Вскоре им пришлось переехать. Но он точно знал, что папа не предатель. И мама тоже знала. Он не мог понять, почему надо сажать в тюрьму за то, что много-много лет назад отец ездил за границу, и поставил оперу о злом царе. Теперь его наверняка придется освободить, а когда папа придет сюда к ним, никого уже не застанет! Неожиданно мысль об отъезде перестала его радовать. Он представил себе, как отец стучит в дверь, и, не дождавшись ответа, грустно отворачивается и идет прочь.
Снова сухой кашель за занавеской; значит, мама совсем проснулась. Сейчас встанет, разожжет огонь и приготовит завтрак. Успокоенный, он уютно свернулся калачиком в теплой постели. Опять стало тихо, как будто она готовилась подняться. Он ждал, когда послышится знакомый набор звуков: скрип кровати, треск половиц, вздохи, шелест натягиваемого платья, шуршание туфель. Но из-за занавески доносилось только редкое покашливание, и постепенно его окутала дремота. Ему снилось, что вернулся отец, и все они катаются по заснеженным улицам.
Старая женщина какое-то время лежала, перебирая в уме все, что предстоит сделать. Потом вылезла из постели; ее пробрала дрожь, потому что стояло промозглое осеннее утро, и было еще совсем темно. Зато, если они придут пораньше, займут хорошие места. Она прислушалась, не доносится ли шум сверху, но семейство Щаденко еще не проснулось. Медленно натянула на себя одежду и, хотя все еще дрожала, немного согрелась. Дело не только в холоде: нервное напряжение и неясные страхи не отпускали ни на минуту. Именно на такой случай она припрятала теплую одежду и белье для Коли. Перед сном сложила все на стуле возле кровати мальчика. Им предстоит провести в поезде одну или даже две ночи, а в вагоне может оказаться очень холодно. Она не стала одевать туфли, чтобы не разбудить сына. Пусть отсыпается. Он наверняка утомился после вчерашней беготни.
Она вытащила свечу, которую припасла на Новый год. Разожгла огонь в печке, потратив последние запасы щепы. При таком освещении она уже не выглядела старой, несмотря на седые волосы и скованность в движениях, — на вид ей было не больше пятидесяти. Древней она казалась только Коле, а еще, почти все время, самой себе. Когда печка хорошенько разогрелась, надела туфли, накинула пальто, тихонько отодвинула засов, и ощупью нашла путь в темноте двора. Открыла дверь нужника. Неловко присела над дырой, стараясь не вдыхать зловонный воздух. За спиной послышался тихий шорох. Длинная серая тень мелькнула под ногами и растворилась в мраке двора, — она научилась не закрывать дверь, чтобы крысы могли выскочить. Подрагивая от отвращения, все еще чувствуя прикосновение юркого тельца к лодыжке, она оторвала кусок от газеты «Украинское слово». Быстро привела себя в порядок, встала, опустила одежду. Как только снова оказалась во дворе, вдохнула полной грудью. Здесь, в Подоле, всюду проникала вонь от гниющего мусора, смешанная с запахом прогорклого жира. Но она уже привыкла, а по сравнению с ароматом здешнего туалета, воздух снаружи казался свежим и чистым. Постояла немного, потом вернулась в дом.
Стараясь не шуметь, она сняла пальто, расстегнулась, налила из ведра в лохань немного воды, тщательно следя за тем, чтобы израсходовать ее как можно меньше. Вода здесь на вес золота: каждый день одному из них приходится набирать ее в Днепре. Спустив платье, она торопливо помылась. Теперь сверху доносился приглушенный топот. Хорошо, что они отправятся вместе с Любой. Она положила на сковородку остатки картофельных очисток. Горячие оладьи прибавят Коле сил перед долгой дорогой. Картошка зашипела, она с наслаждением ощутила аромат еды.
Пора будить сына. Совсем недавно она ласково шептала ему на ухо, что надо вставать, щекотала. Но теперь он стал стесняться, и, чтобы дать ему почувствовать себя хоть немного самостоятельным, она натянула посередине комнаты старую занавеску. Так что она просто подошла к его постели и громко окликнула сына. Он недовольно замычал; завтрак почти готов, сказала она. «Сегодня у нас оладьи!» — подкупала она его. Коля снова застонал и повернулся на другой бок, но она знала, что скоро мальчик спрыгнет с кровати. Он с таким нетерпением ждал, когда настанет время отправиться в путь.
Пока она занималась завтраком, он натянул штаны и фуфайку, подошел, соблазненный восхитительным ароматом еды, принюхался, сел за стол. Она объявила, что сначала надо сполоснуться, но до этого сходить в туалет, потому что воды осталось мало, так что помыться второй раз не получится. Прожив три последних года в таких ужасных условиях, они не заболели только потому, что тщательно соблюдали элементарные правила гигиены. Мальчик проворчал, что еще не хочет, но натянул пальто, ногой распахнул дверь, вышел.
За завтраком он снова расспрашивал о стране, в которую их отправят. Лиза с трудом припомнила, чему ее учили в детстве: благоухающие апельсиновые рощи, ливанские кедры… Иисус ходит по воде, «роза Шарона»… В ее памяти закон божий и география образовали причудливую смесь, последнюю она никогда не любила, и теперь чувствовала себя полной невежой. За окном начало светать, она бросила взгляд на ужасный двор, заваленный отбросами, на горы мусора вдалеке. «По сравнению со здешней жизнью, там рай. Нам будет хорошо. Вот увидишь».
Но Коля выглядел не очень радостно. Он сильно расстроен тем, что его лучшие друзья, Шурка и Бобик, не могут поехать, ведь они не евреи. Она знала и другую причину беспокойства: мальчик боялся, что потом их не сможет разыскать отец.
«Не волнуйся, он нас найдет. Они составят списки всех, кто уехал. Когда папа вернется в Киев, он получит точный адрес и сразу приедет к нам.» Лиза старалась, чтобы выражение лица и голос не выдали ее, и притронулась к шее, где висел крестик. Каждый раз она говорила себе, что еще не пришло время сказать мальчику правду: его отец не вернется. Когда они окажутся в безопасности, подальше отсюда, там, где можно начать новую жизнь, она все ему откроет.
После завтрака она использовала последние запасы воды, чтобы сполоснуть тарелки, вытерла их и положила вместе с другими вещами. Чтобы хоть как-то выжить, почти все пришлось заложить или продать, но то, что осталось, едва уместилось в стареньком чемодане. Пока на него не сел Коля, Лиза никак не могла защелкнуть замки. Для верности она обвязала его веревкой. К счастью, он был очень прочным, и в свое время обошелся ей недешево. Она потратила на него часть денег, подаренных отцом, когда ей исполнилось семнадцать. Лиза вспомнила, как уезжала из Одессы. Сегодня ее преследовало то же самое странное и неприятное ощущение, что и тридцать с лишним лет назад. Грудь казалась совершенно полой, и в то же время такой тяжелой, словно ее накачали свинцом.
Кроме чемодана, они возьмут с собой бумажный пакет. В нем бутылка воды, луковицы и пара картофелин. Коля украл их несколько дней назад, когда по всему городу грабили склады и магазины. Она едва не умерла от страха за сына, и все-таки решила оставить еду. Трудно уличить в краже горстки овощей, а возвращать их владельцу почти так же опасно, как стащить. Она доверила пакет Коле, наказав крепко держать его и не ронять.
Они оделись, постояли, неуверенно глядя друг на друга. Нельзя показывать мальчику, как ей страшно, подумала она, и весело произнесла: «Попрощайся с тараканами навсегда!». Но Коля чуть не плакал. Ведь он совсем еще ребенок, несмотря на «взрослые» повадки! Она прижала его к себе. Все будет хорошо, сказала она, я так рада, что у меня есть ты, мой помощник.
Оставив свои вещи на крохотном пятачке перед дверью, они поднялись на второй этаж посмотреть, как обстоят дела у Щаденко. Но Люба и ее дети метались по комнате, у них еще царил полный беспорядок. Три ребенка и престарелая свекровь, за которой нужен постоянный присмотр, — Люба уже сейчас, в начале утомительного дня, выглядела уставшей. Она натягивала платье на самую младшую, Надю; на полу валялась одежда. Как всегда, Павел и Ольга совсем ей не помогали, а в углу ныла старуха. К ее причитаниям прибавились вопли Нади, — она только сейчас поняла, что любимую кошку Баську с собой не возьмут. Мать утешала ее: Бася не пропадет, на заднем дворе полно объедков. Но девочка была безутешна. «Я могу помочь?» — спросила Лиза. Люба покачала головой. Вы идите, постарайтесь занять хорошие места, сказала она; они подойдут позже. Люба понятия не имела, как доставить свекровь к вокзалу, но они, как всегда, что-нибудь придумают.
Рядом с деревянным ящиком лежали сапожные инструменты. Лиза недоумевающе взглянула на подругу; та покраснела и опустила голову. Никакие слова не помогут: Люба понимает, что если мужа все- таки освободят, только чудо поможет ему разыскать семью, но обязательно возьмет с собой его вещи. К тому же, Лиза чувствовала себя виноватой: почти все, что принадлежало Виктору, пришлось продать, чтобы как-то прокормиться. Но ведь ее посылки и письма возвращались, значит, Виктора почти наверняка нет в живых, а муж Любы, насколько она знает, пока содержится в одном из лагерей. Его арестовали за то, что он однажды пожаловался клиенту на отвратительное качество кожи, с которой приходилось работать.
