— Поглядел бы я на вас потом, в Судный день!
Я не знал, что ему ответить, и выпалил те же слова, что и Иисус Петру, который пытался отвратить его от миссии:
— Отойди от Меня, сатана![92]
Я сознательно решил не думать, попаду ли когда–нибудь в рай. В сущности, если Богу можно помочь, отказавшись от моей будущей жизни в раю (потом) ради какого–нибудь доброго дела на земле (сейчас), пусть делает, как считает нужным. И я сбросил оковы, открыто заявив об этом Богу.
Недавно я спросил у одного старого бруклинского раввина здесь, в Нью–Йорке:
— Равви, что говорит иудаизм о вечной жизни? Только не надо подробных объяснений. Мне хватит и краткого ответа. Он уверенно ответил:
— Один мир за другим, дружище, один мир за другим. И я понял, что такой же ответ услышал бы от Иисуса, раввина из Иудеи.
И теперь я молюсь: «Дорогой Бог, я хочу любить тебя, себя, людей, всю жизнь. Помоги мне научиться жить одним миром».
Внутри собора
Какой бы чудесной ни была вечность, она — побочный продукт. Жемчужина — это не христианство, не принятие Богом и не вечность. Жемчужина — это Царство Божье, приглашение учиться любить по– настоящему. И школой этой любви является жизнь — наша обычная жизнь, та, которой мы живем, а не та, о которой мечтаем.
Только жизнь может изменить наше богословие. Мой любимый преподаватель из семинарии, Джон Паулин, однажды за обедом разговорился с небольшой группой учеников о том, что он называл «двойной герменевтикой» (герменевтика — искусство истолкования чего–либо). Когда ранняя церковь столкнулась с необходимостью принимать решение о том, признавать или не признавать обращение неиудеев в христианство, ее лидеры собрались, чтобы дать ответ на вопрос: должны ли язычники стать иудеями прежде, чем стать христианами?
Услышав, что язычники были окрещены, собравшиеся не знали, как быть. Их муки трудно переоценить. В Библии они прочитали одно («нет, нельзя»), а теперь реальность, сама жизнь, которую они вели, противоречила прочитанному («да, можно»). Они осознали, — возможно впервые с такой ясностью, — что жизнь нельзя сбросить со счетов. Не только религиозные тексты, но и жизнь требуют добросовестного толкования.
Отблеск тех трудностей можно увидеть в мучениях некоторых нынешних христиан, вынужденных примирять Библию и гомосексуализм. По–видимому, кое–кто из христиан толкует Библию так, что она вовсе не помогает им любить по–настоящему. Независимо от того, миримся мы с существованием гомосексуализма или нет, есть что–то неправильное в нашем толковании этого вопроса, как и в толковании проблемы санкционированных религиозных войн, истребления коренных североамериканцев, поддержки рабовладения и угнетения женщин.
Вопрос, как быть с язычниками, стал первой из подобных дилемм для ранней церкви; его последствия чрезвычайно поучительны.
Выслушав выступающих на церковном собрании, Иаков, брат Иисуса, поднялся и сказал: «Мужи братия! послушайте меня». Когда все утихли, он продолжал: «Бог первоначально призрел на язычников, чтобы составить из них народ во имя Свое; и с сим согласны слова пророков, как написано…»[93] Затем Иаков привел слова пророков древности. До тех пор юная христианская церковь толковала и воспринимала реальность новой жизни своих приверженцев через призму Священного Писания. Но на этот раз дело обстояло иначе. Теперь церкви пришлось учиться толковать Священное Писание, воспринятое сквозь призму реальности. Язычники — в Царстве Божьем? Да, это подтверждает реальность, значит, Священное Писание
Так произошла метаморфоза богословской методологии.
Вместо того чтобы пренебрегать ландшафтом жизни, ранним христианам понадобилось вновь научиться читать священную карту писаний. Если карта, пусть даже священная, и реальность не соответствуют друг другу, ясно, что мы не можем пользоваться этой картой и тем самым осквернять реальность. Творить зло ради текста — значит осквернять текст. Текст относится непосредственно к жизни. А жизнь побеждает. Жизнь всегда побеждает. Подобно воде, она всюду найдет дорогу.
Сегодня мы столкнулись с похожим препятствием. Нас вновь просят найти ответ на вопрос: «Что даст мне следование за Иисусом?» На пороге, на котором стоит христианство в начале XXI века, давние ответы исчезают, нас вновь окружает пустота. Появляется новое прочтение писаний, рождается новое богословие, которое чтит лишь то, чья реальность бесспорно священна — жизнь. Наша жизнь, ваша и моя, взаимосвязана. Это единственное, что нам известно. Во все остальное мы верим.
Чтобы увидеть красоту христианства как «жизненного пути», а не «пути из жизни», требуется время. Мой друг Анте Иерончич, преподаватель религии в университете Эндрюса, объяснил мне: чем более велика истина, тем больше времени требуется человеческим глазам, чтобы привыкнуть к ней и рассмотреть как следует. Это все равно, что войти в собор, добавил он. Поначалу в нем темно и тихо. Вот почему следует подождать, просто смотреть и слушать, пока глаза не научатся видеть, а уши — слышать. Как только наши органы чувств привыкнут к новой обстановке, мы разглядим и красоту, и глубину. Темноту вытеснят краски и формы, сквозь тишину начнут пробиваться звуки. И то, что окружает нас, окажется прекрасным[94]. Иисус вновь сказал бы: «Кто имеет уши слышать, да слышит», призывая нас внимательнее прислушиваться к глубокой истине в тихом веянии ветра, голоса Божьего снаружи и внутри нас.
Что истинного было в прихожанах балканской церквушки, где я крестился? Они учились у Иисуса любви. Христианство со всеми его текстами, традициями и обычаями, — не что иное, как шкатулка с сокровищами, в которой хранится история Иисуса. С тех пор эта община служит мне маяком в открытом море, оберегает меня от утраты религии.
Когда я окунулся в воду и вышел из нее, я впервые стал нормальным. Обновленным слухом и зрением я начал воспринимать мир, учиться настраивать свои органы чувств на изучение Царства Божьего, мира как такового. Теперь я ищу Бога не вдали от нашей жизни, а в ней самой, только глубже и дальше.
Как и в начале, Дух Божий еще витает над крестильной водой. Вечный небесный свет и звуки не скрыты от нас. Их отражение — в соборах наших религиозных традиций. Мне помог увидеть и услышать их в этой жизни Иисус, сказав: «Следуй за мной, и тебе будет лучше — или не будет.
И все–таки следуй за мной. С тем, что я тебе предлагаю, не сравнится ничто: ты научишься по– настоящему любить». Иисус любил так преданно, что умер ради чего–то большего, нежели он сам. Такой должна быть и религия, утверждающая, что следует за ним.
9
Когда мой Бог становится вашим Богом
В секуляризованной Европе, где я вырос, подавляющее большинство людей не придерживались каких– либо традиционных религиозных убеждений. То же самое относилось и ко мне в школьные годы. Мы, большинство, явно отличались широтой взглядов. Верующие же были в лучшем случае эмоционально или интеллектуально слабы, а в худшем представляли опасность для общества в целом. Так или иначе, им не следовало доверять ответственную работу и высокие посты.
«Разве можно рассчитывать на представителя власти, который верит в какие–то туманные идеи вроде Бога, а не опирается на рациональное мышление, когда он принимает решения?» — спрашивали мы друг
