святых княжеской власти вошел невысокий мужчина с серебреным подносом в руках. На покрытом искусной насечкой диске блестела хрустальная слеза графина. Висячие ржаные усы обрамляли печальный рот. Внешне он совершенно не походил на князя, но все же между ним и сидящим в кресле могучим мужчиной чувствовалось что-то неуловимо общее. Возможно, люди не зря говорят, что Спутники с годами становятся похожими на господ.
Мужчина аккуратно поставил свою ношу на стол перед Шадгаром:
- Вы устали, господин.
Князь кивнул, не видя смысл оспаривать очевидные вещи.
- Боюсь, ваш родич разочарован, - сказал Спутник, наполняя пузатый бокал тягучим янтарным напитком.
- Хочешь сказать, разочарован во мне? – грустно усмехнулся Шадгар. – Я ведь говорил им, тысячу раз говорил, но они не желают понимать. Думают, что только они видят угрозу, а я –цепляющийся за прошлое идиот. Как бы я хотел действительно стать глупцом – у них такая счастливая жизнь, - князь медленно пригубил медовую горечь. – Выпей со мной, Харид.
Князь отрешенно смотрел, как его Спутник наполняет второй бокал:
- Они говорят о реформах, но не понимают – вся наша система такая хрупкая, что достаточно вытащить из нее один кирпичик. Один проклятый кирпичик, Харид, и вся планета рухнет в ад. Самый настоящий ад.
- В свете нового настроения вашего родича… - осторожно начал Харид.
- Хочешь спросить, не станет ли он опасен? – усмехнулся верховный князь.
- Есть доклады, что его недавно видели в обществе Даниаса Роумата. Самый богатый человек планеты и канцлер, оба недовольны вашей политикой… Быть может, стоит принять… превентивные меры?
Князь осушил бокал и знаком попросил наполнить его снова:
- Ты тоже меня не слышишь, - печально улыбнулся Шадгар, - я же говорил тебе про единственный кирпичик. Кто знает, может этот кирпичик – Алвиад. А может – Роумат. Я не имею права ничего менять. Даже ради спасения собственной жизни. Я могу только поддерживать машину на ходу и надеяться.
- На что надеяться? – тихо спросил Спутник.
- На что надеемся всем мы? На чудо.
Лео кончиком пальца провел по карману, край письма выпирал сквозь ткань. Его терзало жестокое нетерпение. Сперва он решил, назло Ульвэ, открыть конверт только по окончании дежурства, но сейчас понимал, что наказал сам себя. Кто же все-таки мог к нему обращаться, да еще так церемонно? Написать письмо – это ведь совсем не то же самое, что оставить голосовое сообщение.
Закусив губу, Лео решительно вытащил шелестящий конвертик и резко разломил восковую печать. Сдув желтоватые полупрозрачные крошки, он, отчего-то волнуясь, развернул листок. Лео едва успел разглядеть тонкие каллиграфические буквы, когда бронзовая дверь, вздрогнув, начала отрываться. Едва не подпрыгнув на месте, Лео убрал руку с листком за спину.
Верховный канцлер возвращался той же дорогой, что и пришел. На этот раз проницательные глаза надолго задержались на Лео:
- Ты ведь Леомир Авлар, воспитанник Палестры?
Лео, потрясенный, что второй человек планеты, оказывается, знает его имя, едва смог кивнуть.
- Как тебе практика?
- Она… поучительная, господин канцлер.
Алвиад улыбнулся в бородку:
- И очень скучная. Все первые задания такие.
- Вот как? – от удивления Лео забылся настолько, что начал задавать канцлеру вопросы. Он-то думал, что в практических занятиях нет никакой системы.
- Именно. Но ничего, следующие будут интересней. Например, завтра ты будешь дежурить в главной приемной. Я распоряжусь.
Еще раз улыбнувшись, верховный канцлер оставил Лео одного. Юношу так поразило оказанное внимание, что он едва не забыл про зажатый до сих пор в кулаке клочок бумаги.
Очнувшись, Лео бережно развернул письмо и прочитал, наконец, с большим искусством выведенные строчки:
«
Когда Лео закончил чтение, у него было такое чувство, будто он только что взбежал по очень длинной и очень крутой лестнице. Виски покрылись потом, сердце, казалось, хотело вырваться из грудной клетки, а кровь жарко шумела в ушах.
Лео заставил себя перечитать письмо, и его уколол страх: вдруг он что-то не так понял. Нет, никак иначе истолковать написанное нельзя. Он почти видел лукавую улыбку водившей пером девушки. Она приглашает его на свидание. И не просто на свидание! Купол Родников, Всеблагой! Лео нередко слышал перешептывания парней об этом месте, точнее о том, что там так удобно делать. Говорят, несколько поколений выпускников Палестры вкусили свой первый плод именно в нем. Неужели, Замия все же решилась?! Но почему? Так внезапно. Неожиданно.
Лео привалился к стене, мысли неслись во все стороны разом, как табун испуганных лошадей.
- Успокойся, - твердо сказал он сам себе, - слышишь, успокойся. В конце концов, тебе не четырнадцать лет...
Несколько глубоко вздохнув, Лео постарался взять в кулак разыгравшиеся нервы. Не совсем получилось, но теперь волнение выдавал только легкий румянец.
Лео вернул тщательно сложенный листочек в карман и выпрямился, заложив руки за спину. Время по-прежнему тянулось мучительно медленно, а пальцы ног все так же нещадно болели, но на губах Леомира играла легкая чуть мечтательная улыбка.
Крупные белокрылые мотыльки бездумно кружились вокруг пляшущего пламени факелов. Ормат быстрым щелчком сбил с плеча упавший живой уголек. Вот потому поминки по бину и устраивают на месяц раньше, когда эта летучая дрянь еще не успела вылупиться из коконов. Растолкав потные мускулистые спины, Ормат пробился к длинному деревянному столу, одному из многих расставленных сейчас на поселковой «площади». Он отломал половину восхитительно мягкой пышной лепешки, бросил на желтый полукруг кусок холодного мяса с пряностями, сложил тесто пополам и впился зубами в солоновато-горькую мякоть. Проходи праздник как и положено – месяц назад, Ормат бы наслаждался. Редко когда рабочему с потогонки удается разбавить пищу чем-то новеньким. Обычно из месяца в месяц тянутся непрерывной чередой тарелочки швиетовых зерен, теплых, а чаще уже остывших, начавших стекленеть. Жидкий бульон из кореньев и растворенного в воде жира, да стаканчик кисленького, бьющего в голову вина. Да и то, если честно, сугубо не обязательно.
Потому немудреная еда, выставленная на площадь по приказу управляющего, казалась жителям поселка лучше яств сказочных княжеских пиров, а запах густого пива цвета жженого сахара бодрил сильнее
