чей-нибудь частный самолет, тем более что я и одета соответственно случаю.
– Не знаю! – воскликнул он, воздев к небу руки, после чего повернулся и отошел. Мой наряд не произвел на него ни малейшего впечатления. Но уже почти выйдя из дверей, он все же показал на ряд стеклянных окон. Я проследила за движением его руки. На противоположной стороне улицы виднелся вход во второй терминал. Сердце у меня упало. Нет, не поймите меня превратно, я ничего не имею против аэропортов в целом, но в вестибюле столпилось больше людей, чем на всем прошлогоднем параде «Мэйси» в День благодарения.[65]
Беда в том, что, воспользовавшись хоть раз частным самолетом, уже никогда не захочешь летать коммерческим рейсом. Мой совет всякому, кто собирается впервые познать прелести полета частным рейсом: соглашайтесь только в том случае, если это будет постоянным. Честно говоря, в тот моменти горько пожалела, что вообще увидела обтянутый замшей потолок и ела восхитительные сандвичи в роскошном маленьком «G-V» Патрика.
Нет, о чем я только думаю! Если не поостеречься, можно стать кем-то вроде Патриши Дафф,[66] избалованной снобки. Нет уж, я вполне могу летать коммерческими рейсами, как все нормальные люди.
Повысив самооценку, я потащила свой багаж, намного потяжелевший за последний час, через улицу. Жара была палящей. Доковыляв наконец до стойки «Эр Франс», я почувствовала себя размороженным тунцом.
Седовласая, безупречно причесанная стюардесса за стойкой имела холеный и надменный вид. Она взирала на меня, как на полоску использованного' лейкопластыря.
– Oui? – осведомилась она. – Чем могу помочь, мадам?
Почему француженки всегда лезут из кожи вон, чтобы уязвить молодых девушек вроде moi, обращаясь к ним «мадам»? Непростительная жестокость, особенно когда в мозгу молотом бьется невыветрившийся «Беллини».
– Mademoiselle, – поправила я. – Я опоздала на рейс в Нью-Йорк. Когда следующий?
– В три. О'кей?
– Конечно, – кивнула я.
– Четыре тысячи триста семьдесят шесть евро.
– Что? – ахнула я.
– Остался только бизнес-класс…
– А другие рейсы?
– Полностью распроданы.
Я едва не заплакала. У меня не было четырех тысяч трехсот семидесяти шести евро, а если бы и были, немыслимо выбрасывать такие деньги на билет в один конец до Нью-Йорка. Закусив губу, я протянула свою карточку «Виза». Спишу поездку, как очень дорогую неприятность, из которой я вынесла ценный моральный урок: никогда не одевайся, как БАП-айсберг, если способна походить на ледяную принцессу в платье Александра Маккуина. Но, Господи, насколько приятнее было бы потратить эти евро на что-то миленькое, вроде мягкого розового кресла в полоску, которое я присмотрела в «ABC – Карпет и Хоум», на Бродвее.
– Merci, – кивнула стюардесса, забирая карточку. – Посадка через полтора часа.
– Какой выход?
Пока она проверяла карточку, я разглядывала пассажиров. Двумя стойками правее я заметила знакомую фигуру и вытянула шею, чтобы разглядеть получше: это оказался Чарли Данлейн; он регистрировался на полет до ЛА. О Господи, не хочу же я, чтобы он меня увидел! Терпеть не могу случайные встречи, особенно с людьми, недавно ставшими свидетелями твоего случайного передоза болеутоляющим вроде адвила. И хуже всего, я вдруг заметила, что Чарли куда симпатичнее, чем мне представлялось раньше. Он был загорелый и очень довольный собой. Он, типа, единственный знакомый мне человек, который, как ни странно, выглядит лучше при аэропортовском освещении. Полагаю, таков эффект успеха. Клянусь, при виде его у меня резко упал сахар. Шок вызывает у меня мгновенную гипогликемию.
Неожиданно закружилась голова: похоже, от стыда я сейчас грохнусь в обморок.
Я поспешно повернула голову и стала смотреть в другую сторону.
Все же это не так плохо, как могло быть вчера вечером. То есть я в нормальном виде, не в сером айсберге, а в изящном сарафанчике, возможно, слегка напоминающем о Ли Радзивилл на Капри в семидесятых, веду себя абсолютно нормально, никаких суицидальных тенденций, спокойно сажусь на самолет до Нью-Йорка, как всякая обычная девушка, непомышляющая о самоубийстве. Может, все-таки стоит поздороваться. Хотя бы кивнуть. А потом уйти и больше никогда с ними словом не обмолвиться.
– Привет! – Я внезапно смутилась. Ну вот. Сделано. И что, если он ненавидит меня? Мне абсолютно все равно.
Чарли повернулся и взглянул на меня: Господи, у меня опять ноги подкашиваются. Эти «Беллини», иногда ужасно коварны.
– О, привет… э… – неловко пробормотал он и добавил, показывая на стойку: – По-моему, кто-то тебя просит.
Обернувшись, я наткнулась на яростный взгляд стюардессы.
– Мадам! – фыркнула она, отдавая мне кредитку. – Увы, сожалею, но вы не летите этим рейсом. Ваша карточка недействительна.
– Не попробуете ли еще раз? – встревожилась я.
– Нет. Отодвиньтесь, пожалуйста.
И тут мне стало ужасно, ужасно жалко вышедших в тираж супермоделей. Вот что они, должно быть, испытывают: только сейчас, сию минуту, повсюду, куда ни кинешь взор, к твоим услугам частные самолеты, а назавтра даже не можешь позволить себе билет на междугородний автобус.
Едва я стала собирать вещи, как сзади послышался голос Чарли:
– Эй, давай провожу до выхода. Это как раз рядом с залом для отлетающих в ЛА.
Йо-о-о, Господи! Одно дело, когда тебя бесчеловечно покинул частный самолет. В конце концов, это, можно сказать, позитивный урок, опыт, который останется со мной на всю жизнь. То есть о таком совсем не обязательно никому знать, верно? Но вот когда тебя кто-то застает на месте преступления, застает в тот момент, когда ты жестоко покинута владельцем «G-V», особенно если этот кто-то – твой знакомый, – это уже со-о-о-всем другое. Позволить Чарли догадаться, что я не только безбилетная, но и безденежная неудачница? Только через мой труп. Он и без того не слишком одобряет мои действия.
Чарли преспокойно подошел и собрал мои сумки.
– И они позволили тебе взять столько ручной клади? – удивился он.
– Конечно, – кивнула я, словно всегда беру с собой в самолет чемоданчик и Четыре пакета с покупками.
– Ты в порядке? – вдруг встревожился он.
– Прекрасно! – воскликнула я. Похоже, слава, обрушившаяся на Чарли в Каннах, полностью стерла из его памяти инцидент с адвилом.
– Правда? Я волновался за тебя после… Парижа, – смущенно пробормотал он.
– Все прекрасно. Лучше не бывает.
Обычно я не лгу, но если уж приходится,
бываю tres убедительной. Мы направились к терминалу «Вылет». В душе я просто замирала от ужаса, не понимая, как может появиться
Но он терпеливо тащил мои сумки, как герой «Истории Палм-Бич», а значит, меня с минуты на минуту разоблачат как преступницу!
Но все это время я пыталась болтать с ним, как ни в чем не бывало. Словно все было так классно, как я изображала.
– Я рада, что ты и Джулия… ну, знаешь, все выяснили, – сказала А.
– Да, поговорили по душам. Что за девушка! Наша невероятная Джулия! – воскликнул он снежной
