – и едва помню Англию. Даже па не слишком много распространяется об этом. Он не только чудаковат, но и скрытен. А ты? Почему ты уехала из Англии?
– Ну, во-первых, мамочка – американка, и я хотела быть здесь. Кроме того, мамочка полностью одержима идеей о моем браке с англичанином голубой крови. Фу! Ненавижу джентов!
– Настолько плохи?
– Омерзительны! Я живу в вечном страхе стать женой графа и провести остаток дней своих в каком-то промерзшем насквозь замке.
– Не такая уж печальная участь. Но теперь вижу, почему ты предпочитаешь Нью-Йорк.
Между тем Джулия медленно приобретала цвет дешевой розовой губной помады.
– Это было невыносимо! Гадко! Меня едва не вырвало! – завопила она. – Такой позор… и меня затошнило еще больше при виде гофрированных волос близнецов Вандонбилт! Никто в этом городе не смеет обзавестись новой прической раньше меня, Муки, никто!
– Звучит крайне скверно, – покачал головой Чарли. – Тяжкая жизнь у вас, девушки.
– Ты и не представляешь себе, до чего травматично быть такой шикарной девушкой, как Джулия, – заметила я.
– Почему же, представляю, – ухмыльнулся Чарли. – Видишь ли, сегодня я имел удовольствие наблюдать очередную травму, связанную с выбором джинсов, подходящих именно для этого ресторана. Джулия заверила меня, что масштабы этой задачи сопоставимы только с восхождением на Килиманджаро. Я, естественно, согласился, ибо иначе у нее ушло бы два часа на сборы вместо одного.
– Ты так хорошо понимаешь женщин, – вздохнула я. Да, этот мужчина – просто клад. Джулии невероятно повезло.
– Хотелось бы. Но на самом деле я понимаю в женщинах только одно: с ними необходимо во всем соглашаться. Тогда все сочтут, что я понимаю их. Помню, однажды я не понял свою подружку, которая считала, что мужчины годятся только в качестве живых кредитных карт на Родео-драйв. Тогда она бросила меня.
Я была потрясена. Открытие, что в ЛА все еще разгуливают без привязи подобные женщины, отнюдь не грело сердце. А я-то полагала, что они исчезли вместе с «Династией».
Теперь у меня снова возникли проблемы с подводкой глаз, но уже по другим причинам: я хохотала до слез. Такое облегчение после нескольких последних дней! А Джулия тем временем металась у стола, как разъяренная львица.
– А потом я вынула сотовый, и все смотрели на меня, как на инопланетянку! Близнецы Ванди обходятся спутниковыми пейджерами и считают, что телефоны абсолютно устарели!
Чарли любовно посмотрел на Джулию.
– О, несказанные радости дружбы с шопоголиками!
Я заметила, что он обращается с Джулией с оттенком благоговения и радостного удивления. Думаю, вполне можно сказать, что Чарли очарован ее необычайным характером, даже если в прошлом имел проблемы с помешанными на шопинге подружками. И тут я сделала Небольшую подлость, решив сунуть нос в его таинственную семейную жизнь, – только ради Джулии, разумеется, – и спросила о его матери. Чарли вздохнул:
– Ах… она довольно непостоянная женщина. Известна как Норовистая Лошадка. Сбежала с другом моего отца и сейчас живет в Швейцарии.
– Мне очень жаль. – Я опустила глаза.
Вот видите, никогда нельзя лезть в чужие дела. На свет обязательно вылезет что-то такое грустное, что невозможно передать словами, а назад дороги уже нет.
– Так или иначе, я почти не общаюсь с ней. Иногда звоню, чтобы узнать, как дела, но мой па женился второй раз и счастлив.
– И вы часто видитесь в ЛА? Он ведь там живет?
– У него дом в Санта-Монике. Иногда я навещаю его, но, как я уже говорил, он немного чудаковат и не любит общества. Вечно куда-то исчезает. Все мы немного оторваны от корней…
Чарли осекся, и мне показалось, что он встревожен Почему я допытываюсь? Почему?
Мысленно я поклялась никогда больше не лезть в душу чужим людям. А Чарли к тому же такой милый. Надеюсь, Джулия оценит его по достоинству.
Джулия наконец выключила свою маленькую «Нокию» в камуфляжном футляре, который я по-прежнему считала ужасно модным, пусть даже близнецы Вандонбилт придерживаются другого мнения, схватила сумочку и жакет, словно собираясь уходить, и объявила:
– Мне нужно кое-что забрать. Не могли бы вы, приятели, продолжить без меня?
И не успели мы оглянуться, как она вылетела за дверь.
Я ничуть не удивилась этому… Как уже говорилось, дурные манеры Джулии стали притчей во языцех, и мне вечно приходится исправлять положение. Я объяснила Чарли, что она вполне способна оставить своего спутника и столик в ресторане ради ночных шопинговых экспедиций, поэтому не стоит оскорбляться. Чарли пожал плечами и ткнул вилкой в лапшу с трюфелями. К счастью, он не воспринял уход Джулии как личную обиду и смотрел на меня тепло и дружелюбно. Можно сказать, по-братски. Теперь, с уходом Джулии, атмосфера изменилась, и я расслабилась впервые за несколько недель.
