ампициллина и шестьдесят миллиграммов гетамицина. Приготовьте носо-гастрическую трубку и срочно пошлите кого-нибудь за Джоном Шелтоном.
Сестра бросилась выполнять предписание. Врач вынул изо рта Жан-Клода градусник, скосил на него глаз и снова буркнул что-то про себя.
— Что такое? — нетерпеливо спросил Роберт.
— Будьте добры, выйдите в соседнюю комнату, сэр, — вместо ответа сказал врач.
— Я сейчас вернусь, — сказал Роберт, коснувшись ледяной щеки Жан-Клода. — Ничего не бойся.
Мальчик еле заметно кивнул. Вид у него был насмерть перепуганный.
— Ну, что? — спросил Роберт, очутившись с врачом за дверью.
— Перитонит, — ответил тот. — Вся брюшная полость заполнена гноем.
— Что это значит, черт вас побери?
— Прободение аппендикса. Сильный жар — 40,5. Мы послали за нашим ведущим хирургом. Он, кажется, куда-то уехал на лодке…
— Неужели тут больше никого нет? — спросил Роберт, молча молясь, чтобы в больнице оказался кто- нибудь более квалифицированный, чем этот нервный паренек.
— Доктор Кит уже в операционной. Очень тяжелая автомобильная авария. К тому же он хирург- ортопед. Самое лучшее, что мы можем сделать — это дождаться доктора Шелтона.
— А что делать до его приезда?
— У него сильное обезвоживание организма, поэтому я прописал ему внутривенное вливание физиологического раствора. И большую дозу антибиотиков.
— И все? Неужели нельзя больше ничего сделать до появления вашего великолепного специалиста?
— Можно взять себя в руки, — язвительно заметил врач. — Кроме того желательно пока зарегистрировать больного.
Роберт на минуту умолк. Успокойся, сказал он себе. У этого парня и без того дел по горло.
— Да, конечно, — сказал он. — Спасибо. Извините. — И пошел прочь.
— Как зовут пациента?
Роберт сказал регистраторше имя и фамилию по буквам.
— Адрес?
Он назвал улицу и номер дома в Уэлфлит.
— Профессия?
— Ребенок, — саркастически ответил Роберт и сообщил возраст Жан-Клода.
— Вероисповедание?
Роберт понятия не имел. На лице регистраторши выразилось явное неудовольствие.
— Никакого, — сказал Роберт.
На ее лице выразилось еще большее неудовольствие.
— Гм… Скорее всего католик.
Этот ответ очевидно был сочтен вполне удовлетворительным.
Менее удовлетворительным оказалось отсутствие «Голубого Креста», «Голубого Щита» или иных страховых полисов. На предложение заплатить посмотрели косо.
— Мистер Беквит! — раздался голос в конце холла. — Хорошие новости!
К Роберту бежал врач. Он запыхался и был весь в поту.
— В каком смысле?
— Доктор Шелтон из-за плохой погоды оказался дома. Он уже приехал.
— Замечательно, — ответил Роберт. И оба ринулись по холлу в приемный покой.
Доктор был седоват и, слава богу, казался опытным и уравновешенным. Скорее даже чересчур спокойным.
— Имеется ли разрешение на операцию? — спросил Шелтон молодого врача.
— Я этим еще не поинтересовался, сэр.
Шелтон повернулся к Роберту и спросил:
— Где родители мальчика?
— Они…. они умерли.
— Но кто-то должен подписать документ. Вы его опекун?
— Нет. Опекун — человек по фамилии Венарг. Он живет во Франции.
— Тогда он должен дать разрешение по телефону. В присутствии свидетеля, который слышит разговор.
Нет, подумал Роберт. На это нет времени. Я даже не взял с собой номера телефона Луи. Он лежит у меня в письменном столе.
— Ммм… а я не могу подписать?
— По закону вы не имеете права, — ответил Шелтон.
— Почему не вызвать к телефону этого француза? Ребенок в тяжелом состоянии.
— Тогда прооперируйте его. Сейчас, немедленно.
— Я понимаю вас, мистер Беквит. Но хирурги, как и все остальные люди, обязаны придерживаться правил.
— Не беспокойтесь, я не собираюсь обвинять вас в нарушении врачебной этики.
Хирург сохранял невозмутимость, но упорно стоял на своем.
— Мистер Беквит, я хорошо говорю по-французски. Я могу объяснить положение вашему мсье Венаргу.
Роберт был в полном отчаянии.
— Доктор, можно я скажу вам что-то по секрету?
— Мы оба давали клятву Гиппократа, — сказал Шелтон, оборачиваясь к молодому практиканту.
— Можно мне поговорить с вами наедине? — настаивал Роберт.
— Гм… я пойду посмотрю, как продвигаются дела у доктора Кита, — сказал суетливый молодой человек. — Мы будем работать во второй операционной.
Он убежал, и Роберт с Шелтоном остались вдвоем.
— Ну что? — спросил хирург.
— Я могу подписать разрешение.
Роберт боялся, как бы этот бюрократ в белом халате не заподозрил его в какой-то хитроумной уловке.
— Кем вы ему приходитесь?
— Я… я его отец.
— Но вы мне только что сказали…
— Это мой внебрачный сын, — выпалил Роберт. — Его мать — доктор Николь Герен. Она работает в клинике медицинского факультета в университете Монпелье. То есть, работала. Она скончалась месяц назад.
Интуиция не обманула Роберта. Явно не относящийся к делу факт, заключавшийся в том, что мать мальчика была коллегой доктора Шелтона, странным образом произвел на него положительное впечатление.
— Это действительно так? — спросил он.
— Позвоните моей жене. Она все подтвердит, — ответил Роберт.
Чем окончательно убедил доктора.
Операция тянулась бесконечно. Роберт сидел в опустевшей к этому часу приемной и пытался подавить возраставшее чувство бессильного отчаяния. Это просто невозможно. Он винил себя во всем. Примерно в четверть третьего он заметил практиканта.
— Простите, доктор, — робко пролепетал он. — Можно вас на минутку?
Его отношение к молодому врачу заметно изменилось.
— Да, мистер Беквит.
