осталось, чистого... И свиток последний. Вот предохранители ставить, кончено, на память уже не получится... Но у меня где-то валялось руководство, подробное... Опять же, в Долине украл. У нас как будто их не бывает, предохранителей. — Он вскочил, поправил фонарь. — Без предохранителей вообще никуда, особенно в наше время. А элементарный справочник два года уже украсть не могу.
— Меня в Долину три раза хотели продать, — вздохнула Вета. — У папаши в Долине долги самые огромные. Один раз какому-то лысому герцогу. Что лысый нестрашно, но толстый. И воняет.
— И пальцы липкие! — Нейто схватила Вету за руку. — Такой гадкий! Я его чуть не зарезала!
— Пальцы липкие? — Таллео потер переносицу. — Откуда ты знаешь?
— Он нас щупал!
— Ему разрешили. — Вета хныкнула. — Да им всем разрешают. Ну Нейто его чуть не зарезала, и он испугался. Только Нейто дура, потому что он проценты набросил потом.
— Ну что дура. — Нейто вытерла кулачком слезы. — Когда тебя щупают. Гадкие и вонючие.
— Можно было и потерпеть. Пощупал, хоть проценты, может, простил бы. Козел.
— Да? С такой рожей? С таким брюхом?
— Ну вот. А потом какому-то принцу двоюродному.
— А он что?
— Дебил. Выходим к столу. На мне ожерелье! Сверкает! Так чисто, такое красивое! Он подходит и раз, задирает мне платье. И смотрит.
— Ну и что? У вас-то есть на что посмотреть?
— Да! Но он даже не поздоровался!
— В общем, Нейто его тоже чуть не зарезала?
— Нет, она ему супницу в голову.
— Обварился, — вздохнула Нейто. — А потом я его еще вилкой.
— В одно место!
— В какое? — обернулись Каппа и Кумба.
— Не скажу, — покраснела Нейто. — Маленькие еще.
— А третий?
— Тоже какой-то маркиз. Богатый ужасно.
— Нейто, а этого как?
— А он сам. Ему уже лет двести, наверно. Он сам не ходил даже. Его держали, пажи с гербами. Шесть штук.
— Интересное дело. — Таллео исправил строчку. — А в спальне тоже держать будут? Шесть штук? С гербами?
— Так вот Нейто его и спросила.
— А он?
— Покраснел и умер.
— А пажи?
— Унесли.
— Понятно. Криво подготовили сделку, чайники.
Таллео начал читать. Дочитав первую треть, он тронул жезлом матово-серебристый бок Мочалки, мерцавший в золотом полумраке теплым ласковым шелком. Раздался прозрачный хрустальный звук, по устройству рассыпались чистые искры. Таллео внимательно следил за ходом цвета на жезле. Когда цвет ушел в аметист и угас, Таллео с удовлетворением покивал.
— Подключилось.
— Все? Идем? А то я замерзла! И есть хочется.
— Пока нет. Говорю, подключилось. А теперь нужно осторожно запустить саму Мочалку. Чем вы слушали, блин. Она же сейчас не работает. Предохранители ведь.
— А на ней нет никакого Слова? — Каппа заглянул Таллео через плечо.
— Каппа, а смысл? Зачем тебе ставить Секретное слово на паяльную лампу? Ставь на свой ящик, или где у тебя там ценное.
— Да, но это... Как бы не паяльная лампа?
— Каппа! Ну не расстраивай же меня. После всего что мы с тобой пережили, вместе. Зачем ставить Секретное слово на инструмент, не пойму? Если руки кривые, никакое Секретное слово не поможет...
— Что за ерунда кошмарная. Как раз от кривых рук и надо ставить.
— Да я не про это, Кумба, хватит бесить. Я тебе говорю, ставь хоть триста Секретных слов, кривые руки их все разнесут, в клочья. Дуракам закон не писан. Я про то, что какой толк от Секретного слова на Мочалке, если здесь всем рулит Бочка? Что вы за дураки все такие. Вета, скажи им.
— Ну давай, запускай! А то мы простудимся. После такой парилки, — Вета выдохнула в холодное золото фонаря клуб, — в такой морозильник! — Она подпрыгнула и потерла ладошки.
— Не простудитесь. Вы же не дуры какие-то.
— А что, умные люди не простужаются?
— Нет, Кумба. Можешь поверить.
— Так значит, по-твоему я дурак?
— Я этого не говорил.
— Вот это ты сейчас словишь.
— То есть, ты простужался?
— Все, Каппа. Сейчас он нас выведет, и мы его укопаем. Ну, украдем до конца сначала, конечно.
— И мы тоже! Мы ведь тоже дуры тогда! Нейто, ты слышала?
— Да ладно вам, — хмыкнул Таллео. — Сидите уж, дуры нашлись. В окне не считается. Умные люди, конечно, в окне с утра до вечера не будут сидеть, но ты принцесса. У тебя работа такая. За шесть золотых в год, с учетом инфляции. Так, молчать.
Таллео снова начал читать. Закончив вторую треть, он снова тронул снежное серебро жезлом. Снова раздался хрустальный звук, снова рассыпались искры. Снова прошли все цвета, но теперь, когда угас аметист, стержень вдруг вспыхнул белым, ярким и чистым.
— Эх ты! — удивился Каппа. — Белый?
— Сегодня еще не было, да. Потому что без предохранителей. Напрямую. Белый вообще цвет Напряжения. Самого по себе.
— Потому что в Напряжении все цвета? — Вета дернула Таллео за рукав. — А что, Мочалка тогда ни на чем не работает?
— Вета, милая, не беси. Она работает, на Напряжении, это понятно. Но Напряжение не потребляет. А любое устройство, нормальное, которое потребляет... Ловушка там, Спица, Мост тот же... У них у каждого есть, во-первых, свой цвет, на котором они работают, и во-вторых, цвет, сколько жрут. И вообще, и в данный момент.
— И чем синее, — подпрыгнула Вета, — тем больше!
— Ну да. Мост на сапфире, ему нужна высокая энергия.
— Ну да! Он ведь из ничего вообще!
— Вета, из ничего ничего не бывает. Он из Призрака. А Призрак из Бочки.
— А Бочка из Солнца!
— А Бочка из Солнца. Мост устройство очень энергоемкое, почему понятно. Поэтому нам надо спешить, он жрет контур как сволочь.
— А почему ты его не выключил, на время, раз так? Пока мы здесь?
— Во-первых, любая Проявка тоже очень жручая операция.
— То есть, второй раз через час он мог бы и не проявиться? Ведь получается, — Каппа тронул серебряный бок Мочалки, — как мы бахнули там эту Губку, в Кадушке запас?
— Мог кончиться в любую минуту. Соображаешь. Во-вторых, каждая Проявка отжирает ресурс как сволочь. Одна Проявка равняется двенадцати часам работы. Понятно, что ресурс здесь не слабый, вон тысячу лет стоит, но все на свете кончается. А Мост менять, это лучше петлю на шею и в колодец. В обычный, в смысле. Лишний раз Проявляют чайники. А я специалист грамотный. Крыса за двойку еще
