прошла спокойно. А на следующее утро наше одиночество прервало крылатое животное, прилетевшее в акрополь на водопой. Напившись, лошадка взмыла стрелой вверх и принялась кружить над нашими головами. Обменявшись взглядами, мы молча направились в главный зал, где вчера держали военный совет и пировали. За ночь остатки нашего ужина исчезли, и заново накрытый стол дразнил и манил видом и ароматом свежеприготовленных блюд. Когда с едой было покончено, Сол лениво сказал:
– Преодолеть крепостные стены своими силами мы не сможем, поэтому Пегас – единственно доступное здесь транспортное средство, чтобы выбраться отсюда.
Я согласно кивнула
– А это означает, что нам придется его укротить, – продолжал Сол. – По?моему, один герой уже пытался это сделать, но я на сытый желудок не вспомню всех подробностей.
– Миф о Беллерофонте, – выдала я, напрягшись. После столь обильного завтрака воспроизвести затейливые имена мифических богатырей было не такой уж легкой задачей. – Он заловил Пегаса у источника, чтобы сразить Химеру.
– Ну да, – Сол тоже напрягся, – Беллерофонт долго и безуспешно за ним гонялся, потому что Пегас, что твоя птица, упархивал, стоило герою к нему подкрасться.
– И это безобразие продолжалось бы до бесконечности, если бы Боги не вмешались. Они подарили отчаявшемуся герою золотую уздечку, с помощью которой он и приручил вольнолюбивую конягу.
– А знаешь, в чем основное отличие между нами и Беллерофонтом? – вдруг развеселился Сол. – Мы сегодня впервые в жизни увидели живую лошадь и будь я проклят, если знаю с какой стороны к ней подойти.
Каждое утро начиналось у нас с попытки подружиться с Пегасом, который, обладая обостренным чутьём, никогда не подпускал нас к себе ближе, чем на 5 метров. Белокрылый конь, почуяв наше приближение, поднимался к облакам и долго летал над крепостью, иногда оглашая окрестности издевательским, по определению Сола, ржанием. После этого мы возвращались во дворец с чувством выполненного долга и садились завтракать. Невидимые повара и слуги потчевали нас великолепными блюдами и винами, и после такого обильного завтрака мы с трудом поднимались из?за стола. В перерывах между приемами пищи и сном, мы, воображая себя учеными-археологами, исследовали античную крепость, приходя в ребяческий восторг от любой находки, связанной с архитектурой дворца или устройством быта его гипотетических обитателей. Сол – эрудит по части истории и культуры древней Эллады, прочитывал мне целые лекции о минойской и микенской цивилизациях, и не уставал утверждать, что наш акрополь – это сборная модель акрополей Тиринфа, Микен и Трои, а также Кносского дворца. Пару часов в день мы отводили тренировкам, во время которых Нортон обучал меня своим коронным приемам ближнего боя, не раз выручавших нас на протяжении всей игры. А вечером, после ужина, мы, гуляя, обходили наши владения, ведя неторопливые разговоры и любуясь яркими звездами на ночном небосводе. Все это время я не переставала ломать голову над тем, как нам заарканить Пегаса и в один прекрасный день я с гордостью показала своему спутнику веревку со скользящей петлей. Сол с некоторой брезгливостью оглядел творение рук моих и выдал безапелляционный приговор:
– Ничего у тебя не выйдет. Люди годами тренировались, чтобы научиться пользоваться этой штукой, которая, кстати, называется лассо. Но набросить лассо на шею животного – это полдела. Надо будет еще вовремя его снять, чтобы не задушить жертву. В общем, тебе придется повалить Пегаса на землю и связать ему ноги, чтобы его обездвижить. Мне кажется это довольно-таки рискованным предприятием.
– Мне придется? – рассердилась я. – А от тебя, значит, не будет никакой помощи?
– И не надейся. Одна мысль о живом существе, способном укусить или лягнуть, вгоняет меня в ступор. Нет, нет, я предпочитаю иметь дело с двуногими, когда это только возможно
– Ты просто трус, презренный трус!
– Каюсь, каюсь, – не стал возражать Сол. – Но кроме того, сама подумай, зачем мне ловить Пегаса? У меня есть все, что надо для счастья: еда, крыша над головой, древний замок для исследований, и, наконец, самое важное, покой. Я устал, Мэй, от чудовищ и подвигов и хочу сполна насладиться этим временным затишьем. Советую и тебе расслабиться.
– А я советую тебе не расслабляться, – отрезала я. – Ты же знаешь правило: упустив возможность, мы сделаем себе только хуже.
Сол пожал плечами, а я, кипя от возмущения, вышла во внутренний двор акрополя, к источнику. Крылатый конь всегда прилетал на одно и тоже место у источника, чем значительно облегчал мне задачу. Я положила петлю на это место, а второй конец аркана привязала к стволу дерева, росшего неподалеку, предварительно перекинув веревку через высокую ветку. Капкан был готов и на следующее утро я стояла за стволом дерева, ожидая визита белокрылого гостя. Пегас был точен как часы: он грациозно спустился на землю, сложив свои огромные крылья, подошел к колодцу и опустил изящную длинную голову к воде. Заднее копыто коня попало в петлю, и я потянула за веревку. Пегас отпрянул, петля затянулась на ноге и животное повалилось на землю. Мы с Нортоном молча наблюдали за отчаянной борьбой зверя за свою свободу, но веревка крепко держала пленника. Наконец, Пегас, лишившись сил, завалился на бок, хрипя и дрожа всем телом. Я (стараясь не показывать вида, что боюсь) привязала его за шею к дереву второй веревкой и ножом разрезала петлю, сжимавшую его ногу. После этого я принесла ведро наполненное свежей травой, поставила его рядом с Пегасом, а сама, усевшись неподалеку (вне пределах досягаемости его копыт) принялась рассказывать ему сказки мягким, успокаивающим тоном. Через некоторое время конь поднялся на ноги, подозрительно посмотрел на меня, осторожно обнюхал ведро и, наверное решив, что хуже уже не будет, принялся за угощение. Три дня и три ночи я провела рядом с пленником, таская ему свежий корм и постоянно разговаривая с ним. На четвертый день я протянула коню морковку и кусочек яблока. Пегас не только съел это лакомство у меня из рук, но и еще позволил себя погладить. А на седьмой день я уселась на коня верхом, крепко обхватив его за шею, к чему Пегас отнесся совершенно спокойно. Вскоре мы с Пегасом совершали уже приятные неторопливые прогулки вдоль крепостной стены. Пегас мирно пощипывал травку, а я болтала разную чепуху, сидя на его спине. Я доверяла своему коню и знала, что он доверяет мне. В общем, мы стали друзьями не разлей вода, и Нортон, от зависти, конечно, часто подтрунивал над моей привязанностью к животному. В один прекрасный день я попросила Пегаса совершить показательный полет, погладив перья на крыльях, и, о чудо, конь понял, чего от него хотят. Он начал идти, постепенно набирая скорость, и мне пришлось обнять его за шею, чтобы удержать равновесие. Разбежавшись, конь взлетел, расправив свои великолепные белоснежные крылья. Мы поднялись высоко над крепостью и подо мной раскинулась захватывающая дух панорама: искрившееся под солнцем лазурное море, золотистая полоса песчаного берега, накрытый зеленым покрывалом леса холм, вершину которого, как корона, венчали стены нашего акрополя. Я завизжала от восторга и Пегас откликнулся негромким довольным ржанием. Приземлившись, я привязала Пегаса к первому попавшемуся столбу и помчалась во дворец на поиски Сола, дабы поделиться с ним невероятной новостью. Сол сидел во внутреннем дворике рядом с источником.
– Я видел твой полет, – меланхолично сказал он. – Поздравляю, у тебя все великолепно получилось.
Вечером того же дня, во время нашей вошедшей уже в привычку прогулки под луной, Сол, обычно разговорчивый, был задумчив и молчалив. Я тоже молчала, вновь и вновь переживая волшебный полет над крепостью на спине волшебного коня.
– Ты очень изменилась, – вдруг заявил Сол, – ты превратилась в уверенного в себе человека, способного на поступки. Ты и внешне сильно изменилась.
Я пожала плечами, не зная как реагировать на такие откровения.
– Ответь, только честно, – продолжал Нортон: – Как бы ты поступила с Берни на моем месте?
– Я бы убила его, представив это как самооборону или несчастный случай, – не задумываясь, ответила я и сама поразилась своим словам: – О, боже, Сол, я бы убила этого подонка без тени сожаления.
Сол тихо рассмеялся:
– Заставь человека выживать, и все, что зовется моралью, все ценности, вкладываемые в человека цивилизованным обществом, слетают с него, как шелуха. Не есть ли это доказательство, что мораль – фальшивка, а инстинкты – истина? Как бы то ни было, новая Мэй мне нравится гораздо больше, чем прежняя.
Я сделала несколько шагов, прежде чем заметила, что Сол остановился. Я тоже остановилась. Мы